Когда-то все это пространство было заполнено красивыми подсвечниками и вазами с цветами — не говоря уже о блюдах с самой изысканной и вкусной едой. Когда-то десять стульев со стороны Эдвины и десять стульев со стороны мистера Тремора не пустовали, на них сидели гости. Теперь напротив Эдвины был занят лишь один стул. Мистер Тремор, глядя ей в лицо, продолжал объяснения:
— Она никак не могла понять, о чем я ей толкую. Не то что вы!
— И тогда вы решили объясниться с помощью танцев?
— Она знает толк в жареной колбасе! А я сказал, что мне нравится, как она готовит!
— Понятно, — буркнула Эдвина, хотя на самом деле не могла себе представить, чтобы человек пустился в пляс из-за колбасы — какой бы вкусной она ни была.
Оба молчали до тех пор, пока не подали овсянку. Мик, конечно же, схватил не ту ложку.
— Кашу едят большой ложкой, — сообщила она.
Он уставился на кучу столового серебра возле своей тарелки с таким мрачным видом, будто перед ним была настоящая головоломка. Эдвина следила за ним с каким-то странным злорадством. Так ему и надо! Наконец он нашел нужную ложку и опустил в кашу.
— Не так. — Ей пришлось встать и подойти к нему, чтобы показать, как полагается держать ложку.
Он расслабил пальцы, подчиняясь ее осторожному нажиму, и Эдвина вдруг испытала удовольствие от того, что может прикасаться к этой большой, горячей, сильной мужской руке. Она обратила внимание на длинные изящные пальцы с чистыми глубокими лунками ногтей. Пожалуй, это была не лучшая идея — самой поправлять его руку! Торопливо показав все, что нужно, Эдвина вернулась на место.
Ей пришлось вытереть ладони о салфетку — они были влажными от пота. Лишь после этого она посмотрела на Тре-мора.
Он сидел, выставив перед собой злосчастную ложку и глядя на свои пальцы в полном отчаянии.
Завтрак проходил в гробовой тишине.
Мистер Тремор взял с тарелки последний кусочек тоста. После овсянки им подали яичницу с помидорами и колбасой и свежий хлеб. Гость ел с завидным аппетитом, однако у Эдвины осталось ощущение, что он съел бы больше, если бы не столовые приборы, с которыми он пока не умел обращаться.
Наконец она решила предоставить мистера Тремора самому себе. Пусть урок будет выполнен лишь наполовину, зато ученик не останется голодным.
Главное — научить его реально оценивать собственные силы. Когда Эдвина высказала опасение по поводу того, как он будет вести себя в мужском обществе, обычно собиравшемся в гостиной после обеда, он с неподражаемой беспечностью заверил ее, что просто станет смотреть и слушать и не «ввяжется ни во что такое, во что бы не ввязались остальные парни».
— Но ведь джентльмен потому и джентльмен, что никогда ни во что не «ввязывается»! — возразила она.
Он открыл было рот, собираясь возразить, но вместо этого взял нож и полез за джемом.
— Нет, ложкой!
Мик поменял нож на ложку и стал намазывать тост джемом.
— Ну, тогда я просто буду молчать и слушать.
— Но ведь остальные не будут молчать! Положите ложку — намазывать джем нужно ножом!
Он так глянул на Эдвину, будто она нарочно сбивает его с толку, и буркнул:
— Как они, так и я!
— А если вас о чем-то спросят?
— Возьму да отвечу! Подумаешь, делов!
— Нет, так нельзя! — Эдвина сердито качнула головой. Он чересчур легкомысленно относился к своим обязанностям и мог запросто погореть на мелочах. — Это время, когда мужчины отдыхают, — попыталась пояснить она, — пьют коньяк, курят сигары и... — А что, собственно говоря, они еще делают? Она не имела ни малейшего понятия. Мужчины — они и есть мужчины. И Эдвина в отчаянии воскликнула: — Если вы ляпнете что-то как... как крысолов!
— А почему бы и нет? — беспечно расхохотался он. — Да ладно вам, не тушуйтесь, я буду говорить как надо! Коли они джентльмены, это еще не значит, что им удастся меня раскусить! А у вас тута крысы...
— Простите, что вы сказали? — опешила Эдвина.
— У вас есть крысы! — повторил он. — Если не в самом доме, то где-то поблизости.
— Не может быть!
— Еще как может! Не то чтобы шибко много — покуда это не страшно и они не шныряют у вас под носом. Но вон там, в углу, я вижу крысиную норку, и под полом у вас кто-то шебаршит. Точно вам говорю: где-то рядом у них гнездо!
— Час от часу не легче! — Эдвина в раздражении отбросила салфетку. Любой из ее знакомых джентльменов в два счета раскусит наглеца, если он заведет светскую беседу о крысиных норах! — Мистер Тремор, вам следует прекратить думать и рассуждать как крысолов!
Ну где ей найти подходящие слова, чтобы до него дошло?
