Стиви осторожно сказала:
– Знаешь, Найгел, время – лучший врач. Тебе постепенно будет становиться легче. Я понимаю, что сейчас это для тебя пустые слова.
Он молча смотрел на Стиви.
– Я тоже не верю в слова. Но это правда. Но лучше всего мне помогла работа. Когда твой дедушка Брюс разрешил мне работать в «Джардин», вся моя жизнь изменилась. Изменилась к лучшему. Работа освободила мое сознание от всепоглощающей боли и тоски.
Не раздумывая и не взвешивая последствий, Стиви сказала от всего сердца:
– Это именно то, в чем ты нуждаешься, Найгел. Тебе нужна работа. Ты не можешь целыми днями в тоске ходить по этой квартире или вести пустые разговоры с друзьями в кафе. Я думаю, тебе нужно вернуться на работу в «Джардин». И сделать это не откладывая, завтра же.
Найгел так удивился, что некоторое время не мог поверить, что правильно расслышал слова матери. Он нахмурился, и Стиви отметила, как он похож на Арно.
Поскольку пораженный Найгел продолжал молчать, она добавила:
– Тебе нужно что-нибудь, чтобы отвлечься, Найгел. В свое время именно работа не дала мне замкнуться в своем горе. Позволила отвлечься от потери. Работа поможет тебе. Послушай меня. Возвращайся завтра в «Джардин», Найгел.
– Ты предлагаешь мне мою прежнюю работу, мама? – удивленно и одновременно недоверчиво спросил Найгел.
– Конечно, именно об этом я и говорю.
– И ты делаешь это после всего, что произошло между нами?
– Конечно, Найгел. Я уволила тебя за нарушение субординации, а не за то, что ты не справлялся со своей работой. Ты работал прекрасно, здесь двух мнений быть не может. И я всегда это говорила. Не забывай, что «Джардин» принадлежит тебе. Когда через несколько лет я оставлю работу, ты будешь руководить «Джардин» по обе стороны Атлантики. Я просто хотела бы, чтобы до того, как я уйду, ты накопил побольше опыта.
– Я совершенно растерян, честное слово, – пробормотал Найгел, глядя на Стиви. – Мало кто из людей мог бы поступить так: взять меня обратно в фирму после нашего конфликта.
– Но я не «люди», Найгел, я твоя мать. Ты мой старший сын, мой первенец, и я люблю тебя. И буду любить, что бы ни произошло между нами. Даже во время нашего конфликта я не переставала любить тебя и переживать за тебя.
– Но многие затаили бы обиду на твоем месте.
– Наверное, ты прав. Но это не в моем характере. Обида, месть – оружие слабых и недалеких. Когда-то твоя бабушка Алфреда постоянно обижалась на меня. Иногда мне кажется, что она посеяла семена недовольства и ненависти ко мне в твоей душе, когда ты был еще подростком.
Найгел задумался и закрыл глаза. Наконец он сказал:
– Знаешь, ты права, она была ужасной женщиной. Но я не понимал этого тогда. Она много говорила о тебе. И ее рассказы и обвинения действовали на меня.
– Обвинения? В чем же, интересно, она могла меня обвинять?
– Она говорила, что папа умер по твоей вине.
Стиви была поражена. Уж этого она никак не ожидала.
– Не может быть! Это очевидная ложь. Твой отец умер от перитонита. Его оперировал некомпетентный врач, которого, кстати, выбрала сама Алфреда. Он был сыном ее подруги.
– Этого я не знал.
– А в чем еще она обвиняла меня?
– Она говорила, что ты безнравственная женщина. Осуждала тебя за то, что ты забеременела.
– Ну этому я не удивляюсь. – Стиви посмотрела сыну в глаза и прямо спросила: – И она убила твою любовь ко мне?
– Нет, но она разрушила мою веру в тебя. Она заставила меня поверить, что ты хочешь отнять у меня фирму. Она всегда говорила, что ты выставишь меня из «Джардин», чтобы быть единственной хозяйкой фирмы.
