- Могу догадаться, что ты чувствовала. Слэш ведь просто замечательный. Если бы я была не я, а какая-нибудь другая женщина, я бы тоже ревновала.
Ее жизнь была просто идеальна. И Диди старалась не вспоминать о том единственном обстоятельстве, что приносило разочарование. Каждый месяц, регулярно, как по часам, приходили месячные, возвещавшие, что она не беременна.
Еще нет, упорно твердила себе Диди, но это скоро будет.
Слэш и Диди хотели стать самыми известными людьми шестидесятых годов, и их вечера были характерны для шестидесятых. Эти званые приемы, которые они давали в своем доме на Семьдесят пятой улице, были восхитительной комбинацией экстравагантности Слэша и его нежелания считаться с общепринятыми правилами и таланта Диди налаживать и поддерживать общественные связи. Диди, которая выросла, инстинктивно управляя родными, находящимися в состоянии перманентной войны, гениально использовала свое обаяние и заставляла людей поворачиваться к ней самой лучшей своей стороной.
Диди и Слэш искусно умели сочетать старые деньги с молодой энергией, юнцов-бунтовщиков со вдовами, блистающими бриллиантами, модных радикалов с «Дочерьми Американской революции» в благородных голубоватых сединах, поп-артистов с артистами-традиционалистами и привыкших повелевать автомобильных магнатов, курящих дорогие сигары, с рок-звездами, которые баловались Травкой и таблетками, носили косые челки и звенели металлическими украшениями. Еда была прекрасная, вина лучших марок, атмосфера зажигательная, сплетни захватывающими, и, разумеется, маленькие деловые советы, которые давал Слэш, всегда оказывались верными. Все замечательно проводили время, и о вечеринках Диди много рассказывали в городе. И неизбежно многие из тех, кого принимали Диди и Слэш, становились его клиентами.
- Это мои клиенты. А не фирмы «Ланком и Дален», - говорил Слэш Диди, гордясь результатами их совместных усилий. Она могла представить его нужным людям, а он умел делать так, что их вклады росли с быстротой, о которой они прежде и не мечтали. И вместе Слэш и Диди казались непобедимыми.
Руководимый точным инстинктивным чутьем, Слэш начал быстро создавать круг собственной клиентуры. Однако его клиенты были не богатые вдовы или поверенные больших семейных состояний, на которых традиционно специализировалась фирма «Ланком и Дален». Нет, Слэш имел дело с новыми деньгами, заработанными, а не унаследованными, деньгами, у которых не было прошлого, не было истории, а - иногда и чести.
Деньги, заработанные на Седьмой авеню, на шоу-бизнесе и морских перевозках, работали и зарабатывали еще большие деньги под опекой Слэша, который покупал и продавал, нарушая все установленные правила. Клиенты, приходившие к нему в офис, носили не костюмы-тройки и галстуки из чистого шелка, но джинсы, старомодные очки, хлопчатобумажные пиджаки а-ля Неру и водолазки. И среди них были не только мужчины, но попадались и юбки-мини, и даже такие, кто знал разницу между акцией обычной и акцией привилегированной.
Инвестиционная стратегия Слэша была столь же раскованна и необычна, как его клиенты. Через год его вкладчики получили сто пятьдесят процентов прибыли.
Слэш смело оперировал с небольшим количеством акций, настойчиво и упорно пришпоривал индекс. Доу, заставляя его лезть все выше и выше.
1965-й был просто мечтой биржевиков, игравших на повышение. В начале 1966 года биржевой курс достиг потрясающей отметки в 1000 пунктов. Стоимость первоначально вложенных акций Партнерского Портфеля возросла в пять раз, а собственный вклад Слэша, с которым он манипулировал еще напористей и смелей, увеличился даже больше. И когда слали поговаривать о рынке, не знающем никаких ограничений, и его застрельщиках, все приводили как пример Слэша, одного из самых молодых менеджеров на биржевом рынке.
- А ты никогда не ошибаешься? - спросила Диди. Люди вокруг начинали твердить, что ее муж гений, что он всегда действует без осечки, что его рыночное чутье безупречно. Они говорили об инстинкте Слэша на золото, о его прикосновении Мидаса. Окружающие твердили Диди, что он просто волшебник. - Ты никогда не проигрываешь?
- Это уж ты слишком, - ответил Слэш, - ведь мне платят именно за то, что я не ошибаюсь.
Он все больше и больше верил в свои деловые способности. Что же касается взаимоотношений с Диди, то Слэш еще не вполне убедился, что действительно завладел ею и заслужил право быть ее мужем, что она его действительно любит. Но он хранил свои сомнения в тайне от нее. Он даже самому себе в этом не признавался.
В конце 1965-го у Диди снова был выкидыш, но весной 1966-го, как предсказал Майрон Клигман, она опять была беременна. С самого начала Диди чувствовала, что с ней что-то неладно. Однако Слэш и доктор Клигман твердили, что у нее развилась ложная сверхчувствительность как следствие двух предыдущих неудач.
