у него есть дом и семья, где ему всегда рады.
— Позвольте мне рассказать вам про Корнуолл, — сказал Мик, снова опускаясь на пол и увлекая за собой Винни, так что она оказалась у него на коленях. Он поцеловал ее в макушку и начал свой неторопливый рассказ.
Он говорил обо всем, что приходило на память. О том, как любил играть в развалинах кельтских замков, не задумываясь о том, чьи руки возводили эти древние стены. Он просто считал эти замки своими. Он вспоминал, как водил гулять на берег младших братьев, а потом и сестер, пока их компания не разрослась до четырнадцати сорванцов-погодков.
— Как много детей! — заметила Винни.
— Мама была католичкой. Если Господь наградил ее ребенком, она испытывала радость. Она готова была принять под свое крыло даже чужих детей. Так случилось с моим братом Брэдом. Его мать умерла, а отец так его лупил, что он сбежал из дому и поселился у нас. И стал самым настоящим Тремором.
— Наверное, ваш отец помогал матери воспитывать детей? — предположила Винни.
— Боже упаси! Мой папаша отчалил после рождения то ли четвертого, то ли пятого ребенка!
— Но откуда же тогда взялись остальные? — Святая простота! Винни явно поразила такая подробность.
— Господь управил! — с добродушным смешком пояснил Мик. — Так любила говорить матушка. Непорочное зачатие. Она становилась сама не своя, когда речь заходила о Боге. — Он снова добродушно рассмеялся. — Она желала нам добра. И старалась по мере сил внушить и нам свою веру, но в итоге только запугивала до смерти младших детей. Они всегда бежали жаловаться ко мне, а я вытирал им слезы и утешал: дескать, Боженька не станет вас наказывать! Он вас любит! И мама тоже вас любит, но вы слишком рассердили ее, а у нее не поднимается рука отлупить вас как следует, хотя вы это заслужили!
Мик перевел дух и продолжил:
— Когда я подрос, то стал считать своим долгом внушить им хоть немного почтения к матери и в то же время заставить слушаться. Какой прок запугивать малышей небесными карами и вечным проклятием? И я всегда им говорил: «Вы не очень-то радуйтесь, потому что вместо мамы вас могу выдрать я! А у вашей мамы слишком доброе сердце. Она не решается поднять на вас руку и поэтому пугает смертными грехами!» И вы знаете, это действовало! Мы все любили ее и старались ей помочь.
— Особенно вы! — уточнила Винни.
— Да, особенно я. — Он задумчиво провел губами по ее пушистым мягким волосам. — Я, как старший, должен был присматривать за остальными. И вообще следить за порядком в доме.
Она задумалась. На коленях у Мика было так удобно и уютно, что Винни позволила себе немного расслабиться и не думать о приличиях. Она даже позволила себе пошутить:
— Теперь понятно, почему вы часто пытаетесь повелевать другими с такой королевской самонадеянностью!
— А я и есть король! — совершенно невозмутимо сообщил он. — Король судьбы Мика Тремора. Так же как вы, моя милая, являетесь королевой. Королевой собственной судьбы.
— Но если вы так любите свой Корнуолл, то почему уехали?
— Чтобы прокормиться. Когда мамы не стало, мы чуть не померли с голоду. — Он сказал с горьким смешком: — Не хочу вам врать, Вин! Но по-моему, кое-кто из моих братьев и сестер появился на свет в результате предпринимательской деятельности моей матушки! — Ему было смешно и печально думать о том, что отчаянные попытки матери заработать хоть немного денег для голодных детей приводили к тому, что детей становилось еще больше. — Словом, на те деньги, что я с тремя братьями получал в шахте, невозможно было прокормить четырнадцать голодных ртов. Вот и пришлось мне подкинуть малышню дядьям да теткам, а самому податься на заработки. С собой я взял Фредди — охотницу хоть куда. Вы с ней уже знакомы.
— Да, я помню, как вы ее хвалили.
— Ну, вообще-то я немного приврал. Она уже совсем старушка. — Мик подумал и решительно заявил: — Но это благодаря ей я с первых дней уже мог посылать домой деньги. Пусть небольшие, но на них можно было купить и еду, и одежду — то, чего вечно не хватает, если в доме есть дети. Так мы продержались еще одну зиму. Это Фредди нас вытащила. Вот почему я ни за что не оставлю ее, пока она жива.
— Четырнадцать, — задумчиво повторила Винни. — Это очень большая семья.
— Не маленькая, однако я справился, а потом и помощники подросли. Пять братьев, восемь сестер. Самой маленькой всего одиннадцать. Я до сих пор помогаю тем, кто еще не может работать, часть денег посылаю трем теткам и дяде, которые за ними присматривают, а что останется, оставляю себе. Не знаю, что бы я делал без своих близких.
— А они — без вас, — напомнила Винни.
— И то сказать! — рассмеялся Мик и тут же поправился: — Пожалуй. Пожалуй, вы правы! — Он хмыкнул, как будто был не рад своей безукоризненной речи. — Во всяком случае, мне как-то даже не приходило в голову потратить на себя весь заработок. — И мистер Тремор пояснил, явно намекая на поведение ее кузена: — Я хочу сказать, что деньги были бы мне не в радость, знай я, что мои родные бедствуют.
