Изъяны социального положения объяснялись, во-первых, тем, что Лютер и Эд вина не питали интереса к тому, чем гордились Ланкомы, а также неудачным матримониальным выбором Рассела. Хотя Джойс была хорошенькая и производила приятное впечатление, она так и не приноровилась к строгим манхэттенским требованиям. Ее бедный словарный запа| и погрешности в грамматике свидетельствовали о том, что она получила образование не в закрытом частном пансионе. Цвет се волос слишком явно напоминал о краске, а платья всегда больше, чем следует, облегали eе и были чуточку ярче, чем полагается. По правде говоря, лишь благодаря Банни Ланком, жене Младшего, матери Трипа и Нины, имя Диди было внесено в список дам, которых следовало приглашать к танцу на званых вечерах. Однако тем, что ее фотография, где она была снята в тиаре из бледно-голубых алмазов, появилась на обложке декабрьского номера журнала «Таун энд Кантри», Диди была обязана своим собственным усилиям.
- Девушка с обложки, - поддразнивал Диди отец.
- Но, по крайней мере, Банни не будет больше счи тать меня одной из своих подопечных, - ответила Диди. Как и все семейство Даленов, она была сыта по горло ланкомовской уверенностью в своем драгоценном социальном превосходстве. Она знала только одно: ей хочется взлететь, и при этом как можно выше. Но каким образом обрести крылья - этого она еще не знала.
Хотя Диди было известно, что по старомодным традиционным стандартам Далены не принадлежат к сливкам общества, с самого раннего детства она знала, что благодаря Лютеру у них есть деньги, и много денег. Ей было также известно, что дедушка основал на ее имя трастовый фонд в один миллион долларов сразу же, как она родилась. Она станет их владелицей, когда ей исполнится двадцать пять лет. И Диди обожала, когда газетчики и светские хроникеры называли ее «ребенком, который стоит миллион долларов». Это давало ей возможность чувствовать себя существом, не похожим на других.
Деньги и их власть, их льстивая золотая аура невидимо окутывала все ее детство, и уже в ранней юности ей внушили очень и очень ясное сознание того, как могущественна их власть. Ей говорили вслух и молчаливо подразумевали, что именно деньги делают Даленов не похожими на других людей. Деньги, уверовала Диди, могут обеспечить власть, внимание и уважение. Деньги гарантируют надежность, статус в обществе и престиж, и все самые величайшие надежды Диди и самые величайшие ее опасения, как и у всего семейства, были связаны с деньгами, с большим даленовским капиталом. В сокровенных глубинах души Диди полагала, что деньги обладают волшебной силой.
Она чувствовала, почти бессознательно, почти безотчетно, что, если у нее будет еще больше денег, чем сейчас, она перестанет быть источником тайного разочарования для семьи, которое она доставила своим рождением. У нее возникла мысль, также не вполне ею осознанная, что если у нее будет достаточно денег, то к ней уже не будут относиться как неравноценной замене брата, который умер еще до ее рождения. Если у нее будут деньги, огромная масса денег, то даже Лютер станет гордиться ею, наверное, больше, нежели чем-нибудь еще. Диди жаждала завоевать уважение и восторг человека, которому ее семья была обязана всем. Ей хотелось почувствовать, что, хотя она родилась девочкой, она тоже человек.
С тех пор как она себя помнила, Диди говорили, что однажды, правда, еще очень, очень нескоро, она станет наследницей всего состояния Даленов. Она унаследует дома и антикварные ценности, картины и столовое серебро, хрусталь и фарфор, и все это сразу. И деньги Даленов тоже станут, разумеется, принадлежать ей, но только капитал будет под специальным наблюдением фирмы.
Девочки не могут непосредственно вступить во владение наследственным капиталом. И необходимо, чтобы кто-нибудь, более умный, обладающий большим чувством ответственности, одним словом, кто-нибудь из мужчин, позаботился об их деньгах и выгодно бы их инвестировал, чтобы капитал постоянно увеличивался. Желание самой распоряжаться собственными деньгами было настолько еретическим, что мысль о подобной альтернативе никогда не возникала. Диди давали ясно понять, что она должна выйти замуж за такого человека, который был бы достоин распоряжаться капиталом Даленов. Одновременно ее постоянно предупреждали об опасности, которую представляют разные авантюристы и охотники за приданым.
- Надо быть чрезвычайно осторожной, - все говорили ей, приводя в пример таких наследниц, как Барбара Хаттон, которую разорили несколько ее поочередных приятелей, и Гэмбл Бенедикт, которая сбежала с шофером. - Ты должна выйти замуж за человека равного с тобой положения, кого-нибудь, кто примет близко к сердцу твои интересы и сможет позаботиться о сохранности твоего капитала.
