Разрыв христианских церквей стоит на первом месте.
Есть у римской церкви и признанные папой грехи в современной истории, и среди них — «безмолвие перед тоталитаризмом».
Сам папа всегда боролся с коммунизмом (может быть, благодаря этому и стал первым в новейшей истории папой-неитальянцем). И это тоже мне близко, понятно в нем. Нравится и то, насколько папа разносторонний человек: философ, спортсмен, актёр, поэт и драматург, политический деятель.
Но самое интересное лично для меня: каким образом папа сумел внести в железные каноны римско-католической церкви, в её размеренную жизнь свою неуспокоенность, страсть к реформированию, свою глубокую индивидуальность? Наверное, в этом и есть его загадка.
Я с удовольствием подарил папе сборник его стихов, переведённый и изданный в России. Он поблагодарил, пожелал мне здоровья и неожиданно спросил: можно ли познакомить его со всей российской делегацией? Я сказал: конечно, можно. Честно говоря, такого случая за всю мою долгую практику не припомню: в огромном зале Ватикана стояли все, кто приехал со мной в Италию, — водители, охрана, официанты, парикмахер, советники, переводчики…
Всего около тридцати человек. С каждым папа поздоровался, каждому подарил сувенир на память — чётки, каждому заглянул в глаза.
Это был жест священника. Священника не по службе, а по призванию, по душе.
По контрасту с нашими раскованными, неформальными «встречами без галстуков» я довольно часто вспоминал один из самых ответственных для меня (как раз в отношении протокола) государственных визитов: визит в Москву Её Величества королевы Великобритании Елизаветы Второй и Его Королевского Высочества принца Филиппа, герцога Эдинбургского, в 1994 году.
Для нашей прессы, нашей политической элиты даже сами эти пышные титулы были настолько внове, был настолько непривычен и королевский церемониал, и точный до малейших деталей протокол, что на лицах видавших виды кремлёвских чиновников в те дни была написана некоторая растерянность.
И причины для этого были. Например, не все умели носить смокинги. И не все имели их в своём гардеробе. «Служебные» смокинги, из гардероба МИДа, быстро кончились. Кое-кто даже отправился в театральные реквизиторские, но там довольно быстро убедились, что театральная одежда и настоящая не имеют ничего общего.
… На самом деле встреча королевы в России вовсе не была только экзотикой. Королева Британии совершает официальный визит в страну один-единственный раз. Больше того, за долгие столетия царствования королевского дома
Нога британского монарха ещё ни разу не ступала на российскую землю. После революции это стало невозможным ещё и потому, что расстрелянная царская семья Романовых — это родственники Виндзоров. Королева не могла посетить страну, не раскаявшуюся после того кровавого расстрела. После всех ужасов сталинских лет. Но настали годы покаяния. Покаяния перед памятью всех невинно убиенных в годы революции, в годы гражданской войны и репрессий.
И вот первый и последний визит королевы в Россию стал историческим признанием того факта, что наша страна окончательно вошла в содружество цивилизованных наций.
Я понимал это. Понимал, что статус королевы в Великобритании настолько высок, что рассматривать этот визит надо прежде всего как исторический символ.
…Но ведь королева и её супруг принц Филипп — живые люди. Очень хотелось, чтобы дни, проведённые в России, стали для них по-настоящему тёплыми, праздничными.
Вместе мы смотрели в Большом театре «Жизель». Королева Елизавета была в Лондоне на этом спектакле больше сорока лет назад — во время первых мировых гастролей Большого. И в главной роли тогда танцевала легендарная Галина Уланова.
Сейчас главную роль исполняла ученица Галины Сергеевны — солистка Большого Надежда Грачева. Мне показалось, королева Елизавета видит в этом балете нечто большее, чем танец, — ведь это воспоминание о молодости, напоминание о тех образах и впечатлениях, которые иногда нас сопровождают целую жизнь.
Запомнилась и корона, в которой Елизавета была в театральной ложе, — настоящий, не потерявший своей силы, отнюдь не музейный символ британской монархии.
Вообще, помимо посещения исторических памятников и святынь России (Кремля, питерского Эрмитажа, соборов и дворцов, Пискаревского мемориала), у королевы Елизаветы была возможность увидеть нашу жизнь и совсем с другой, не церемониальной, точки зрения. Например, Её Величество пригласили на репетицию школьного драматического кружка в московскую двадцатую школу, известную своими «английскими традициями», где в это время ставили «Гамлета» на языке автора. Она пообщалась с московскими ребятами, а они увидели настоящую королеву. Повезло, по-моему, всем — и королеве, и детям.
А мне до сих пор помнится оставшийся после этого визита королевский подарок.