- Нет никаких оснований полагать, что беременность не нормальна, - говорил врач. Его осмотр не выявил ничего необычного, а когда все еще чего-то опасавшаяся Диди попросила сделать рентгеновский снимок, он отсоветовал, сказав, что не хочет подвергать зародыш риску облучения, тем более что не находит никаких признаков осложненной беременности.
- Все будет прекрасно, - говорил и Слэш, как всегда замечая, что во время беременности Диди становится чрезвычайно хороша. Ее кожа была особенно мягкой и бархатистой, несколько увеличившиеся соски - особенно чувствительны. Их сексуальная жизнь, всегда удовлетворявшая обоих, стала приносить еще более глубокое, тонкое и острое наслаждение.
И все же с того самого момента, как у нее прекратились месячные, у Диди было ощущение угрожавшей опасности. Она чувствовала, что с ней не все в порядке, хотя и не могла описать, что именно чувствует. Однажды утром в субботу, на одиннадцатой неделе беременности, когда они собирались на ленч в Локаст Вэлли, Диди почувствовала, как что-то словно взорвалось в низу живота. Она уронила большую дорожную сумку из парусины и закричала.
- Звони Клигману, - вот все, что она смогла сказать. Затем согнулась почти вдвое от невыносимой боли, и пот обильно заструился по ее лицу. Слэш побежал звонить.
Потом поднял ее, отнес вниз, выскочил из дома, оттолкнул с дороги соседей и завладел ожидающим их такси. Он примчал Диди к Майрону Клигману в клинику «Маунт Синай». Операция продолжалась три часа, и когда, наконец, Клигман вышел из операционной, он был бледен и руки у него дрожали.
- Все в порядке, - сказал он, - она поправится.
У Диди была внематочная беременность, сказал он, очевидно, следствие перенесенного в студенческие годы воспаления яичников.
Труба лопнула, но, по счастью, была еще ранняя стадия беременности. В противном случае, сказал Клигман, дело могло принять серьезный оборот.
- Вы хотите сказать, что она могла умереть? - спросил Слэш, и его всегда бледное лицо стало пепельно-серым.
Клигман кивнул.
В тот же день Слэш купил Диди брошь в форме гардении с огромным бриллиантом.
- Я тебя люблю, - сказал он, подавая ее Диди, и прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он заплакал.
- Не умирай, - сказал он, ухватив ее за руку. - Не оставляй меня одного!
Он решил, что, если она умрет и покинет его навсегда, он умрет тоже. Он не сможет стать сиротой во второй раз, он просто не вынесет вторичного сиротства и брошью хотел задобрить судьбу. Если у Диди будет эта брошь, она станет ее носить, а если станет носить, то уже не умрет и не покинет его, ведь правда?
У него не было власти над смертью. Он не мог манипулировать ею как биржевым курсом. Смерть была тем, чего он боялся больше всего.
III. ПЕРВЫЙ МИЛЛИОН
Первые страницы газет заполнялись сообщениями о ястребах войны и голубях мира, черном движении и белом сопротивлении, наркотиках и движениях протеста. Однако новости на полосе, отведенной финансовым делам, тоже имели отношение к революциям, бунтам и всяческой неразберихе. Сторонники конгломерации, такие, как Джеймс Линг, Хэролд Геннен, Месьюлам Риклис и Чарлз Бладхорн, пытались вдохнуть новую жизнь в корпоративную Америку. Цепы и заработки росли с небывалой быстротой, и не знающие удержу делатели денег так же бесновались на гоночном треке сверхприбылей, как танцоры в дискотеках.
Несмотря на то что биржевой курс к концу 1966 года пошел вниз и упал до отметки 790, холдинги Слэша - «Линг-Темко-Ваут», «Литтон» и «Текстрон» были на плаву, и клиенты оставались довольны дивидендами. Дела Партнерского Портфеля тоже обстояли блестяще. В тот год в возрасте двадцати шести лет и за четыре года до поставленного самим себе срока Слэш стал владельцем полутора миллионов долларов.
- Миллион с половиной! - восклицал Пит Они. Пит знал, что дела у Слэша шли хорошо. Но не представлял, насколько хорошо. - Ну и каково это, чувствовать себя богачом?
- Не знаю. Я ведь не богат, - сказал Слэш изумленному Питу. Благодаря женитьбе и возрастающему влиянию в фирме «Ланком и Дален» Слэш теперь вращался в кругах, где миллион долларов хотя и не вызывал презрительные усмешки, но не был, однако, и такой суммой, которой стоило похваляться. И когда Слэш вспоминал, как он разглагольствовал в обществе Диди о том, что сделает свой первый миллион еще до тридцати, он морщился от чувства неловкости. Фирма «Ланком и Дален» и ее клиенты пожинали щедрые плоды проницательной биржевой политики Слэша. Блестящие операции с Партнерским Вкладом начали менять мнение старших партнеров о Слэше в его пользу. Даже несмотря на то, что Диди не вышла за Трипа, все складывалось очень хорошо, Лютер о большем и не мечтал. Рассел никогда не казался таким веселым, как сейчас: Лютер во всеуслышание похвалил его за то, что он привлек Слэша в фирму. Всю жизнь жаждавший одобрения, Рассел просто расцвел от этой похвалы. Он стал увереннее в себе, более общительным, и даже Джойс заметила эту перемену. И совершенно справедливо отнесла ее на счет Слэша.