И все соглашались, что таким человеком был Трип. Трип, как тысячу раз указывали ей Далены, был так же богат, как она, и Диди не придется опасаться, что он любит ее деньги, а не ее саму. А кроме того, твердила ей мать, Трип относится к сливкам общества, Ланкомы в десятке первейших семейств, и Диди, выйдя за него замуж, сможет наслаждаться всеми удовольствиями светской жизни, чего так жаждала, но так и не получила Джойс. Выйдя замуж за Рассела, молодая и неопытная, она полагала, что даленовские деньги гарантируют и высокое социальное положение. Трип - само совершенство, твердила мать. А также - отец и дедушка с бабушкой, говорившие, что дети Диди и Трипа когда-нибудь унаследуют все состояние фирмы «Ланком и Дален» и, таким образом, оно останется в распоряжении семьи.
Насколько Диди могла припомнить, все были согласны, что Трип - само совершенство.
Полное имя его было Хэмилтон Ланком Третий, но все его звали Трип, что было сокращением от «Трипл» и что, в свою очередь, проистекало от слова «Третий». И прозвище подходило к нему очень точно. Трип Ланком был богат и красив - высокий, хорошо сложенный, голубоглазый блондин. Его костюмы никогда не казались новыми с иголочки, а машины слишком старомодными. Единственно, что было в нем несовершенно и не подчинялось строгим правилам того, чему следует быть, так это похожее на звезду малиновое родимое пятно на лбу, которое он прикрывал густой прядью светлых волос и которого ужасно стыдился. Соответствующим воспитанием у Трипа, как у многих других молодых людей его социального положения, с самого раннего детства вытравляли бунтарский дух и индивидуальность. Когда он родился, отец внес его имя в регистрационную книгу собора святого Павла. Крестили Трипа в той самой полотняной вышитой сорочке, в которой когда-то крестили его отца и деда. С тех самых лет, когда он носил еще элегантные итонские костюмчики и опрятные гольфы, и потом, когда посещал танцкласс и, уже юношей, танцевал на баллах, Трипа учили гордиться своим общественным положением.
Место, которое он занимает в обществе, твердили ему неустанно, - на самом верху общественной иерархии. А также на самом верху фирмы «Ланком и Дален». Сознавая привилегии, дарованные ему при рождении, Трип блестяще соответствовал той роли, которую уготовила ему жизнь. У него было правильное произношение, правильные манеры и правильные друзья. Он был членом только тех клубов, занимался только теми видами спорта, читал только те газеты, которые соответствовали его положению в обществе. Он голосовал за республиканцев, был прихожанином епископальной церкви, никогда не превышал дозволенной скорости и почитал старших. Однако, несмотря на патрицианские манеры и выдающуюся родословную, Трип гораздо более походил на Слэша, чем можно было предположить.
И Слэш, и Трип - оба, но по разным причинам - чувствовали, что правила существуют не для них. Слэш - потому, что ему нечего было терять. Трип - потому, что считал себя выше правил. Несмотря на безупречные манеры и отточенный многими поколениями стиль поведения, Трип считал себя человеком, который должен получить все, что хочет. А он хотел стать еще богаче и влиятельнее, и не только потому, что волей случая родился у кормила общества, но благодаря своей проницательности, ловкости и напористости. Его неуемная энергия и честолюбие, прикрытые такими приятными на вид манерами, проявлялись в редких вспышках злобы и его всегдашней страсти к грубым играм и кровавым видам спорта.
- Самый момент убийства, тот момент, когда пуля поражает цель и птица падает на землю, - рассказывал он Диди, когда вернулся после ежегодной охоты на куропаток из семейного поместья в Северной Каролине, и глаза его при этом блестели от возбуждения, - это самый захватывающий момент в жизни.
- До тех пор, пока это птицы, а не люди, - ответила, вздрогнув, Диди. Она была не способна попять, как это вообще возможно испытывать приятное возбуждение убивая. Даже если это убийство было чрезвычайно элегантно, совершалось из модных короткоствольных ружей марки «парди» и происходило в роскошном уединении собственного поместья величиной в три тысячи акров.
Трип, как внушил ему отец, родился не только богатым, но и очень счастливым. Совершенно так же, как Далены доказывали Диди все преимущества брачного союза Ланком - Дален, Младший Ланком живописал эти преимущества Трипу.
- Ужасно говорить такие вещи, но тебе чертовски повезло, что маленький Лютер умер, - в тысячный раз повторял Младший Ланком сыну. - Однажды Диди унаследует всю даленовскую половину фирмы. Если ты на ней женишься, вся фирма будет твоей, - подчеркивал Младший, опасаясь, что Трип этого недопонимает.
