И я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Но тем не менее я считаю, что тебе необходимо получить образование. Это очень важно, Хлоя.
– Но ты же не училась в колледже.
– И очень жалею об этом.
– Но что бы ты узнала в колледже? Я имею в виду о ювелирном деле. Да ровным счетом ничего. А посмотри, каких успехов ты достигла! Ты просто гениальная женщина, талантливый бизнесмен, ты знаешь все о бриллиантах и других драгоценных камнях. Ты даже… Гидеон сказал, что ты стала легендой в ювелирном деле. И то, что ты не заканчивала университета, абсолютно ничего не значит.
– Все это так, но я многому научилась у Ральфа в первые годы нашей совместной жизни. А потом моим наставником стал Брюс. Работа с ним стоила нескольких университетов. В своем деле он эксперт, как и дядя Андре. От него я тоже многому научилась.
– А я смогу многому научиться от Гидеона в Лондоне. Вот куда мне хочется, мам. Я поеду в Лондон и буду работать с Гидеоном в магазине на Бонд-стрит.
Этот план поразил Стиви, и на несколько секунд она просто лишилась дара речи. Затем она нерешительно начала:
– Но почему бы тебе не поработать со мной в Нью-Йорке? Я не понимаю… – Стиви не закончила предложения и молча с любопытством рассматривала дочь.
Хлоя быстро сказала:
– Ну, мамочка, я бы с радостью работала с тобой в Нью-Йорке. Когда-нибудь потом. Но мне хотелось бы начать в Лондоне. Гидеон – замечательный ювелир, он сможет многому меня научить. К тому же лондонские мастерские намного больше, чем в Нью-Йорке. Я думаю, что я там всему научусь. Кроме того, там Брюс. Ну я понимаю, что он уже отошел от дел, но два раза в неделю он еще бывает в магазине, и он тоже может много мне дать, как когда-то тебе.
– Понятно.
– Мам, ты сердишься?
Стиви покачала головой.
– Я не сержусь, правда, Хлоя.
– Тогда что?
– Наверное, просто разочарована.
– Из-за того, что я не буду учиться в университете?
– Поэтому тоже. Но больше всего из-за того, что ты не хочешь работать со мной в Нью-Йорке. Конечно, мастерские в Лондоне больше, это так. Но наши тоже совсем не плохи. У нас есть Марк Сильвестер и другие прекрасные гранильщики. Ты могла бы учиться у них не хуже, чем в Лондоне.
– Но я хочу учиться у Гидеона.
– Я всегда знала, что вы очень близки.
– На самом деле, я больше дружу с Майлсом, мам, но я люблю Гидеона, и он хороший учитель. Он уже рассказал мне кое-что о ювелирном деле, когда я заходила к нему в мастерскую на каникулах.
– Он, безусловно, очень терпеливый и старательный, он во всем стремится достичь совершенства, поэтому я могу поверить, когда ты говоришь, что он хороший учитель. Мне легко представить его в этой роли. – Стиви внимательно посмотрела на дочь и спокойно спросила: – Ты уже обсуждала это с Гидеоном?
Хлоя отрицательно помотала головой.
– Да нет, мам! Ничего я не обсуждала. Я хотела сначала тебе сказать. – Девушка наклонилась к Стиви, на ее лице были написаны ожидание и надежда. – Ты согласна?
– Я не знаю. Все это так неожиданно. Мне нужно как следует это обдумать. Это очень важный шаг в твоей жизни – уехать в Лондон и жить там одной.
– Но, мамочка, я же не буду там одна. У меня два брата и невестка, и еще старый Брюс. И бабушка с дедушкой. Блер и Дерек с меня глаз не спустят.
– Если я на это соглашусь – не забывай об этом «если», – недостаточно будет просто присматривать за тобой, Хлоя. Ты будешь жить с кем-нибудь из членов семьи.
Хлое очень не понравилось это предложение, и недовольство немедленно отразилось на ее лице.
– Ты что, хочешь сказать, что я не смогу жить в нашей квартире на Итон-сквер?
– Конечно, нет. Ты не можешь жить одна.
– Но ведь там есть Глэдис.
– Глэдис приходит пару раз в неделю, чтобы сделать уборку. Нет, нет, этот вариант мы даже не будем обсуждать. Если я соглашусь на твой план.
– Я могу жить у Гидеона. Ему это понравится.
– Ерунда. Для него это было бы ужасно. Одинокий мужчина двадцати семи лет, у которого сотни подруг, если верить твоим же словам, не захочет делить квартиру даже с горячо любимой младшей сестренкой. Это совершенно не впишется в стиль его жизни.
– Тогда я буду жить у Найгела. Он ведь женат. И Тамаре я нравлюсь.
– Да, я знаю, что вы с Тамарой подруги. Но этот вариант тоже не подходит. Они еще почти молодожены, и ты будешь им мешать.
– Ну мам! У них же двое детей!
Стиви удержала улыбку, вызванную детской логикой дочери, и сказала:
– Но все-таки такой молодой семейной паре, как Найгел и Тамара, ни к чему ответственность за тебя. Они и так очень загружены.