– И ты поверил?
– Я был тогда еще ребенком.
– Я знаю. И очень впечатлительным ребенком. Знаешь, Найгел, я редко говорю о людях плохо, но Алфреда была очень злой женщиной.
– Господи, мама, как жаль, что мы заговорили обо всем этом только сейчас.
– Я знаю. И я хочу, чтобы ты помнил, что моя любовь к тебе никогда не исчезнет и не ослабнет. Ты же сам отец, ты любишь своих детей, ты растишь их, ты веришь в них. Разве кто-нибудь может лишить тебя этого.
– Я понимаю, мамочка…
Стиви улыбнулась. Это была ее первая счастливая улыбка за много недель.
– Что? – спросил Найгел, снова озабоченно хмурясь.
– Ты, наверное, сам не заметил, но сейчас ты назвал меня так же ласково, как в детстве.
Найгел молчал. Неожиданно он потянулся к Стиви, обнял ее и прижался к ней, как ребенок.
– Ты сможешь простить меня? – тихо спросил он.
– Я давно все простила, Найгел.
– Как я могу отблагодарить тебя, мамочка?
– Возвращайся завтра в «Джардин».
– Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Я хочу сделать что-нибудь для тебя.
– Хорошо работай. Люби своих детей и заботься о них. Люби братьев и сестру, Дерека, Блер и Брюса. Оставайся сильным, Найгел. Будь таким, каким ты можешь быть.
– Я постараюсь. Нет, я буду. Я буду.
Стиви улыбнулась сыну и погладила его по щеке.
– Любовь – это самое важное в нашей жизни. Я имею в виду не только любовь между мужчиной и женщиной. Все отношения в мире пронизаны любовью. Это самое сильное лекарство.
– Да, я знаю, что ты права. Я видел, как ты своей любовью вернула к жизни Хлою. И все ее улучшения произошли благодаря тебе.
– И больнице. И Брюсу, и Дереку, и Блер. И не забывай о Майлсе, Гидеоне, Ленор. И о себе, Найгел. Мы все как могли помогали Хлое. И все вместе поможем тебе, сын. У тебя впереди еще такая долгая жизнь. Надеюсь, и у меня тоже.
29
На следующей неделе в среду утром Стиви улетала из Хитроу в Италию. Перелет был недолгий – всего час сорок от Лондона до Милана.
После приземления в миланском аэропорту Линате Стиви перевела часы на час вперед. Через двадцать минут она уже сидела в комфортабельном лимузине, который вез ее в Милан.
Стиви откинулась на мягкие подушки сиденья, чувствуя удовлетворение и покой. Давно ей не удавалось так расслабиться, наверное, с того трагического дня, когда этот безумный Манцони ранил ее дочь и лишил жизни невестку.
Найгел вернулся в «Джардин» на следующий день после их откровенного разговора. Это событие явно пошло ему на пользу – сейчас он выглядел намного лучше. Работа всегда имела для него большое значение, и, как предсказывала Стиви, повседневные дела позволили ему не зацикливаться на мыслях о своей трагической потере. Пройдет еще много времени, прежде чем он по-настоящему придет в себя после смерти Тамары, но теперь Стиви знала, что он находится на пути к выздоровлению. Работа – прекрасное лекарство от горя, она проверила это на себе. Кроме того, у него есть дети. Они помогут Найгелу чувствовать себя необходимым, придадут смысл его жизни.
Что касается Хлои, ее силы восстанавливались с каждым днем, и доктор Лонгдон был очень доволен ее успехами. Он смотрел Хлою на прошлой неделе и сказал, что она в хорошей форме. Однако он посоветовал Стиви остаться еще на месяц в Англии. После этого, заявил он, они могут возвращаться в Штаты.
