https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkalo-shkaf/navesnoj/
Ц Бабка погрозила пальцем молоденько
му, растерянному до слез солдату и объяснила: Ц Правильно говорят: матер
инское сердце Ц в детях, а ребячье Ц в камне.
Целый день они просидели на колокольне. Ночь проспали на колокольне. По н
ужде ходили в церковь. Пить было Ц синяя немецкая канистра с водой.
Поутру, когда лязгающая, тяжело дышащая река на дорогах ослабила свой на
пор и уже представляла собой ручейки, иногда обрывающиеся надолго, полиц
ай Кузьма поднялся по крутой деревянной лестнице к колоколам, достал с б
алки винтовку, обернутую в промасленную холстину. Володька, за войну пов
идавший оружия, сразу почувствовал ее красоту и ухоженность Ц массивна
я, с оптическим прицелом, приклад тяжелый, драгоценного дерева, мягкого б
леска, с глубоко уходящей темной красниной, с ручной резьбой по цевью и по
ложе. «Обороняться затеял». Володька поискал глазами чего-нибудь потяже
лее, чтобы стукнуть полицая по темени, когда надо будет.
Ц Бельгийский браунинг штучной работы, Ц сказал Кузьма. Ц Одно мое бо
гатство. Ц Он поставил канистру в метре от стены, предварительно отлив и
з нее воды во флягу. Ц Ты того, уходи. Ц Правая бровь, взбитая к волосам, вз
дыбилась совсем поперек лба. Сморщилось бугристое переносье. Ц Тут муж
ик есть чахоточный рядом Ц пятый дом после церкви с краю. У него подполье
каменное Ц дот. Батька его лавку хотел заводить, да не сдюжил, только и по
строил подполье под склад. Там небось полдеревни сидит. Давай шагай. А как
поутихнет, к бабке Вере ворочайся. Кто для тебя бабка Вера сейчас? Не знаеш
ь? Она для тебя сейчас все. Ты что же, решил, что твой батька враз в Ленинград
явится? Ему нужно отвоевать да еще приказа дождаться. А когда войне конец
? Если без остановки и то не год. Ленинград в кольце, там от голода люди мрут
. Ты что же, по воздуху полетишь?
Сказав это, полицай угрюмо уселся возле канистры, ноги раскорячил, как ту
рок. Канистра оказалась низковатой, он встал, выбил из лестницы к колокол
ам две ступеньки, подложил под канистру и снова прижался к прикладу. Прищ
уренный черный глаз, беспокойный и недовольный, вдруг замер, вдруг вспых
нул кинжальной сталью. Володька сообразил: теперь винтовка лежит как над
о. Кузьма не торопился, опустил винтовку, вытер оставшиеся от пальцев пот
ные следы рукавом. Достал из-под соломы ящик с патронами, уложенными в кор
обочку, разулся, пиджак снял, подстелил под винтовку сложенное полотенце
, чтобы сталь ствола не соприкасалась с железом.
«У, как прилаживается, будто к работе», Ц подумал Володька.
Ц Ты еще тут? А я что сказал? Ц Полицай поднялся, топнул босой ногой.
Володька отскочил к выходу. И, уже спрятавшись в каменном лестничном кор
идоре, закричал:
Ц Кривой леший! Изловят тебя и повесят! Ц И побежал вниз с холодеющей сп
иной, ожидая, что вот-вот его настигнет гулкая пуля.
Выскочив из колокольни, Володька метнулся вдоль церкви, под самой стеной
, чтобы сверху не видно. Обежав церковь вокруг, понял, что бежать ему, собст
венно, некуда, что сейчас его место здесь. Громадные голые липы, черные, с е
два заметной красноватой проклевкой, шумели тихим, осторожным шепотом, б
удто гнали его, спасая: «Пошел, пошел. Ишь задумал чего. Мал еще »
Володька спрятался между каменными могилами. Под руку попался обломок ч
угунного креста. Володька поднял его и, как бы прилаживаясь, как бы для про
бы, тюкнул по мрамору. Звук удара слился с другим звуком, неопределенным и
жутким, словно с самой середины неба хлестнул по земле мокрый пастуший к
нут.
