— Сначала я читаю весь текст, потом возвращаюсь к тем страницам, где попадались незнакомые слова. Если не понимаю их смысла, то читаю текст снова и снова, пока не разберусь и не вызубрю их наизусть. — Он снова пожал плечами: — Мне нравятся звучные слова.
В этом Винни никогда не сомневалась и заметила с легкой улыбкой:
— Дьявольщина!
— Безобразие!
— Головотяпство!
Он растерянно моргнул — последнее слово было явно ему незнакомо, — но все же продолжил:
— Разгильдяйство!
— Довольно! — рассмеялась она. — Вам следует не просто учить слова, но и знать, когда ими воспользоваться!
— Мне нравится просто ими играть. — Винни давно заметила, что мистер Тремор питает слабость к звучным и непонятным ему словам и произносит их с особым удовольствием.
Или же к любопытным обозначениям каких-то вещей. Например, «причиндалы».
— Знаю, — отвечала Винни. — Но на балу вам следует быть предельно осторожным в этих играх. А о некоторых словах лучше вообще забыть.
На его покатом лбу обозначились морщины, а лицо приняло сосредоточенное, углубленное выражение, вполне достойное выпускника Кембриджа. И напрасно Винни уверяла себя, что это может быть одна видимость, что под этой великолепной черепной коробкой, возможно, нет ни единой достойной мысли, — все говорило об его остром, неординарном уме.
Проницательный. Пожалуй, именно это слово больше всего подходило для его живого, сосредоточенного взгляда.
Взгляда, оценивавшего ее так же, как она пыталась оценить его.
Винни смутилась.
— Мы придумаем для вас несколько ходовых выражений, — смущенно откашлявшись, пообещала она, машинально перебирая листки. — Чтобы на балу вам не пришлось мучительно подбирать слова. Вы не будете спотыкаться на этих словах, если проделаете все нужные упражнения.
Она едва осмелилась поднять на него взгляд. Он по-прежнему смотрел на нее пронзительно, напряженно. Он вовсе не спотыкается, произнося новые слова. Напротив, употребляет их правильно и к месту. И не полезет за словом в карман.
Это она, Винни, вечно придирается к нему, недооценивая его достижения, стараясь принизить Мика в собственных глазах. А ведь у нее никогда не было такого талантливого ученика. Пожалуй, он способнее самой Эдвины.
Она вернула ему листки и плотнее закуталась в халат.
Винни ничего не могла с собой поделать — под его пристальным взглядом она почувствовала, что краснеет. Ни с того ни с сего. Ведь он не сделал ничего плохого, даже не шевельнулся!
Он просто сидел, не сводя с нее напряженного взгляда и наклонив голову так, как его пес Магик, когда бывал озадачен странным поведением людей.
Пожалуй, в этом нет ничего плохого. Она уже озадачила себя. Пора озадачить и его.
Глава 16
Итак, на протяжении пяти недель мистер Тремор с успехом постигал тонкости правильной английской речи и вежливых манер. Однако был один урок, который Винни откладывала напоследок. На балу принято танцевать, и вряд ли великосветскому обществу понравится джига, которую ученик отплясывал на кухне.
Обычно мисс Боллаш учила танцам своих подопечных в небольшом зале на втором этаже. Это было еще в те времена, когда мать жила с ними и в доме устраивали небольшие концерты, часто переходившие в танцы. Теперь зал пустовал, а из инструментов сохранилось лишь громоздкое черное пианино с западавшими клавишами и наполовину оборванными струнами. Этого безмолвного монстра задвинули в угол, чтобы освободить место для занятий.
При обычных обстоятельствах уроки танцев нисколько не тяготили Эдвину — напротив, вносили хоть какое-то разнообразие в ее монотонный образ жизни. Она приносила сюда граммофон, устанавливала его на крышке пианино и запускала сделанные ею записи трио, исполнявшего вальсы Штрауса.
Вот и сегодня она пришла сюда с мистером Тремором, завела граммофон и начала урок танцев:
— Вы становитесь не точно напротив партнерши, а немного наискосок, чтобы ваши ноги могли двигаться... — Она хотела сказать, «между ее ног», но вовремя спохватилась.
В следующий миг выяснилось, что Винни напрасно старалась: он и без нее это знал. Больше того: его ладонь уверенно легла ей на талию, напоминая о том, что следует пересмотреть обычные наставления, ведь на прежних уроках она выполняла роль партнера.
Винни пришлось начинать танец не с той ноги, не в ту сторону, как она привыкла. Его рука с заметным усилием пыталась вести ее в танце, и в конце концов Винни сбилась с шага. Как будто налетела на булыжник, которого здесь, разумеется, быть не могло.
Словно желая досадить ей еще сильнее, граммофон зашипел и умолк.
— Только этого не хватало! — воскликнула Винни, высвободилась из объятий мистера Тремора и направилась к граммофону, чтобы поменять диск. Ее внимание привлек какой-то странный металлический звук.