- Я ошибалась относительно тебя, - призналась она Слэшу, - я думала, что ты развалишь семью. А ты, наоборот, крепче нас связал.
Итак, соблазнитель Слэш добился признания. Однако он не питал никаких иллюзий о причинах.
- Если покупаешь акцию за сорок долларов и продаешь за пятьдесят, уже не имеет значения, как у тебя подстрижены виски и какой ширины твои галстуки, а также то, что ты получил начальное образование в приюте святого Игнатия, - говорил Слэш Питу. - Всех интересует, сколько им накапало.
- Даже Ланкомов?
- Ланкомов особенно!
Слэшу было присуще неприятное, но выгодное для них обыкновение никогда не ошибаться, он опять оказался прав в своих маневрах. И оба Ланкома, Трип и его отец, были вынуждены хотя бы сделать вид, что изменили о нем свое мнение.
- Это необъезженный конь, - сказал Младший, переиначив более раннее свое выражение, - но это наш необъезженный конь.
- Он придает фирме заманчивость, - согласился Трип в разговоре со своими сотрудниками, зная, что они восхищаются тем, как он великодушно простил былого соперника. - И он нас обогащает.
Для Ланкомов лояльность значила немало, а Слэш был по отношению к ним лоялен. Имела значение и привлекательность фирмы для клиентов, а Слэш ее обеспечивал. Немало значило умение делать деньги, а Слэш это умел. Фирма «Ланком и Дален» была небольшой, но всегда выдающейся. Теперь, благодаря Слэшу, она была и небольшой, и выдающейся, и очень доходной.
И Трип отложил на время свое намерение уничтожить Слэша. Зачем уничтожать того, кто тебя обогащает, спрашивал себя Трип. Да, Слэш не был Даленом, поэтому Трип не видел в нем никакой угрозы себе. Уверенный, что так или иначе, но фирма все равно станет однажды его собственностью, Трип продолжал ежедневно сотрудничать со Слэшем, хвалить его на людях, а про себя решил использовать его и далее, как уже использовал со дня женитьбы Слэша на Диди. Когда Слэш перестанет приносить выгоду, говорил себе Трип, будет достаточно времени и возможностей, чтобы отделаться от него. Если, конечно, он прежде не погубит себя сам. И Трип недоумевал, сколько же Слэшу будет так неудержимо везти. И как долго он сможет вести дела совершенно без осечки.
Лютер Дален не был религиозным человеком и не верил ни во что, кроме платежных ведомостей. Видя, как Слэш вел дела своих клиентов, и находясь под впечатлением от прибылей Партнерского Вклада, Лютер тоже стал постепенно менять свое мнение о муже Диди. Тот факт, что Слэш содержал Диди и запретил ей даже касаться собственного капитала, тоже сыграл большую роль в этой перемене настроений. И Эдвина не удивилась, когда весной 1967 года Лютер сказал, что, в конце концов, Слэш Стайнер вовсе не так плох.
- И, может быть, Диди было известно о нем что-то такое, чего все остальные не заметили.
Лютер Дален выглядел на двадцать лет моложе своих семидесяти шести лет. Его прямая осанка, зоркие голубые глаза, щеточка усов, как у военного, густые волнистые белые волосы, энергичная походка и быстрые движения - все словно говорило о том, что он знает секрет, как замедлить ход времени. С 1926 года Лютер Дален каждое утро входил в свой отделанный деревянными панелями угловой кабинет в здании фирмы. Так было и в тот день, когда он спросил Слэша, не желает ли он вместе с ним в его машине поехать на работу.
- Я выезжаю в шесть тридцать, - предупредил Лютер Слэша, принявшего приглашение.
- Так поздно? - удивился Слэш.
Свои первые большие деньги Лютер сделал в большой игре на повышение в двадцатые и почти все потерял в Крахе двадцать девятого года. И этого урока он уже никогда не забывал. В тридцатые Лютер был биржевым вороном, который покупал акции и недвижимое имущество по искусственно заниженным ценам. Ко времени второй мировой войны и нового подъема экономики Лютер снова обладал значительным состоянием. А уж в пятидесятые - любил говорить он - самый последний дурак может делать деньги, а Лютер был не дурак.
Но вследствие больших финансовых потерь во времена биржевого Краха Лютер стал чрезвычайно осторожен. Он предпочитал акции старых «аристократических» компаний, хотя к середине шестидесятых эти компании уже почти сошли на нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53