«Я счастливый человек, – думала Стиви, глядя в окно автомобиля. – Хлоя могла умереть, остаться парализованной или потерять рассудок. Но Бог совершил пасхальное чудо. Для Хлои. И для меня».
Когда Стиви вспоминала свою невестку, ее сердце наполнялось горечью, а глаза – слезами. Она будет тосковать о Тамаре всю свою жизнь, она никогда не забудет ее.
Вскоре машина уже ехала по деловому центру Милана, где находился выбранный Стиви отель. Здесь, как всегда, было полно машин, но уже скоро они остановились у отеля «Четыре времени года» на виа Джезу. Служившее когда-то монастырем здание пятнадцатого века было со вкусом и любовью отреставрировано и превращено в современный удобный отель.
Войдя в холл, Стиви отдала должное изысканности интерьера. Особенно ей понравилось обилие света.
Устроившись в номере, она первым делом позвонила в «Джардин» и поговорила с Найгелом и Гидеоном, а затем связалась с Хлоей, чтобы узнать о ее состоянии.
После того как необходимые звонки были сделаны, Стиви привела себя в порядок и сняла черный брючный костюм, в котором она путешествовала. Для сегодняшней встречи она выбрала темно-серый костюм и белую шелковую блузку. Туалет дополняли нитка жемчуга и серьги. Стиви бросила взгляд в зеркало, взяла сумочку и быстро вышла из номера.
В офис Караселли, который располагался на Виа делла Спига, Стиви решила отправиться пешком. Стоял прекрасный майский день, небо было безоблачным, солнце – ласковым, и после сумрачного Лондона ей хотелось наслаждаться весной.
Поглядывая в витрины роскошных бутиков, Стиви мысленно делала покупки для себя и для Хлои. Она присмотрела много красивых вещей, которые могут порадовать девочку.
Подойдя к внушительному особняку, принадлежащему фирме Караселли, Стиви посмотрела на часы. Почти два. Она точно рассчитала время и пришла на назначенную встречу минута в минуту.
Стиви едва успела открыть журнал мод, ожидая в приемной, как элегантная высокая секретарша подошла к ней и повела по коридору. Еще через минуту Стиви входила в кабинет синьора Караселли.
Хозяин кабинета сидел в углу за огромным письменным столом. Его лицо было обращено к двери. Он сразу же поднялся и, улыбаясь, направился навстречу гостье.
Стиви почувствовала, как быстро забилось сердце.
Куда делось ее спокойствие? Еще минуту назад она была так уверена в себе, а теперь превратилась в комок нервов. Ей казалось, что у нее дрожат руки и стучат зубы. Стиви молча сделала несколько шагов от двери и остановилась в центре комнаты.
Подойдя к ней, Караселли пожал ей руку и сказал по-английски с очаровательным акцентом:
– Стефани, как я рад видеть тебя снова. Твой звонок в понедельник был для меня приятным сюрпризом.
– Я тоже очень рада видеть тебя, – ответила Стиви, про себя удивляясь, что может говорить и голос ее не дрожит. – Мне очень повезло, что ты оказался в Милане и смог сразу же принять меня.
Не отпуская ее руки, Караселли повел Стиви к глубоким креслам у окна. Помогая ей сесть, он спросил:
– Хочешь чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, ничего не нужно.
Он снова широко улыбнулся, показав великолепные крупные зубы, которые казались ослепительно белыми на его крупном загорелом лице. Караселли сел в кресло лицом к Стиви, вытянул длинные ноги и откинулся на спинку. Он откровенно рассматривал Стиви, но это был совсем не обидный, а приятный для нее интерес. Неожиданно он воскликнул:
– О, прости меня! Я должен был спросить тебя о твоем сыне. Ведь он перенес такую трагедию! Как он?
– Сейчас уже лучше, – ответила Стиви.
– Я читал в лондонской «Таймс», что застрелили твою невестку. Ужасная трагедия.