— Поймите, это не просто приятное приключение! Дело не только в том, что вы сможете месяц щеголять в роскошных костюмах! Вы могли бы в корне изменить свою жизнь, сделать ее лучше!
— А вот это уже мне решать, что лучше, а что нет! — И он глянул ей прямо в лицо.
Эдвине было не по себе под этим пристальным, проницательным взглядом. Она потупилась и с преувеличенным вниманием стала следить за его руками. Он ловко, аккуратно взял джем ложкой и намазал на тост ножом.
Удивительно, что у простолюдина такие изящные, не мозолистые руки. Она смущенно посмотрела на свои кисти. Слишком широкие, а пальцы слишком короткие и плоские, с загнутыми кверху кончиками.
— Хочете, я с ними разберусь?
— С кем? — Она даже вздрогнула от неожиданности.
— Дак с крысами. Забесплатно. Просто так.
— Нет! — Она сердито прикусила губу, но вовремя спохватилась и добавила: — Спасибо, не стоит. Спасибо! — Собравшись с мыслями, Эдвина продолжила: — Мистер Тремор, вам нужно привыкать думать так, как думает виконт. Что бы увидел виконт на вашем месте? Уж определенно не крысиную кору в углу!
— Ты, голуба, как ни крути, — упрямо фыркнул он, — но с того места, где я сижу, аккурат видно ровнехонькую дырочку в углу. И ваш виконт будет круглый дурак, коли не поймет, что прогрызть такую могут только крысы! — Тут он выразительно пожал плечами, словно вывод напрашивался сам собой. — Хотя, если говорить по правде, джентльмены частенько бывают на диво тупыми парнями!
Эдвина покачала головой, стараясь не поддаваться отчаянию. Сколько можно ходить кругами? Она распиналась перед ним целое утро, но достаточно было одной фразы, чтобы понять: его тупой, неповоротливый ум нисколько не изменился и продолжает свою упрямую, прямолинейную деятельность, сводя на нет все ее уроки хорошего тона и светских манер!
— Отлично! — Она резко вскочила из-за стола, но постаралась взять себя в руки и уже более спокойно добавила: — Если не возражаете, встретимся в комнате для занятий! Прошу вас не задерживаться, потому что к двенадцати часам придет другая ученица, а работы у нас непочатый край!
На самом деле у нее было ощущение, будто им предстояло разгрести целую гору овсяной каши, а они едва научились правильно держать ложку.
Глава 6
У мистера Тремора ничего не получалось на протяжении первой половины дня. Потом у него ничего не получалось на протяжении второй половины — вплоть до вечернего чаепития. Эдвина пыталась утешить его, уверяя, что первые шаги всегда самые трудные, но от этого стало только хуже.
Он не мог без запинки произнести ни одно из своих знаменитых проклятий или ругательств. Он вообще не понимал, какого черта ей приспичило все это записывать — по его выражению, он чувствовал себя «последней задницей».
Единственным достижением этого дня можно было считать то, что он сам стал ловить себя на ошибках в разговорной речи.
— Это несомненный прогресс, мистер Тремор!
Как бы не так! Он вполне серьезно надеялся на то, что начнет лопотать как заправский «джент» самое позднее к нынешнему вечеру! А вместо этого стал спотыкаться на каждом слове, потому что слышал свои ошибки, но не успевал их исправлять!
Вдобавок к концу дня к ним явился Джереми Ламонт — он хотел удостовериться, не промотают ли его денежки впустую. Мистер Ламонт долго приставал к Эдвине с расспросами, затем лично осмотрел новый гардероб мистера Тремора и пожелал присутствовать на уроке, чтобы послушать, как стал говорить ее новый ученик. Конечно, ни Эдвина, ни мистер Тремор не могли ему этого запретить, однако Эдвина напомнила Ламонту, что не обещала сотворить чудо всего за сутки.
— А когда хоть какой-то прогресс станет заметен? — осведомился мистер Ламонт.
— Он заметен уже сейчас, но не всем, — заверила его Эдвина. — Для этого надо быть профессионалом. Почему бы вам не заглянуть ко мне недель через пять — ровно за неделю до бала?
Мистер Ламонт задал еще несколько вопросов о том, как она собирается превратить мистера Тремора в джентльмена, и отбыл.
Ничего особенного. Клиент вложил деньги в дело и проявляет к нему вполне законный интерес. Тогда почему его посещение вызвало у Эдвины смутную тревогу?
Впрочем, это тоже было вполне естественно. Она постоянно о чем-то тревожилась. Слишком много волнений, слишком много забот. Как всегда, не хватало денег, чтобы расплатиться за новую угольную печь. Одна из лошадей растянула сухожилие — значит, будут новые траты. На ее счету в банке почему-то всегда денег меньше, чем она предполагала. Было отчего тревожиться!
И все же в конце дня Эдвина иногда позволяла себе немного расслабиться. Это была ее тайная привычка: раз или два в неделю выйти с кувшином свежей воды в садик за домом и полить цветы. Но это было только предлогом: многие бы удивились, узнав, каким образом она ухаживает за своими розами.