– Но я не хочу жить со старым Брюсом в его старом доме, если ты к этому подводишь! Там так мрачно, как в тюрьме. Ты же не заставишь меня там жить, правда, мамочка?
– Я пока еще не согласилась на этот план, Хлоя.
– Бабушка возьмет меня к себе, они с Дереком очень любят меня, ты же знаешь, – настаивала Хлоя.
– Да, они тебя просто обожают. Но ты ставишь телегу впереди лошади. Я должна все хорошенько обдумать. Мне понадобится на это время, я не собираюсь принимать такое серьезное решение второпях.
– И когда ты это решишь?
– Я не знаю.
– Но мамочка!
– Никаких «но», Хлоя, – перебила дочь Стиви. – Ты сказала мне, чего ты хочешь, и теперь я должна это обдумать. Я хочу, чтобы ты тоже задумалась над своим будущим. Только представь себе, сколько ты потеряешь, если не поступишь в университет. Подумай, что могут значить для тебя три года в Оксфорде. Я говорю не только об образовании, которое ты бы там получила, но и о твоем досуге и о людях. О друзьях, которых ты можешь там приобрести на всю жизнь. Я честно тебе признаюсь, я немного озадачена, тебе ведь всегда хотелось поступить в Оксфорд. Что же случилось?
– Я передумала, мам.
– Пообещай, что подумаешь об этом еще.
– Ну ладно, – пробормотала Хлоя, расстроенно глядя в пол.
Стиви бросила на нее быстрый взгляд и строго сказала:
– Только не становись капризной, тебе это совсем не идет.
Хлоя покраснела и закусила губу. Затем, отодвинув столик с подносом, она вскочила и пересела на диван к Стиви.
Хлоя нежно сжала руку матери и поцеловала ее в щеку.
– Не сердись на меня, мамочка!
Глядя на ее расстроенное лицо, Стиви мягко прошептала:
– Я не сержусь, Хлоя, но я хочу сделать так, как будет лучше для тебя, и пытаюсь принять правильное решение. Ты ведь уже какое-то время над этим думаешь, а я в первый раз слышу об этом плане, поэтому дай время, чтобы привыкнуть к этой мысли. И позволь поговорить с Гидеоном. И с моей мамой и Дереком.
Хлоя кивнула, ее лицо просветлело, и она воскликнула:
– Значит, ты мне не отказываешь?
– Нет, конечно, нет. – Стиви слабо улыбнулась. – Скажем так, я отвечаю: может быть.
С давних пор Стиви знала, если она не может уснуть, лучше встать и заняться чем-нибудь полезным, особенно если есть какая-нибудь серьезная проблема. Беспокоиться гораздо легче, когда двигаешься, а не лежишь в постели.
Как и Хлоя, Стиви пошла спать в одиннадцать. Она сразу заснула, легко отключившись после двух бокалов красного вина, выпитых за ужином.
Но неожиданно проснулась в три часа ночи. И сон уже не возвращался к ней. В четыре часа Стиви решительно выбралась из постели, приняла душ, надела джинсы и свитер и спустилась вниз.
После чашки кофе с тостами Стиви начала обходить дом, собирая горшки с орхидеями, украшающие все его уголки. Она снесла их в оранжерею, рядом с помещением для стирки, и принялась аккуратно и методично мыть цветы в большой раковине, тщательно промывая каждое растение.
Все знали, что Стиви любит орхидеи, поэтому она часто получала их в подарок. Ее коллекция была уже довольно большой: около тридцати цветочных горшков было расставлено по разным уголкам этого дома и еще больше – украшали квартиру в Нью-Йорке.
В основном это были орхидеи сорта Phalaenopsis с белыми или желтыми цветами и нежно-розовые гибриды. Стиви также нравились миниатюрные кудрявые орхидеи с бледно-зелеными или темно-коричневыми цветами и темно-красные «Sherry Baby» с крошечными соцветиями, пахнущими горьким шоколадом.
Но самыми любимыми были белые и желтые орхидеи, Стиви прекрасно ухаживала за ними, и они цвели месяцами. Климат в доме идеально подходил цветам: прохлада и много мягкого рассеянного света.
Стиви подняла горшок с желтыми цветами и понесла его на место, в солярий.
Отступив на шаг, она чуть склонила голову набок и полюбовалась особенно выигрывавшими на фоне белых стен прекрасными цветами, стоящими на темной крышке античного буфета. В этом углу между двух окон освещение было идеальным для капризных орхидей.
Стиви почти час хлопотала, расставляя по местам цветы, а затем налила себе еще одну чашку кофе и вернулась в солярий.
Она замерла у высокого французского окна, обхватив чашку ладонями, чтобы согреть руки, время от времени отпивая глоток кофе, и рассматривала неприветливое утреннее небо. День, судя по всему, будет серым, холодным; бледные тучи не пропустят ни одного солнечного луча. Даже ландшафт казался мрачным: деревья, потерявшие листья, газон, покрытый инеем. День Благодарения в 1996 году начинался не блестяще.
Стиви отошла от окна и села на большой мягкий диван, обитый пастельных тонов ситцем с затейливым рисунком.
