- Я люблю тебя, - повторял он ей.
- Купи себе что-нибудь красивое, - приказывал он, уходя на работу, - я положил тебе в кошелек деньги.
- Встречай меня у офиса, - предлагал он, - мы поедем в Чайнатаун обедать - ты и я, вдвоем.
- Хотелось бы мне поцеловать тебя в ушко, - шептал он в трубку.
- Ты по мне скучаешь? - спрашивал он и, прежде чем она успевала ответить, говорил, как он ужасно по ней соскучился.
- Надень свои кружевные штанишки, - говорил он ей и расписывал, чем они займутся, когда он придет домой.
Он осыпал ее подарками, у него всегда был для нее какой-нибудь сюрприз. То букетик маргариток, то поздравительная телеграмма со словами «Я люблю тебя». Он принес ей лимонно-желтый дождевик, купленный на распродаже, талон па первую стрижку «сэссун». А то вдруг приобрел дюжину палочек губной помады всех оттенков от пастельно-розового до лилово-пунцового, как фуксия. Достал билеты на концерт Битлов, что, как все говорили, было очень сложно сделать, или принес купальник от Руди Гернрайха, первый «топлесс», который она надевала только в спальне, а то еще притаскивал дюжину бестселлеров от «Шпиона, пришедшего с холода» до «Каково быть еврейской мамой». Он выписал кредитную карточку на ее имя и никогда не проверял счета. А когда она выговаривала ему за экстравагантное поведение, он неизменно отвечал:
- Тебе надо привыкать к тому, что ты можешь получить все, что хочется, - так он обычно говорил, поощряя каждый ее каприз, каждое желание и только запрещая истратить хоть цент из ее собственных денег. - И это только начало, - говорил он.
Приближалось Рождество, и впервые за всю свою жизнь Слэш тоже ожидал каникул. В браке для них обоих все еще не кончился медовый месяц, однако он понимал, будучи человеком очень реалистического склада, что с фирмой «Ланком и Дален» такого медового месяца не получится. Все же отношение к нему со стороны партнеров постепенно менялось. И хотя на бирже он по-прежнему действовал своим собственным методом и произношение его также оставляло желать лучшего, его начинали, хоть и не очень охотно, уважать из-за его блестящего манипулирования с Партнерским Портфелем.
Разумеется, они ни в коем случае не прониклись к нему любовью, говорил Слэш Диди в ноябре, в тот самый день, когда самый старший из неглавных партнеров Эндрю Мэкон пригласил его впервые на ленч, но, пожалуй, с уверенностью можно сказать, что лед тронулся.
- Ты хочешь сказать, что сработало твое второе правило завоевания сердец? - спросила Диди.
- В данном случае это правило должно стать главным, - ответил Слэш со своей умопомрачительной улыбкой, и Диди поняла, что, как бы ни хотел Слэш быть принятым партнерами в их круг, он все же отчасти этих людей презирает.
Как пели в одной из своих песен «Роллинг Стоунз», «время, время было с ним». Слэш, следуя за повышающимся курсом Доу, на продаже акций по повышенной цене к концу 1964 года увеличил Партнерский Вклад на невероятную цифру - шестьдесят три процента. Своими Собственными деньгами он распоряжался еще смелее и рискованнее и заработал еще больше, поэтому он смог пообещать Диди все, что она хочет, и знал, что сумеет сдержать обещание.
- Но я хочу только тебя, - честно ответила Диди, - и полный дом детей.
Однако деньги еще никому не мешали, и понемногу, даже не сознавая этого, Диди стала привязываться к деньгам, как пьяница к вину, и человек, который их зарабатывал, тоже действовал на нее будто наркотик.
Точно так же, как Слэш самым усердным образом трудился, чтобы разбогатеть, Диди тратила все свое время, измышляя все новые способы ублажения молодого мужа. Она забросила пластинки Кола Портера и переключилась на рок-н-ролл, поменяла ночные клубы на дискотеки, сменила сдержанные, с благородными трапециевидными линиями платья на полупрозрачные одеяния секс-бомбочки. Она носила юбки мини с пальто макси, пелерины от Динела и брючные костюмы, пышные цыганские юбки и яркие цвета, которые так соответствовали кислому привкусу таблеток ЛСД. Она стала самоутверждаться в постели, наслаждаясь проснувшейся чувственностью. Она изучила и опробовала все позы любви из «Камасутры», познала оральный секс и иногда храбро отправлялась на званые обеды, не надев трусиков, потому что Слэшу нравилось, когда она вот так пышно разодета, а под юбкой ничего нет.
Быстро промчались первые месяцы брака. Слэш подсчитывал прибыли, а Диди - дни. Она с нетерпением ожидала того момента, когда сможет сказать Слэшу, что беременна и что он больше в мире не сирота. Она ожидала дня, когда скажет ему, что у него теперь есть то, чего не было никогда - его собственная семья.