Да, она не ослышалась: это мистер Тремор, нетерпеливо поджидавший ее возвращения, постукивал по бедру одной рукой, а другую держал в кармане.
Динь-дилинь! Какой неприятный звон!
Сегодня он был одет безукоризненно: даже галстук завязан идеально прямым узлом, как и положено респектабельному джентльмену. Но откуда же тогда этот неприличный звук?
Винни снова и снова скользила взглядом по его великолепной фигуре. Инстинкт подсказывал ей, что неспроста мистер Тремор так молчалив и сдержан в последнее время, что он пытается скрыть снедавшее его напряжение и что сегодня это напряжение особенно велико. Он просто не в состоянии оставаться неподвижным.
— Перестаньте! — не выдержала Эдвина.
Но настырное «динь-дилинь» не умолкало, а мистер Тре-мор по-прежнему не спускал с нее глаз, в то время как непристойный звук стал еще громче.
Эдвина постаралась не обращать внимания на подобные глупости, сделав вид, будто рассматривает надписи на цилиндрах. Но что может быть у него в карманах? Что обычно бывает в карманах у мужчин?
Она тут же вспомнила про «обычное» содержимое карманов мистера Тремора. Про юрких проворных зверьков, снующих по самым темным углам. Про ошейники с бубенцами. Бубенцы? Неужели он таскает с собой бубенцы? Она готова была прожечь взглядом дыру в его брюках. Ну ладно, сегодня она устроит ему урок — вывернет его карманы наизнанку и просмотрит их содержимое! Не пропустит ни одного — даже жилетный карман для часов со звоном, от которых он до сих пор без ума!.
Стоп! Вот откуда этот звон! Цепочка от часов задевала яшмовую пуговицу на жилетке всякий раз, когда он хлопал ладонью по бедру. Эдвина прикипела взглядом к ритмично двигавшейся руке. Ей пришлось встряхнуться, чтобы вспомнить о деле.
Пожалуй, нужно выбрать самый медленный вальс, чтобы новичку было легче освоиться.
Однако и это не помогло. Они двинулись с места только с четвертой попытки, к тому же это вряд ли можно было назвать танцем. Наконец Эдвина не выдержала и сказала, что его манеры никуда не годятся. Он слишком близко держит партнершу.
Мистер Тремор сердито фыркнул и посмотрел на нее свысока, как будто это она сбивалась с такта на каждом шагу. Но упорно продолжал танцевать, и каждый раз, заводя граммофон, Винни вынуждена была слушать позвякивание часовой цепочки.
И вдруг оно прекратилось. Мистер Тремор пожелал сам выбрать цилиндр. Винни сомневалась, что он способен разобрать ее небрежные надписи на этикетках или хотя бы понять, что означает то или иное название. Однако ученик действовал весьма уверенно.
— Вот этот. — Он подал ей выбранный цилиндр.
Винни достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: он действительно ничего не понял. Его просто привлекло громкое название. Полька «Гром и молния». Чего еще ожидать от крысолова?
— Это не вальс. — Она протянула руку, собираясь опустить польку обратно в коробку.
— Знаю. — Он поймал ее за запястье. — Но я увереннее танцую польку, лучше, чем вальс, а вы наверняка нет. Вам придется следить за танцем, вместо того чтобы пытаться меня вести.
— Я и не собиралась вас вести... — возмутилась Винни.
— Вы только и делали, что толкали меня, как ручную тележку!
— Я никого не толкала! — Или толкала? Она была растеряна и обижена одновременно.
— Винни, мы все время спотыкаемся именно потому, что вместо танца вы устроили сеанс ручной борьбы!
— Нет, неправда! Это из-за вашей неопытности...
— Да, у меня нет опыта борьбы с дамой, которая скорее вытрет мною пол в этой комнате, чем позволит вести ее в танце! — И он процедил сквозь зубы: — Ну, так и быть, ставьте вальс, но снимите туфли.
— Извините? — Она отшатнулась и воскликнула: — Ни за что!
— Давайте, снимайте туфли! Двигаться станет намного легче.
Кроме того, это сделало ее значительно ниже. Чувствуя себя крайне неуверенно, Винни едва поспевала за его быстрыми, проворными шагами.
В одном он был прав. Урок танца действительно пошел на лад.
Мало-помалу она научилась находить удовольствие в подчинении сильным рукам партнера, все еще стараясь отмечать его слабые стороны, о которых при случае следовало напомнить.
Но чаще ей приходилось напоминать себе, что она танцует с крысоловом. Грязным, грубым крысоловом, оборванцем из Корнуолла, подобранным на улице и не имеющим за душой ничего, кроме обрывков случайных знаний да залихватской полуулыбки.
— Вы не хотите передохнуть? — спросил он, когда Винни отправилась менять цилиндр на граммофоне.
— Нет, — быстро ответила она.
— И я тоже. Просто вы так раскраснелись! — И он улыбнулся, демонстрируя очаровательную ямку на щеке. Как ни странно, Винни сочла это очень забавным и рассмеялась — сама того не желая.