Это была простая коробка из полированного дерева. Я открыл её, и повеяло какой-то детской сказкой — в коробке оказалось множество выдвижных ящичков. В ящичках — пакетики с семенами. Целая коллекция семян из королевского сада. Настоящий английский подарок!
Наина, Лена и Таня долго потом изучали эти семена экзотических цветов, выращивали их в теплице, высаживали в грунт. Конечно, у нас в России далеко не все растения из королевской коллекции, привезённые когда-то из далёких южных колоний, могут расти. Некоторые, к большому сожалению, так и не прижились.
Но многие цветы растут до сих пор. Растут и радуют глаз. Королевская семья навсегда оставила память — в нашем семейном саду.
Когда-то роль церковных иерархов, коронованных особ была в политике определяющей. Сегодня это, конечно, экзотика. Или — исключение из правил.
Одно из таких ярких исключений — испанский король Хуан Карлос Первый.
Его биография — яркий парадокс политической истории XX века. Диктатор Франко, человек крайне правых взглядов, решил восстановить монархию в своей стране, чтобы навсегда утвердить традиции франкизма в Испании. Для этого он (по договорённости с отцом Хуана Карлоса, графом Барселонским) привёз наследника, тогда ещё десятилетнего мальчика, учиться в Испанию. В 1969 году Хуан Карлос был возведён Франко на престол. Но молодой король отнюдь не воспринял ненависти генерала к республиканскому, демократическому устройству общества. Напротив, Хуан Карлос стал гарантом испанских реформ. После смерти Франко в 1975 году он провёл всеобщую амнистию, реабилитировал политические партии, сменил главу правительства и, наконец, в 1981 году предотвратил военный переворот. Испания стала демократической страной. И до сих пор благодарна за это королю. Именно его твёрдая позиция служит надёжным амортизатором разнообразных политических кризисов.
Мне было очень интересно встречаться с королём и его очаровательной супругой Софией (кстати, дочерью последнего короля Греции) в 1994 году в Мадриде и в 1997 году в Москве. Это замечательная пара — красивые, абсолютно демократичные, чрезвычайно живые люди. Наина говорила с королевой Софией об искусстве, мы с королём — об охоте. Он, как и я, заядлый охотник.
Вообще этот визит в Испанию в 94-м году запомнился удивительно доброй атмосферой. Возможно, у меня это было связано ещё и с личным впечатлением: во время визита я встретился в Барселоне с хирургом, который буквально спас меня, сделав сложнейшую операцию после авиакатастрофы. Было очень приятно вновь увидеть этого улыбчивого человека… Наверное, я проникся к испанцам каким-то особым чувством именно благодаря этой «неформальной встрече» в госпитале, где мне оперировали позвоночник и уберегли от полного паралича. Это чувство сопровождало меня всю поездку. И когда король и королева представляли нам музей Прадо с его великолепной живописью, рассказывали о Гойе, Веласкесе, я видел в короле не только монарха, я видел простого симпатичного человека, который благодаря своей необычной судьбе стал душой всей Испании, любимцем всех испанцев. И немножко позавидовал королю — ведь он может дистанцироваться от ежедневной политики, от сиюминутных страстей и скандалов, которые неминуемо сопровождают публичную деятельность.
Помню, я смотрел на короля и думал: нет, не зря человечество не хочет расставаться с институтом монархии, хотя уже входит в новое, третье тысячелетие. Что-то в этом есть. По крайней мере для Испании, мучительно выбиравшейся из тоталитарной системы, король стал настоящим спасением.
…Очень интересными были наши неформальные встречи с председателем Китайской Народной Республики Цзян Цзэминем.
Китай после долгих лет «охлаждения» постепенно становится одним из наших главных стратегических партнёров в мире. Это страна с мощной развивающейся экономикой, при этом выступающая за многополярный мир, за плюралистический подход к решению сложных международных проблем. Китай — сильная держава в военно-политическом плане. Однако при этом давно прошли времена, когда коммунистический Китай был в полной изоляции от мира, существовал как потенциальная угроза азиатской безопасности. Сегодня Китай, который сохранил все своё своеобразие, сохранил оставшиеся со времён Мао традиции управления, — это уже другая страна, современная, динамичная, мобильная.
И очень важный союзник России.
Поэтому, когда в 97-м году начались «встречи без галстуков», китайская сторона предложила очередную встречу на высшем уровне в Москве превратить в неформальный диалог. Это и для нас, и для китайцев было трудно. Образ прежнего Китая, в наглухо застёгнутом полувоенном френче, витал где-то в воздухе. Мы с Цзян Цзэминем, который, кстати говоря, неплохо говорит по-русски, пытались настроить наших помощников на неформальный лад.