- Нина удовольствуется тем, что ты ей уделишь, - прибавлял Младший, полагая, что Нина, разумеется, будет сговорчива в финансовых делах. - И партнер никогда не будет ставить тебе палки в колеса, как всю жизнь мне ставят Лютер и Рассел. - Необходимость иметь дело с Лютером, который был достаточно стар, чтобы годиться ему в отцы, и считал, что все, касающееся дел на Уолл-стрите, он знает досконально, всегда держала Младшего в напряжении. Рассел, который полжизни проводил в неосуществимых мечтах, тоже был нелегким бременем и все усложняющейся проблемой. Но если Трип женится на Диди, то ему никто не будет мешать и он сможет управлять делами фирмы, как ему заблагорассудится, без всяких посторонних одергиваний и назиданий. Младший никогда себе в том не признавался, но он завидовал блестящему будущему, которое ожидало сына.
- Настанет день, - твердил он ему, - и фирма «Ланком и Дален» будет твоей. Всецело твоей.
И так же как Далены считали Трипа совершенством, так и Ланкомы решили, что Диди просто идеальное существо, хотя ей и свойственно чересчур привлекать к себе внимание. Младший и Банни относились к Диди почти как к своей, а Нина была ее ближайшей подругой со школы. Трип и Диди знали друг друга с детства, и все, и они в том числе, считали, что когда они вырастут, то обязательно поженятся.
Трип учил Диди ездить на велосипеде, когда ей было восемь, поцеловал ее в десять и подарил, в знак их дружбы, золотое колечко с жемчугом, когда ей исполнилось пятнадцать. Они встречались все время учебы в колледже, и хотя Диди не считала себя безнравственной, она спала с Трипом, романтически полагая, что в их случае секс - проявление любви и предназначенности друг другу.
Когда Диди исполнилось восемнадцать, через две недели после приема в Локаст Вэлли по случаю ее совершеннолетия, Трип подарил ей обручальное кольцо с бриллиантом в три карата, когда-то принадлежавшее его бабушке. Люди, подобные Ланкомам, бриллиантов не покупали. Они у них были.
- Теперь наш союз скреплен официально, - сказал Трип, надевая кольцо на палец Диди с чувством облегчения и торжества. Диди не только была богата и pacполагала нужными связями, она еще была и очень популярна в обществе, и помолвка с ней льстила самолюбию Трипа, она означала очень желанную победу. Трип говорил себе, что любил Диди, но рассматривал ее и как ценное приобретение. Она будет превосходной женой для могущественного и влиятельного человека, а он был уверен, что однажды станет таким. - Мы поженимся, и ты будешь моей супругой.
- Миссис Хэмилтон Ланком Третья, - вздохнула Диди в радостном волнении. - Миссис Хэмилтон, супруга Ланкома Третьего! - она была уверена, что это произведет впечатление даже на Лютера.
- Я люблю тебя и всегда любил. Мы рождены друг для друга, - сказал Трип и поцеловал ее крепко и торжественно, тем самым давая понять, что не только любит, но и уважает ее.
Самое большое счастье для Трипа было в сознании, что он делает то, что от него ждут другие и он сам. Его ценности были традиционны и консервативны, и он ими чрезвычайно гордился.
Как все обрученные девушки, Диди грезила об идеальном союзе и неомраченном счастье. Она видела себя в мечтах прекрасной невестой, безупречной женой, отличной хозяйкой и прежде всего любящей матерью целого выводка детей.
Диди обожала детей и хотела, чтобы у нее их было много. Уж обязательно больше двух, может быть, даже четверо. Будут мальчики и девочки. У братьев будут сестры. У сестер - братья. Никому из ее детей не придется нести бремя единственности.
Она не позволит, чтобы ее дети росли в доме, где стоит тишина, в окружении строгих гувернанток и отчужденных, явно несчастных взрослых. Ее мальчики не будут страдать под бременем непосильной тяжкой ответственности, которую всю жизнь нес ее отец из-за того, что был единственным наследником мужского пола семейной фирмы, которая существует несколько поколений. И ни одной из ее девочек не надо будет, как это обязательно для нее, Диди, вступать в единственно возможный, хотя и потрясающе замечательный союз. У ее детей все будет иначе. Ее дети будут свободно следовать своим талантам и склонностям. Ее детям не надо будет подчинять свою жизнь интересам компании, которая управляет жизнью семьи вот уже три поколения. Ее детям не придется страдать от несчастливого брака родителей и их натянутых отношений. Ее дети будут счастливы, хотя, и это совершенно понятно, по крайней мере, один из ее сыновей продолжит семейную традицию и станет главой фирмы «Ланком и Дален».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53