«Чего это?» Ц подумал Володька, оглядываясь и приоткрыв рот. Но тут его ух
о уловило другой звук, едва заметный, долгий и нежный, будто шевельнули по
ющий металл.
Снова посередине неба хлестнул мокрый кнут. Снова шевельнулся, отозвалс
я поющий металл.
«Колокола на звук отзываются, Ц догадался Володька. Ц Неужели он из сво
ей винтовки чертовой?» В Володькиной голове закипели слезы. Представило
сь ему, что полицай Кузьма уже заметил в свою оптику красные роты. И валятс
я один за другим герои Ц красные командиры, убитые в сердце.
Хлестнул кнут в небесах. А Володька уже шел вдоль церковной стены, сжимая
в руках обломок креста. По лестнице, он ступал неслышно Ц в неслышных кал
ошах. Вдыхал носом, выдыхал ртом.
Полицай Кузьма сидел у канистры, прижимаясь к своей винтовке плечом и ще
кой. По ходу ствола Володька увидал Ц вот те раз! Ц выпадет сейчас кто-то
из поспешной цепочки немцев, огибающих бугор в направлении к Малявину. М
ысли Володькины взорвались, как грачиная стая, с криком и в разные сторон
ы. «Неужто в немцев? Зачем же ему в немцев? Кто ему дал право в немцев стреля
ть?»
По колокольне чесанула пулеметная очередь, выпущенная издалека. Пули пр
ошили железный шатер. Одна угодила в басовый колокол, он ойкнул и, словно у
стыдившись, загудел сердито.
И вдруг в Володькиной голове прояснилось, словно ветер сорвал тучу с неб
а, засияло, заголубело. И то, что Кузьма посадил его в вагон детдомовский, и
то, что леща ему на дорогу дал и хлеба И банка меда, и мясной оковалок для с
пасительного бульона, чудом появившегося на бабкином столе. И слова деда
Савельева: «Ты Кузьму кривого не трогай и не балабонь про него своим язык
ом нечесаным Он свое дело делает, ты свое делай » И бабкино вдруг смирен
ие от строгости стариковых слов. Все слилось в простую и звонкую мысль. От
этой изумительной радостной мысли Володька вздрогнул, подошел, и обхват
ил шершавую шею Кузьмы, и заплакал, ткнувшись носом в его лешачье лицо.
Некоторое время Кузьма молчал, Володьку не отталкивал, потом провел ладо
нью по его голове.
Ц Ну, ты того-этого Без мирифлюндии Ишь ты, две маковки у тебя, знать, сч
астливый ты, две маковки. Ц Он заметил валявшийся на полу обломок чугунн
ого креста. Спросил: Ц Никак, ты меня убивать шел?
Ц А то кого же? Ц ответил Володька.
Ц Так ведь не справился бы, Ц сказал Кузьма серьезно. Ц Я против тебя чт
о медведь против зайца. Ц Он посунулся к стене, как бы вполз на нее затылк
ом, загрузив булыжные плечи в угол. Ц Может, ты все же того, пойдешь?
Володька глянул на него умоляющими глазами.
Ц А-а Ц Кузьма махнул рукой. Ц Сиди пока. Успеешь уйти. Но когда я скома
ндую, чтобы без проволочек.