II. УСПЕХ СОБЛАЗНИТЕЛЯ
Первый год после свадьбы они жили в комфортабельной, но скромной квартире на Восточной Пятьдесят пятой улице рядом с Саттон Плейс. Их любимым рестораном стал «Билли», а по воскресным дням они гуляли по широкой аллее мимо здания Объединенных Наций, а затем, сворачивая все больше к югу, знакомились с приятными улицами Мёррей Хилла, застроенными темнокирпичными домами. Затем они шли дальше, в Маленькую Индию, на Восточных Двадцатых, где угощались на обед каким-нибудь острым блюдом с карри. И затем отправлялись домой.
В то воскресенье, когда исполнился год со дня их свадьбы, Слэш с таинственным видом изменил обычный маршрут и направился в центр города. Они прошли по Первой авеню и повернули на Семьдесят пятую улицу.
- Он все еще нравится тебе? - спросил Слэш, останавливаясь перед элегантным каменным особняком между Лексингтон и началом Парк-авеню. Ставни дома были покрыты черным лаком, каменный фасад выкрашен в мягкий серый голубиный цвет.
Стекла окон были настолько прозрачны, что казалось, дрожат в воздухе. Черную лакированную дверь, оттененную белоснежными ящиками с красной геранью, обрамляла вьющаяся зелень плюща.
- Он само совершенство, - ответила Диди, вспоминая, какое волшебное впечатление этот дом всегда производил на нее. Ей казалось, что за гармоничным фасадом, за его ухоженной, аккуратно подстриженной живой изгородью и жизнь должна быть полной счастья и веселого смеха. Дом всегда казался Диди идеальным сочетанием безукоризненной элегантности, приветливости и комфорта. - А разве ты не помнишь, что я тебе рассказывала? Я всегда мечтала иметь такой дом. Каждый день на пути в школу я останавливалась и думала, какие богатые, блестящие люди должны жить в доме.
- И у тебя по-прежнему такое чувство?
- Конечно.
Не говоря ни слова, Слэш взял Диди за руку и повел ее к лакированной двери. Она вопросительно взглянула на него, и в тот же момент дверь, словно по волшебству, отворилась изнутри. Им молча поклонился дворецкий и ушел, оставив их вдвоем. В холле поставленные рядком, стояли большие терракотовые вазы с белыми гардениями. Слэш поднял Диди на руки и переступил порог.
- Ты купил этот дом? - спросила Диди, чуть не задохнувшись от волнения, и наконец начиная понимать, что Слэш опять приготовил ей один из своих роскошных сюрпризов. - Он твой?
- Да, я купил его, но он не мой, - сказал он, осторожно опуская ее с рук и целуя. - Он наш. И здесь мы будем воспитывать наших детей.
А проблема детей становилась болезненной. На шестом месяце после свадьбы Диди с радостью узнала, что беременна. Она пошла в книжный магазин фирмы «Даблди» и купила все пособия по уходу за ребенком. Она превратила лишнюю спальню в детскую и выкрасила стены в бледно-желтый цвет. Она отдала поправить и заново отделать свою собственную ивовую колыбель. Она отправилась к «Саксу» и купила весь комплект детского приданого. Она стала составлять списки имен для новорожденного и списки школ, где ребенок со временем будет учиться. Она купила коляску, измеритель роста и стерилизатор для молока.
- Этот ребенок уже снабжен лучше, чем целая армия захватчиков, - поддразнивал ее Слэш.
Диди посмеивалась, но не отрицала. Потом она отправилась в магазин Шварца и купила игрушечного медведя, панду и куклу «Рэггеди Энн», которая у нее самой была в детстве.
На десятой неделе беременности Диди проснулась рано утром, почувствовав легкие схватки. Она пошла в ванную, и со сна ей показалось, что у нее опять начались месячные. Ничего еще не понимая, она вгляделась и увидела, что это совсем не то. Она вскрикнула, потому что схватки усилились, вбежал Слэш и еле успел подхватить ее, потому что от сильной боли у нее все поплыло перед глазами и она почти потеряла сознание. Слэш позвонил Майрону Клигману, который велел немедленно везти Диди в его клинику на Восточной Девяносто третьей улице.
- Все хорошо, - сказал доктор Клигман после осмотра, когда она опять оделась и вернулась в его мягко освещенный комфортабельный кабинет. На стене, позади его стола висели картины Миро, Колдера и Роберта Индианы. На последней было написано слово «любовь».
Дорогое модернистское искусство украшало ультрасовременную дорогую медицинскую клинику.
- Хорошо? - переспросила она тупо. Что хорошего может быть в выкидыше? Диди была бледна, еле держалась на ногах и зажимала в правой руке кусок использованного влажного клинекса.
- Вы не хотели, чтобы он родился, - ответил врач. Майрон Клигман был высокий, тощий и сутулый человек. У него был спокойный голос, и он гордился тем, что всегда откровенен, но никогда не груб со своими пациентками. Его ист-сайдская клиника походила скорее на клуб, а пациентки, объединенные духом солидарности в трудном деле рождения детей, называли себя «девочками Майрона», Диди даже сказала Слэшу, что атмосфера всегда переполненной приемной напоминала ей о школьных временах.