А вот следующая встреча, в Китае, прошла удивительно тепло. Сильно помог в этом наш посол в Китае Игорь Алексеевич Рогачев. Человек, влюблённый в Китай, который буквально живёт этой страной, знает её досконально. Быть может, это единственный посол в Пекине, которого китайцы узнают на улицах, здороваются с ним.
Так вот, Рогачев вспомнил, что Цзян Цзэминь очень любит петь русские песни, особенно две — «Есть на Волге утёс» и «Подмосковные вечера». И он действительно запел, неожиданно и душевно. Огромный торжественный зал приёмов мгновенно преобразился, стало теплее на сердце. Помню, Борис Немцов, который очень любит различные импровизации, решил тоже спеть русскую песню. Начал петь… и дал петуха. «Борис Ефимович, тренируйтесь, надо лучше готовиться к международным встречам на высшем уровне», — сказал я ему.
… А уже во время нашей последней встречи, в 99-м, Рогачев сам сел за рояль, подыграл и негромко подпел председателю Китайской Народной Республики. Я вспомнил наши первые неформальные саммиты и подумал про себя: вот теперь это действительно «встреча без галстуков»!
Пекин — огромный, весёлый, бодрый город. В нем такая кипучая жизнь, всегда столько необычных зрительных впечатлений, все настолько непривычно, что иногда можно и растеряться.
Перед самым отлётом в Москву именно это произошло с Таней. Она встала рано утром, чтобы помочь мне собраться. Накинула халат и пошла в мой номер. Вернулась к себе и обнаружила, что её чемоданчика с одеждой нет. Кинулась искать. Оказывается, Наина отправила чемоданчик в аэропорт вместе с другими вещами.
Так Таня оказалась в Пекине, за час до вылета, без всякой верхней одежды. Что делать"? Мои женщины звонили куда-то, бегали по этажу в поисках хоть какой-то подходящей Тане экипировки, а я… хохотал от души и никак не мог остановиться
«Папа, ну что ты смеёшься! Как я поеду?» — сердилась дочь.
Но в самолёте, когда Таня в каком-то чужом, не по размеру, наряде села рядом со мной в кресло… начала смеяться сама.
Я вспоминаю это и думаю, что здесь, в Китае, во время всех наших визитов мы чувствовали себя легко, свободно, увозили из Пекина только самые радостные, добрые эмоции.
Хорошо помню семейный ужин с Цзян Цзэминем и его супругой. Мы были втроём — я, Наина и Таня. Поразила традиционная китайская живопись, которая украшала столовую, — фантастически красивые по цвету, по яркости картины во всю стену. Особенно понравилась одна из них — цветущая слива. Как живая, слива протягивала ко мне свои ветви Я все смотрел на неё, не мог оторваться.
Кстати, одну из китайских картин — красные маки на белом фоне — я увёз из Китая в качестве подарка. Это до сих пор моя самая любимая картина, она висит у нас в доме.
Женщины обсуждали любимую тему: китайскую кухню. Готовят там действительно вкусно. Я же обожаю китайский чай. Цзян Цзэминь на каждой нашей встрече обязательно дарил мне традиционные кружки для заварки с плотно закрывающейся крышкой и набор длиннолистового «императорского» чая. Кроме чая, пили ещё и жёлтое китайское вино: крошечная рюмка с тягучей жидкостью ставится в горячую воду, и только после этого нужно сделать глоток.
… Я считаю, у китайцев на земле особая миссия — они живут в стране с непрерывной культурой, непрерывной историей. Много тысячелетий хранят свои традиции, свою национальную философию.
Очень остро я это почувствовал, когда Цзян Цзэминь пригласил меня в свою резиденцию и привёл в «Беседку луны» — воздушное сооружение на берегу канала. Там стояли два кресла. И ничего больше. Это специальное место для созерцания высшего природного начала.
Мы сели в кресла и стали… созерцать свою прошедшую длинную жизнь. Вспомнили прошлое, 50-е годы, когда он работал в Москве, на ЗИЛе. Проходил там студенческую практику. Вспомнили те времена, полуголодные, весёлые, когда любимым деликатесом и для китайцев, и для русских была сгущёнка. Сгущённое молоко с сахаром в синих банках, невыносимо сладкое, но казавшееся тогда почти волшебным лакомством. Как же много прошло времени. Сколько политических эпох пролетело. Сколько конфликтов пронеслось над нашим земным шариком. Сколько лидеров взошло на политическую сцену и сошло с неё. А сгущёнку до сих пор помним.
Я рассказал, как любит сладкое мой младший внук, Ванька, и Цзян Цзэминь неожиданно оживился, рассказал мне историю про своего внука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53