В одна тысяча девятьсот шестнадцатом году снайпер Прохоров Кузьма полу
чил на грудь четвертого «Георгия» и чин прапорщика. С этим чином, да с четы
рьмя «Георгиями», да с пулей в шее, да с бельгийской винтовкой штучной раб
оты, оставленной при нем, как его личный трофей, он и домой пришел. Пуля был
а на излете, она вошла в шею от уха и ближе к плечу остановилась. В полевом г
оспитале пулю вырезать не решились: стояла она очень близко к сонной арт
ерии и к какому-то важному нерву, отчего левый глаз не закрывался даже во
сне, а все дергался и мигал, и все лицо дергалось, и кривился рот, и разламыв
ала череп неугасимая головная боль. На фронт его не пустили, а списали по ч
истой и с почестями.
Шагая от станции, Прохоров Кузьма издали увидал ветрянки на буграх, трин
адцать штук Ц все его отца собственность. Одни Ц простомолки, другие Ц
крупорушки, третьи Ц маслобойки и медогонки, четвертые Ц для тонкой му
ки, пятые Ц солод молоть, шестые Ц крупяную муку, овсяную и гречишную. Не
большие дружные ветрянки весело крутили крыльями. Сладить с ними было ле
гко, и чинить их было нетрудно, и мельники Ц чтобы на каждую Ц были без на
добности, мужик-помольщик сам засыпал зерно, сам молол Ц даже бабы, котор
ые побойчее, могли управиться без подмоги. Повернут кузов к ветру, отожму
т клин на валу, и пойдут глахать крылья, сначала медленно, будто преодолев
ая скрип, а потом все круче, все мягче Ц задрожит ветрянка, будто лодка на
быстрой полоскучей волне, и как бы тронется вместе с бугром встречь ветр
у. Один мельник-специалист на всех ветрянках Ц его батька. Насекал жерно
ва, налаживал прессы, центровал медогонки, когда разболтаются. Стадо у не
го было породное, луга да большой яровой клин под ячмень Ц на пиво.
Всем этим хозяйством владеть предстояло Кузьме. Вот и стоял Кузьма на до
роге, смотрел на ветрянки глазами, сочащими радостную слезу, а лицо его де
ргалось, кривилось в муках.
Володька сидел, прижавшись к Кузьме.
Кузьма тронул двумя пальцами обе Володькины маковки.
Ц Выгляни, есть кто поблизости?
Володька выглянул быстро и осторожно Ц улица подле церкви была пустынн
ой.
Ц Чисто
Кузьма уселся к канистре, раскорячился по-турецки.
С каждым выстрелом из винтовки вываливалась горячая дымная гильза. Друг
ой патрон, маслянистый, тускло-золотой, входил из патронника в ствол. Затв
ор прижимал его с легким сопением. Снова стреляла винтовка. Гильза падал
а на пол. Легкими струнами пели колокола.
Володька морозно дышал и вздрагивал: «А ну как еще чесанут пулеметом? И че
го он на погибель стреляет в одну точку?»
Немцы уже опасались идти вдоль бугра, огибали смертельное место полем, п
отом вдруг сгрудились и, раскинувшись цепью, пошли на бугор с перебежкам
и и ползком.
Кузьма засмеялся.
Ц В атаку пошли на снайпера. Ищите Ц воюйте. Оттуда нас не видать Ц у мен
я проверено. Им оттуда в бинокль глухой угол виден. А у меня тут кирпичи вы
нуты. Пуля идет вдоль по оконному проему, а выскакивает как бы прямо из глу
хой стены. Из пулемета они чесануть могут Ц чесанули же, но это так, больш
е для очистки совести. Колокольни сейчас у стрелков не в чести. Они ж на ви
ду Ц какой дурак станет с колокольни стрелять? В этом тоже есть психолог
ия. Ц Кузьма побаюкал свою винтовку, погладил ее широкой, как лещ, ладонь
ю: Ц Инструмент Ц скрипка. Я снайпер, одинокий стрелок Я тебе сейчас рас
толкую, Ц сказал он, и голос его стал особым, каким мастер объясняет учен
ику секрет того дела, которое удалось ему в совершенстве. Ц В первую миро
вую со мной офицеры здоровались за руку. Я тогда немцев повалил больше, че
м иная рота. Четыре «Георгия», полный бант, Ц не шутка.