- Но я хотела ребенка, - воскликнула Диди. - Это был мои ребенок! Мой ребенок! - сказала она и заплакала. Чувство потери было опустошающим. И оно не просто опустошало, оно вселяло равнодушие и безразличие. Она способна была ощущать только боль.
Майрон Клигман кротко покачал головой.
- У природы свои законы, - сказал он, выходя из-за стола и положив руку на плечо Диди. Он был спокойным человеком и умел утешать и, когда Диди вытерла слезы, продолжал: - Вы, наверное, думаете, что наступил конец света. Но это не так. Здоровье у вас прекрасное, и у вас со Слэшем еще будут дети.
Диди старалась улыбнуться, но смогла только кивнуть. Она не нашлась, что ответить, и, взяв сумку, поднялась, собираясь уходить.
- Скоро опять увидимся, - сказал заговорщически Майрон Клигман, - оглянуться не успеете, как забеременеете снова.
Диди опять попробовала улыбнуться, и на этот раз губы ее слегка дрогнули. Она отправилась домой и снова начала считать дни. Прошло еще шесть месяцев, и она начала недоумевать, сколько еще пройдет времени, прежде чем она успеет оглянуться.
Диди почти год устраивала и украшала свой новый дом. Она наняла молодого декоратора Дорсэя Миллера. Диди хотелось использовать батик, который они купили на Бали. Во-первых, потому, что питала к этой расписной ткани сентиментальную нежность. Во-вторых, она знала, что никто в городе еще не использовал батик в интерьере. И Диди решила наклеить его вместо обоев, а Дорсэю пришла в голову мысль накрахмалить его и покрыть лаком. В конечном итоге получилось нечто элегантно-уютное и в высшей степени изысканное. Фотография их внутреннего убранства была помещена в журнале «Вог», и заголовок гласил, что это прекрасный дом для прекрасных людей. И Дорсэй сказал Диди, что другие его клиенты тоже начинают отделывать комнаты батиком.
- Я тебе говорил, что мы станем лидерами и у нас появятся последователи, - сказал Слэш.
- Вот уж никогда не думала, что хоть кто-нибудь станет брать пример с меня, - ответила Диди, очень польщенная и взволнованная тем, что ей подражают.
Диди всегда чувствовала, что она никто, что принесла разочарование семье, не заменив умершего брата, который должен был сделать все то, на что она была не способна: унаследовать фамилию семьи, передать ее следующему поколению Даленов и умножить семейное достояние. Теперь, благодаря Слэшу, благодаря его деньгам и тому, как он заставлял ее тратить их, она тоже чувствовала, что стала кем-то, что она, хотя и женского пола, тоже идет в счет. Люди начинают ее замечать! Люди начинают ей подражать! Блестящие, шикарные люди, с которыми раньше она искала знакомства, теперь сами хотели познакомиться с ней. Да, это было опьяняющее ощущение.
На второй год замужества жизнь Диди уже шла по накатанной колее. Ее делом стало - быть женой преуспевающего человека. Все утра она проводила за телефонными разговорами, вникая в детали домашнего хозяйства, болтала с друзьями, узнавала новости, кто куда ездил и что делал, чей муж был на пути вверх и кто, наоборот, шел под гору. Потом она занималась приготовлением ленча и обеда и составляла планы на уик-энд: они предусматривали встречи с людьми, которые имели большой вес в обществе, но так, чтобы деловые интересы сочетались с удовольствием от знакомства, личные потребности не отменяли бы приятности общения.
В одиннадцать тридцать она начинала одеваться для ленча со школьными друзьями, с женами людей, которые многое значили для интересов дела, с женщинами, с которыми недавно познакомилась и которых хотела лучше узнать. После ленча она уходила покупать самые красивые платья и обдуманно выбирала подарки, чтобы нужные люди о ней не забывали. Она всегда с готовностью сообщала прессе, у кого шьет, и всегда лучезарно улыбалась для фотографов из журнала «Женская повседневная одежда», когда им удавалось запечатлеть ее выходящей из универмагов «Лафайет» и «Ла Гренуй». Она стала давать званые вечера, о которых писали в газетах, и Нина, которой хотелось почаще быть упоминаемой в хронике, помирилась с Диди.
- Я чувствую себя дурой, - сказала она и извинилась за свое прежнее поведение. Нина была белокурой красавицей в классическом ньюпортско-палм-бичевском стиле. Избегая взгляда Диди, она отвела в сторону васильковые глаза и призналась, что теперь поняла истинную причину своей недавней холодности. - Наверное, я тебе просто завидовала.
- Ты прощена, - сказала Диди, пожимая руку Нины. Диди была влюблена, и любовь делала ее великодушной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53