Мик не мог не рассмеяться в ответ — тоже против желания.
На какой-то миг возникшее между ними напряжение слегка ослабло. Впрочем, Мик уже начинал привыкать к тому, что их сосуществование напоминает погоню собаки за кошкой. Когда пес задыхается и исходит злобным лаем, мечтая вцепиться кошке в загривок, а та продолжает удирать, то и дело оборачиваясь, шипя и огрызаясь. Если они не переспят в самое ближайшее время, то непременно прикончат друг друга. Но как объяснить это Винни? Она и слушать не захочет, хотя в глубине души тоже уверена в этом.
Однако ее мимолетная улыбка вселила в Мика надежду.
Тут ее очки сверкнули, отражая солнечный свет, и Мик, повинуясь внезапному порыву, снял их и высоко поднял над головой.
Конечно, она рассердилась и пыталась протестовать, но Мик аккуратно положил очки на крышку пианино и снова повел ее в танце, увлекая на середину комнаты.
— Я ничего не вижу! — возмущалась Винни. Все шло хуже некуда. Босая, а теперь еще и слепая...
— Как называется вот это? — Чтобы коснуться кружевной отделки у нее на воротнике, он на миг отпустил ее руку, и рука повисла, безвольно раскачиваясь в ритме танца, пока Мик не подхватил ее вновь.
— Что?..
— Название! Скажите, как это называется?
Ее близорукие глаза могли различить сейчас разве что его лицо, склоненное над ее плечом.
— А... гм... кружева.
Он выразительно вскинул бровь, как будто не поверил столь краткому ответу.
— Нет, не то, что сверху, а то, что там, внизу, под ними? — Он снова отпустил ее руку, и Винни сбилась с шага при виде того, как он тычет пальцем в то место, где шов соединял две половины корсета.
— Ох-х-х... — В этот момент ей, пожалуй, было нелегко вспомнить даже собственное имя. — Тюль. Это тонкий шелковый тюль.
— Шелковый тюль, — повторил он, смакуя каждый звук. — Шелковый тюль телесного цвета. — Мистер Тре-мор снова демонстрировал свое идеальное произношение. Но в следующий момент сказал с легкой улыбкой: — Забодай меня комар!
Винни растерянно хлопала глазами. Он снова издевается над ней! И этот его жуткий акцент... Ему опять удалось захватить ее врасплох — босую, полуослепшую, запыхавшуюся от быстрого вальса...
— А ваше платье... — Он откинулся назад, окинув взглядом ее наряд. — Как это называется, когда платье выглядит вот так?
— Это... ах да... гм... — объяснила она потупившись, стараясь собраться с мыслями. — Это завышенная талия. — И мрачно добавила: — Вам вовсе не нужно вдаваться в такие тонкости дамского туалета!
Он хотел что-то сказать, но у пружины граммофона в этот момент кончился завод.
— Извините. — Она поспешила к пианино и нашла там свои очки. От возмущения у нее так дрожали руки, что правая дужка очков села на место только со второй попытки. Чтобы хоть немного успокоиться, Винни стала наводить порядок в коробке с цилиндрами. Очки не помогали — все плыло перед глазами, и она не в состоянии была прочесть ни слова на этикетках. Вдобавок за спиной у нее раздался бархатный голос:
— Мы ходим на танцы в «Быка и бочку», — и продолжил как ни в чем не бывало: — Между прочим, чтобы понять по-настоящему, что такое танец, нужно танцевать, целуясь с партнером. Дайте мне знать, если захотите попробовать.
Она резко повернулась, готовая прибить его на месте, и смерила с ног до головы разъяренным взглядом. Он же всем своим видом демонстрировал непринужденность, как будто вел светскую беседу о новых вальсах.
Танцевать, целуясь с партнером? Нет уж, увольте! И Винни решила не менять больше цилиндр. Они будут снова и снова повторять этот вальс, пока не надоест.
Он терпеливо ждал, пока Винни налаживала граммофон. Затем положил руку ей на талию и повел в танце, как будто ничего не случилось.
Неплохой выход. Винни тоже сделала вид, будто не слышала его слов и не чувствовала, как у нее раскраснелось лицо.
— Попробуем пируэты, — сказала она.
Они проделали несколько пируэтов, не сбиваясь с темпа. Значит, он умеет делать и это.
Он вообще многое умеет.
Винни приводила в ярость мысль о том, что он танцевал, целуя какую-то женщину. Или, что еще хуже, какая-то женщина целовала его. Это неприлично. Это возмутительно. Тем более что она сама не прочь с ним поцеловаться.
Интересно, что она при этом почувствует? Сказать ему или нет?
Ведь тогда, в каретном сарае, он нарочно предупредил Эдвину, что не станет ее целовать, пока она сама не попросит. Сказать или нет? Нет, у нее просто не повернется язык, даже если бы она и захотела — чего в принципе не может быть. Ни одна приличная дама не опустится до столь развязного поведения и не поставит под удар свою репутацию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39