Как же поступить? Что делать с Хлоей? Она не была уверена. Даже совсем не уверена. Дочь удивила и разочаровала ее, когда так внезапно заявила, что не хочет учиться в университете, хотя раньше она всегда мечтала об Оксфорде. Стиви очень хотела, чтобы Хлоя получила хорошее образование и университетский диплом. Она никак не ожидала услышать, что дочь хочет работать в «Джардин». Хлоя никогда не проявляла особого интереса к ювелирному делу, хотя магазин в Нью-Йорке не оставлял ее совсем равнодушной.
Не нужно себя обманывать, придется признать, что желание Хлои работать в Лондоне причинило ей сильную боль. Слова дочери прозвучали как пощечина.
Стиви прекрасно знала, что Хлоя может всему научиться в Нью-Йорке. Нет никакой необходимости уезжать для этого в Лондон. Хотя в Нью-Йорке всего один магазин «Джардин», зато в нем на втором этаже своя мастерская. И это замечательная мастерская. Марк Сильвестер, ее главный гранильщик, потрясающе талантлив, и Хлоя может учиться у него не менее успешно, чем у Гидеона или у Гилберта Дрексела, главного гранильщика в лондонском отделении.
«Наверное, я эгоистка. Я хотела бы, чтобы она всегда была рядом со мной, – спрашивала себя Стиви. – Что это? Властность? Или желание защитить?»
Если быть честной, то всего понемногу.
Но какая же мать не стремится к тому, чтобы ребенок оставался как можно дольше под ее защитой? И если не совсем под крылом, то хотя бы поблизости – в той же стране. А Хлоя хочет не только покинуть родное гнездо, но и улететь к далеким берегам.
Стиви тяжело вздохнула, думая о дочери. Хлое всего восемнадцать, но во многих отношениях она намного наивнее, чем ее ровесницы. Наверное, это потому, что она всегда была защищена от трудностей реальной жизни, особенно, когда они жили в Лондоне. Она была окружена семьей. Три брата, бабушка, дедушка… Она посещала закрытую частную школу для девочек. Едва ли у нее выработались какие-то представления о жестких законах взрослого мира.
Да и в течение этих восьми лет, которые они прожили в Нью-Йорке, жизнь Хлои была полностью регламентирована. Она была постоянно окружена заботой и любовью.
«Она слишком чувствительна, слишком ранима и, наконец, слишком юна, чтобы уезжать далеко от дома, далеко от меня. Я не пушу ее в Англию. Я разрешу ей уехать, только если она поступит в Оксфорд».
В этот момент решения Стиви показалось, что тяжелый груз упал с ее плеч. Она почувствовала желанное облегчение. Тупая боль в груди, не отпускавшая ее с самого пробуждения, наконец начала стихать.
4
Как бы Стиви ни была занята, она каждый день находила пару минут для своего дневника. И этим утром, ожидая приезда матери, Дерека и Майлса, Стиви открыла дневник и записала: «День Благодарения, 1996 год, Коннектикут » и глубоко погрузилась в свои мысли, глядя на белую страницу перед собой.
Она вела дневник очень давно, почти всю свою сознательную жизнь, старые тетради с записями хранились в книжном шкафу, запертые на ключ, в этом же кабинете, где она сидела сейчас за письменным столом.
Тридцать четыре года ее жизни отразились в них. С того момента, как мать подарила Стиви первый дневник, когда ей исполнилось двенадцать. Это было в 1962 году. Как давно! Так много всего случилось с ней за эти годы. Она прожила целую жизнь. По крайней мере, ей так казалось.
У ее первого детского дневника были замочек и ключик, он выдержал проверку временем: совсем недавно Стиви заглядывала в него и была удивлена тем, как мало на нем сказались прошедшие годы. Только бумага слегка пожелтела по краям, немного выцвели чернила, вот и все.
В целом ее детский дневничок так мало изменился, что это можно считать чудом, подумала Стиви. Она снова отложила ручку и откинулась в кресле. Ее мысли обратились к матери, которая также вела дневник почти всю жизнь. Они всегда были очень близки. Когда Стиви была маленькой, они были как одно целое. Ее отец, Джером Андерсон, не был подходящим мужем для Блер – ее матери. Он не был ни хорошим мужем, ни любящим отцом. И это обстоятельство еще больше сблизило мать и дочь.
Журналист, дамский угодник, душа общества, Джерри не был создан для семейной жизни, в отличие от Блер. Знаменитая супермодель, получившая международное признание, Блер Коннорс стремилась быть хорошей женой и матерью. Своим успехом она была обязана природным данным – лицо мадонны, прекрасная фигура, кошачья походка и умение свободно держаться перед камерой. В ее характере не было ни честолюбия, ни самолюбования. Даже в высшей точке своей карьеры Блер мечтала только о том, чтобы стать женой и матерью: готовить, вести дом и растить детей. Ее призванием была семья.
Дерек Райнер, английский классический актер, красавец, кинозвезда, казался совершенно неподходящим кандидатом на роль, которую Блер предназначила для него на долгие годы. «Он тебе не подходит!» – так говорили все ее друзья.
Но время доказало ее правоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34