Он все поглаживал и поглаживал винтовку, наполняясь уверенной гордость
ю от соприкосновения с ее строгим телом.
У Володьки заалели губы, рот приоткрылся. Потом лицо его отвердело, и толь
ко глаза сияли, как солнечные прогалины в грозовом небе.
Ц Чтобы воевать в одиночку и без промаха, нужен инструмент. Снайпер свое
оружие в чехле носит, и я носил. Упаси бог, попадет песок или грязь, или замо
кнет. Одинокий стрелок Ц и разведчик, и охотник, и, само собой, воин. Винтов
ка для такого дела должна быть тяжелая. Наше оружие трехлинейное Ц легк
ое. Немецкий «шпаллер» хоть и потяжелее, но легковат. Я к своей прежней вин
товке свинцовую обкладку делал. Снайпер с колена не стреляет, а с плеча и н
авскидку, само собой, никогда. Снайпер стреляет лежа или вот так, сидя. Тяж
елая винтовка дает устойчивую наводку, она своей тяжестью самое малое мо
е дыхание гасит. Прицел необходим хороший Ц оптика «Цейс». Наши прицелы
торопливые. У немцев «Цейс» и есть, но тоже не всякий. А вот это Ц архангел
у Михаилу не стыдно преподнести. Ц Кузьма поднял драгоценное оружие на
широко открытых бережных ладонях. Ц Это и есть инструмент.
По колокольне больше не стреляли. Немцы, переждав страх, снова пошли мимо
бугра не прячась. Кузьма на них не глядел, он отломал корочку хлеба и жевал
ее, не глотая, чтобы на дольше сохранился во рту хлебный запах.
Слушая его, Володька чувствовал, как гордость снайпера Кузьмы Прохорова
переходит в него, делает его тело и всю повадку тяжеловато-сосредоточен
ной, неторопливой, а под фланелевой рубашкой, на тощей, еще не окрепшей гру
ди и руках вызревают булыжные мускулы. И, почувствовав себя сильным, Воло
дька почему-то не о себе подумал, не о будущих своих подвигах, а о старухе с
воей Ц бабке Вере. «Небось ищет меня по всем дорогам. Небось ноги стоптал
а». Володька представил, как бабка Вера пробирается сквозь немецкое отст
упление. «Может, ее бьют-убивают? Немцы в отступлении все крушат. Разом мо
гут старуху прикокнуть Ц не пожалеют». От этих мыслей только что наливш
иеся каменной силой Володькины мускулы снова ослабели и тело озябло. «Мо
жет быть, дядя Кузьма даст в прицельное стеклышко поглядеть. Может, бабка
идет Ц увижу».
Ц Для снайпера кто опасен? Не все, кто слышит звук. Война Ц шум вокруг кап
итальный. Только тот опасен снайперу, кто рядом с убитым. Если с тобой рядо
м упал товарищ, значит, и ты на прицеле, значит, рази, не то тебя поразят. А ко
гда звук от выстрела не бежит за пулей, а как бы заставляет воздух звучать
со всех сторон, будто эхо в лесу или в горах, Ц куда стрелять, какой опасат
ься стороны? Тут хоть «Отче наш» читай, в крик кричи. Снаряд наполовину сле
пой, от него можно спрятаться в ямке. А от снайпера? Может, он тебя с неба бье
т, как божья кара. В этой винтовке звук такой и есть Ц необычайный. Как при
хитрили ее бельгийцы? Сами не воины, а в оружии понимают.
Мне тогда пожаловались солдаты: бьет, мол, а откуда Ц не знаем. Бьет, нечис
тая сила.
Я за ним месяц охотился. Неделями в часть не возвращался. С лица почернел.