Винни оценила это проявление преданности, но виду не подала.
Оба замолчали, неподвижно сидя на полу в зале для танцев. Мику нравилось так сидеть. Он снова провел губами по ее волосам. Шелковистые, мягкие... Как и все остальное. Она пахла свежестью и лимоном.
Чувствуя, что он может не сдержаться и прижать ее к себе, опрокинуть на спину и улечься сверху, Мик осторожно высвободился и встал.
— Не похоже, чтобы он был хорошим парнем, этот ваш хваленый кузен. — Видимо, Мик вспомнил, как Эдвина сказала, что Ксавье должен ему понравиться, что он нравится всем.
Винни не спешила подниматься с пола. Она подтянула колени к груди и посмотрела на Мика снизу вверх.
— Ксавье умеет забавно шутить.
Она сухо рассмеялась и наклонила голову, так что Мику стали видны две заколки в ее волосах. Так вот в чем дело! А он никак не мог понять, что же не дает ее волосам свободно упасть на плечи. На вид они казались довольно тяжелыми. Блестящая корона с медным отливом. Сплетенная из великого множества ярких пушистых локонов. Потрясающе.
— Говорят, в последнее время он сильно изменился, — продолжала Винни. — Меньше шутит, часто бывает мрачным. Ничего похожего на то, каким я видела его в последний раз. В тот день, когда он получил наследство, Ксавье мог заткнуть за пояс любого восемнадцатилетнего повесу. Кстати, вскоре после этого он женился на женщине, которой тогда было примерно столько же лет, сколько мне сейчас. Десять лет он добивался ее взаимности. Представляете? Вивьен должно быть теперь что-то около сорока. Мне ужасно хотелось обвинить ее во всех смертных грехах, в том, что она вышла за него по расчету, но я не могла не видеть, что она очень милая. Скромная. Отзывчивая. Говорят, она такой и осталась. Кажется, она родом из богатой итальянской семьи или из бедной, но очень знатной. Словом, пока Ксавье не получил наследство, об их браке не могло быть и речи. Она настоящая красавица. Она до сих пор с ним. И не оставит его до самой смерти.
— Но вам-то от этого не легче! — Мик первым делом подумал о Винни.
Она снова горько рассмеялась и обхватила колени руками.
— Иногда это действительно раздражает. Наверное, так бывает при карточной игре, когда тузы раз за разом идут в одни руки.
— Это вам они могут казаться тузами, Вин! Вы же не сидите на его месте! И не можете играть за него — только за себя.
Она кивнула и надолго задумалась. Потом наконец подняла голову:
— Мик! — У него потеплело на душе. Винни впервые назвала его по имени! — Вы самый щедрый человек в мире!
Вот это да! Он готов был петь от радости. Но вместо этого смущенно улыбнулся и возразил:
— Щедрость тут ни при чем. Это просто... — Мик растерянно пожал плечами и продолжил: — Какой смысл обвинять людей, коли они не в состоянии перекроить свой характер?
Винни молча обдумала эту идею. Потом вдруг улеглась навзничь, закинув руки за голову.
— А у нас потолок шелушится! — Она рассмеялась от души, словно это было чрезвычайно остроумной шуткой.
Мик даже не успел подумать о том, чтобы воспользоваться ситуацией, — Винни протянула руки, чтобы он помог ей встать.
И он помог, да так, что она невольно охнула, оказавшись на ногах.
— Иногда вы так обращаетесь со мной, что у меня сводит живот! — сказала она и тут же поспешила уйти от скользкой темы: — Ну как, вы сможете уверенно танцевать вальс?
— Нет, — отрезал Мик. — Сразу будет заметно, что я в этом деле новичок. Мне нужна практика. — Он снова лукавил. Ведь в «Быке и бочке» он вечера напролет танцевал вальс, хотя и не в такой чопорной манере, какую демонстрировала его учительница. Но Мик готов был и не на такие уловки, лишь бы вальсировать с Винни целый день.
Кроме того, он все еще надеялся достучаться до ее робкой, испуганной души. И Мик подал ей руку.
Винни приняла ее, и он повел ее в вальсе, старательно соблюдая установленную ею дистанцию и шепотом отсчитывая ритм. «Раз-два-три, раз-два-три». Им не потребовалось включать музыку. Ее заменял его ласковый шепот.
Они провальсировали до самого ужина, пока не устали ноги. Иногда заводили граммофон, но всякий раз, когда пружина раскручивалась и он затыкался, Мик добросовестно отсчитывал ритм. Ему это было совсем не трудно. Главное — он мог сколько угодно кружить Винни, держа ее в объятиях, и слушать ее веселый, заливистый смех.
Но в конце концов он не выдержал и сам не заметил, как прижал Винни к себе. Ее глаза широко распахнулись от неожиданности — и испуга. Она снова боялась стать плохой девочкой. И напряглась всем телом, готовясь отразить его натиск. Проклятая трусиха!