Потому что она могла часами стоять в саду и негромко петь. Впрочем, вряд ли это назовешь пением. Для пения нужен музыкальный слух... Нет, она просто произносила речитативом длинные фразы, поверяя розам свои тревоги.
— Господа Ламонты — ла-ла-ла — даже тот, что добрее, какие-то очень странные... — пела она. — Но денег они не жалеют, а это пока главное... — Эдвина пела и пела, упомянув и про угольную печь, и про охромевшую лошадь, и даже про манеру мистера Тремора проглатывать звук «р» на конце слова... Она как раз собиралась с духом, чтобы запеть про некие сомнения относительно мистера Тремора, как вдруг из темноты ей начал вторить другой голос.
Подскочив от неожиданности, она отшатнулась в тень. Это был не кто иной, как мистер Тремор! Оказывается, он сидел на скамейке под деревом.
Поначалу она испугалась, что он будет над ней смеяться, и не могла разобрать ни единого слова. Но мистер Тремор встал, подошел поближе и сказал:
— Хорошо бы — ла-ла-ла — он не забыл накормить моих собак...
Так и есть: он издевается над ней, передразнивает! Внутри у Эдвины все сжалось от тоски. Она готова была от стыда провалиться сквозь землю.
Никто никогда не заставал ее за этим смешным детским занятием! Разве могла она подумать, что этот странный тип станет слоняться среди ночи по саду?
Ей захотелось убежать, скрыться, но мистер Тремор как ни в чем не бывало вышел в полосу лунного света, и она застыла, очарованная его мужественной красотой.
— Я сегодня наломал дров — ла-ла-ла — упражнения были такие трудные, что заплетался язык...
Эдвина озадаченно нахмурилась. Он что, всерьез? Полноте, это наверняка новая шутка! И в то же время... нет, не может быть! Она совсем запуталась, она не верила своим глазам.
И все же это выглядело так, будто он тоже решил поведать ее цветам свои печали.
Стараясь повторять ее нехитрый мотив, он пел в темном саду, и его сильный, уверенный голос превращал простые звуки в настоящую мелодию. Он провел рукой по прохладным веткам, повторяя ее жест, а потом повернулся и запел для нее.
Для нее!
— Надеюсь, завтра станет легче, и я хоть чего-то добьюсь...
Ей пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова.
Эдвина растерялась: неужели он воспринял ее детскую выходку всерьез?
Мик замер, не спуская с нее глаз. Кажется, он хотел что-то сказать.
Но она, собрав последние силы, резко повернулась и скрылась за дверью.
Она не желала выслушивать его извинения и объяснения, если даже он не собирался смеяться над ней. Если же собирался, тем более не желала об этом знать.
Мик следил, как пугливо метнулась в дом эта сильная и такая ранимая женщина.
Провалиться ему на месте! Ну и странная девчонка эта Вин!
Надо же, готова распевать для луны и звезд, даже для кустов в своем саду. А для него петь не пожелала, хотя он не прочь был послушать. Должно быть, это самая что ни на есть жуткая тоска — не иметь в целом мире ни единой близкой души и плакаться каким-то кустам да деревьям! Не всякой барышне такое под силу! Для этого надо быть отважной, как... как Винни Боллаш! Она молодец, эта леди!
В то же время он никогда не встречал женщину с таким чутким сердцем...
Глава 7
Весь следующий день они упорно занимались. Было довольно поздно, когда Эдвина приступила к последнему, запланированному ею упражнению. Она взяла металлический ксилофон и, легонько стукнув по нему, попросила:
— Скажите, когда перестанете слышать звук! — Она хотела приложить ксилофон к его виску, но мистер Тремор испуганно отшатнулся:
— Че это вы делаете?
— Проверяю ваш слух. Кстати, мы могли бы убить двух зайцев сразу и попутно заняться грамматикой. Вам пора отвыкать от фонемы «че»...
— От чего отвыкать?
— Не важно. Надо говорить не «че», а «что».
Однако Тремор слушал рассеянно: просто сидел и смотрел на Эдвину, пока та говорила, постукивая ксилофоном по ладони.
— Он зазвенит, а вы скажете, когда перестанете слышать звон...
Однако Мик уклонился, не позволяя прикоснуться странной железякой к своей голове:
— Это еще зачем?
— Он издает звуки определенной частоты. Я должна проверить, насколько хорошо вы их слышите. Все дальнейшие упражнения рассчитаны именно на это.
— А че, со мной и это могет быть? — буркнул он, сердито кривясь и теребя усы. — Я могу вас услышать неверно?
— Да нет же! — рассмеялась Эдвина. — Вы можете просто не дослышать, и это придется учесть.
Судя по его виду, он воспринял ее объяснения как намек на его очередную ошибку. Стоило Эдвине снова поднять ксилофон, как Мик решительно перехватил ее руку, сказав:
— Давайте-ка займемся чем-то другим! Давайте поговорим. Вы же сами сказали, что это наш главный урок! — И он начал, не дожидаясь ее согласия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39