– Да, это большая потеря для нас, – искренне сказала Стиви. – Тяжелое время для Найгела и для всех нас. Но он… Он держится. Ведь у него двое маленьких детей. У него есть зачем жить.
– Да, я понимаю. – После короткого молчания он продолжил: – Потерять того, кого любишь, да еще в таком молодом возрасте – это ужасная вещь. И все это так тяжело для тебя. Я очень сочувствую тебе, Стефани.
– Спасибо. – Стиви закусила губу, не решаясь высказать то, что было у нее на душе. А ведь она для этого прилетела в Милан! – Моя дочь тоже была ранена тогда. Она сильно пострадала. Счастье, что она осталась жива.
Караселли с недоумением посмотрел на Стиви.
– Дочь?
Стиви кивнула.
– Она была там, когда бывший муж Тамары открыл стрельбу. Это случилось в нашем доме, в Йоркшире. Пуля попала ей в голову. Целую неделю девочка была без сознания, в коме.
– Боже мой! А как она сейчас? – сочувственно спросил Караселли.
– Сейчас ей намного лучше. Она перенесла тяжелую операцию и теперь понемногу выздоравливает.
– Рад это слышать.
Караселли задумчиво посмотрел на Стиви.
– Я не знал, что у тебя есть дочь, Стефани. – Он поискал взглядом обручальное кольцо на ее руке. – Сколько ей лет?
– Восемнадцать. В июле ей исполнится девятнадцать.
– Восемнадцать…
Стиви кивнула.
– А как ее зовут?
– Хлоя.
– Хлоя. – Он с волнением повторил это имя и тихо добавил: – И ей почти девятнадцать лет. Ее зовут Хлоя. Скажи мне, Стефани, она моя дочь?
– Да, Джанни, она твоя дочь.
Пораженный, он сидел, молча глядя на нее. Наконец к нему вернулась способность говорить.
– Но почему ты не сказала мне тогда, много лет назад, когда мы были еще вместе?
– Ты был женат. Женатый человек, дети… При этом ты крупный промышленник, очень известный человек. Я знала, что ты католик, то есть развода для тебя не существовало. И я приняла решение расстаться с тобой и оставить ребенка.
– Стефани. – В его голосе были и глубокая грусть, и осуждение.
Стиви видела его огорчение. Она чувствовала его страдание как свое.
– Да, я предложила расстаться, но ведь ты согласился на это, – попробовала она оправдаться.
– Потому что я знал: продолжение наших отношений создаст для тебя много проблем. Я не хотел причинять тебе никаких неприятностей. Я хорошо знал родителей твоего мужа. Понимал, что представляет собой Брюс. И Алфреда. Бессердечные, бескомпромиссные люди. Я принял твое предложение, потому что…
Караселли замолчал.
– Почему, Джанни?
Он сказал тихо:
– Потому что я слишком любил тебя, Стефани. Я не хотел видеть тебя несчастной. Не хотел, чтобы ты страдала из-за того, что мы не можем быть вместе. Я был в ловушке. Несчастное супружество. Умирающий отец. Огромная компания, которой я управлял. Двое детей, зависящих от меня. Я хотел быть с тобой. Но это было невозможно. И я отпустил тебя.
В темных глазах была боль.
Стиви знала, что он честно ответил на ее вопрос. Он и раньше всегда был честен с ней и не изменился с тех пор. Она молчала.
– Ты была не права, Стефани. Ты не должна была скрывать от меня свою беременность.
– Но я была вынуждена, Джанни.
– Ты решила за меня. Это неправильно, Стефани. Я имел право принимать решение.
– Я знаю. Но для меня это был лучший выход. По крайней мере, тогда я думала так.
– Как же ты объясняла свою беременность?
– Я никому ничего не объясняла. Я никому не сказала, кто отец моего ребенка.
– А Джардины? Как они это приняли?
– Всем пришлось смириться с этим. Я просто отказывалась обсуждать эту тему.
– Потрясающе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34