— Винни! Я хотел бы вас поцеловать. Я хотел бы еще много чего. Я мечтал об этом целых две недели. Но я не в состоянии работать за нас обоих. Мне приходится все время вас подталкивать и заставлять делать то, что вы и сами были бы не прочь сделать — и отлично об этом знаете. Я не могу постоянно ходить вокруг да около, лишь бы сделать вам приятное, и ничего не получать взамен. Вы должны хоть изредка давать мне понять, что я вам не безразличен.
Как бы не так! Ее губы скривились, и с них не слетело ни звука.
— Да или нет?
— Что «да» или «нет»?
— Вы хотите или не хотите, чтобы я вас поцеловал? — повторил он.
Она насупилась. Конечно, она хотела.
— Так скажите об этом вслух. Скажите: «Поцелуй меня!»
Она открыла рот, но тут же закрыла, встряхнув головой с таким видом, будто Мик предлагал ей прыгнуть до потолка.
А его уже понесло, он не в силах был замолчать и прекратить эту бесконечную пытку.
— Скажите: «Обними меня, Мик!» Черт побери, Вин, мне до смерти хочется это от вас услышать! Скажите: «Обними меня, раздень меня, войди в меня...» — Тут ему самому стало неловко. У него даже пересохло во рту. Он отвернулся, бурча проклятия и ругая последними словами не только себя, но и ее.
Это породило в душе Винни волну праведного гнева. Возмущение придало ей отваги.
— Приличные джентльмены не сыплют проклятиями перед дамой, как это делаете вы!
— Приличным джентльменам не приходится пройти через то, во что вы втянули меня!
— Я никуда вас не втягивала...
— Вы только и делаете, что нарочно заводите меня сверх всякой меры, а когда я распалюсь, стараетесь сделать из меня пай-мальчика, с которым приличной даме не страшно оставаться наедине! — Увы, Мику не дано было сполна насладиться собственным красноречием, потому что он тут же пожалел о своей вспышке.
В следующую минуту его сожаление заметно усилилось, поскольку Винни вскричала с язвительным восторгом:
— Да, о да! Это было великолепно! Вы прекрасно усвоили приличные манеры! Почему бы вам просто не сунуть руку мне между ног?
Ну нет, это уж слишком! Мик подался вперед и прошипел:
— Напрасно надеетесь, туда не рискнет сунуться ни один нормальный мужик! Вы же боитесь этого как черт ладана! Вы боитесь всей этой гребаной жизни! Не важно, по какой причине это случилось, мисс Боллаш, но факт налицо: в вас не осталось ни любопытства, ни интереса к новому, если они вообще когда-нибудь у вас были!
Эдвина ошарашенно моргнула. Однако гнев вскипел в ней с новой силой.
— Любопытство? Интерес к новому? Не слишком ли громкие слова, мистер Тремор, для обыкновенной похоти? Для того, что не дает покоя настырной крысе, готовой залезть под первую попавшуюся юбку?
У него потемнело в глазах. Он готов был задушить ее на месте.
— Только не под вашу! — выпалил Мик. — Увольте, благодарю покорно! Я скорее сдохну на месте, чем снова туда полезу! От вас каждую секунду ожидаешь подвоха! Вы только и ищете повода врезать мне по физиономии!
Ну вот, на этот раз его удар угодил прямо в цель. Но это не принесло Мику ни малейшего удовольствия. При виде ее опрокинутого лица он с горечью подумал о том, что милая Винни, и без того считавшая себя непривлекательной в глазах мужчин, окончательно поставит на себе крест.
Переведя дух, он торопливо воскликнул:
— Я соврал! Винни Боллаш, я так безумно вас хочу, что несу всякий вздор! — Ну вот, теперь стало еще хуже. — Нет, это вовсе не из-за вас! Я просто оговорился, Винни! Я в жизни не обидел ни одну благородную даму из тех, что приглашали меня к себе! И они всегда оставались мною довольны! Но я был им нужен на день, на ночь — как игрушка, не больше! Я от этого устал. — Он снова перевел дух, затравленно оглянулся и сунул кулаки в карманы. — Мне не доставит радости короткая интрижка. От этого станет только хуже. — Мик сокрушенно покачал головой и робко посмотрел на Винни.
Она застыла с широко распахнутыми от испуга глазами.
— Лучше я спущусь к себе, — пробормотал он, охваченный стьтдом и отчаянием. — Пропади все пропадом! Если я вам понадоблюсь, позвоните в колокольчик. Я услышу. Я и ваш дворецкий. А в остальное время постараюсь не показываться вам на глаза. Это облегчит вам жизнь. Да и мне тоже, — горько добавил Мик.
Глава 18
Эдвина, Мик, Джереми и Эмиль Ламонты ждали, пока им подадут чай, наверху, в отцовском кабинете. В тех редких случаях, когда ее навещали мужчины, Эдвина считала более удобным принимать их там, где ее отец общался со своими учеными коллегами. Ей казалась особенной сама обстановка этой комнаты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39