Заноза в груди Ц помру, а добуду. Меня два раза поп отпевал: за упокой геро
я Ц георгиевского кавалера. А он все хлещет, будто мокрым кнутом. Я от это
го звука разум потерял: течет на меня небо Ц дождь пополам с кровью. Солда
ты русские падают на сырую землю.
Дождило. Фронт на одном месте полгода стоял, и все дожди, дожди. Я за ним, он
Ц за мной. Так и ползали, как лютые змеи. Он меня из этой винтовки и чмокнул
в шею. И приполз, дурак, ко мне Ц посмотреть на меня мертвого. Вот тогда я ег
о капитально на нож взял. Молодой, а уже обер. Холеный, видать, сановитый, ин
аче откуда ему такая винтовка? Я его приволок в окопы, чтобы солдатики пог
лядели на нечистую силу.
Володька осторожно погладил винтовку. От прикосновения пальцев остали
сь на ней тающие голубоватые полосы. Кузьма головой потряс Ц согнал с се
бя дремотное оцепенение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
му, растерянному до слез солдату и объяснила: Ц Правильно говорят: матер
инское сердце Ц в детях, а ребячье Ц в камне.
Целый день они просидели на колокольне. Ночь проспали на колокольне. По н
ужде ходили в церковь. Пить было Ц синяя немецкая канистра с водой.
Поутру, когда лязгающая, тяжело дышащая река на дорогах ослабила свой на
пор и уже представляла собой ручейки, иногда обрывающиеся надолго, полиц
ай Кузьма поднялся по крутой деревянной лестнице к колоколам, достал с б
алки винтовку, обернутую в промасленную холстину. Володька, за войну пов
идавший оружия, сразу почувствовал ее красоту и ухоженность Ц массивна
я, с оптическим прицелом, приклад тяжелый, драгоценного дерева, мягкого б
леска, с глубоко уходящей темной красниной, с ручной резьбой по цевью и по
ложе. «Обороняться затеял». Володька поискал глазами чего-нибудь потяже
лее, чтобы стукнуть полицая по темени, когда надо будет.
Ц Бельгийский браунинг штучной работы, Ц сказал Кузьма. Ц Одно мое бо
гатство. Ц Он поставил канистру в метре от стены, предварительно отлив и
з нее воды во флягу. Ц Ты того, уходи. Ц Правая бровь, взбитая к волосам, вз
дыбилась совсем поперек лба. Сморщилось бугристое переносье. Ц Тут муж
ик есть чахоточный рядом Ц пятый дом после церкви с краю. У него подполье
каменное Ц дот. Батька его лавку хотел заводить, да не сдюжил, только и по
строил подполье под склад. Там небось полдеревни сидит. Давай шагай. А как
поутихнет, к бабке Вере ворочайся. Кто для тебя бабка Вера сейчас? Не знаеш
ь? Она для тебя сейчас все. Ты что же, решил, что твой батька враз в Ленинград
явится? Ему нужно отвоевать да еще приказа дождаться. А когда войне конец
? Если без остановки и то не год. Ленинград в кольце, там от голода люди мрут
. Ты что же, по воздуху полетишь?
Сказав это, полицай угрюмо уселся возле канистры, ноги раскорячил, как ту
рок. Канистра оказалась низковатой, он встал, выбил из лестницы к колокол
ам две ступеньки, подложил под канистру и снова прижался к прикладу. Прищ
уренный черный глаз, беспокойный и недовольный, вдруг замер, вдруг вспых
нул кинжальной сталью. Володька сообразил: теперь винтовка лежит как над
о. Кузьма не торопился, опустил винтовку, вытер оставшиеся от пальцев пот
ные следы рукавом. Достал из-под соломы ящик с патронами, уложенными в кор
обочку, разулся, пиджак снял, подстелил под винтовку сложенное полотенце
, чтобы сталь ствола не соприкасалась с железом.
«У, как прилаживается, будто к работе», Ц подумал Володька.
Ц Ты еще тут? А я что сказал? Ц Полицай поднялся, топнул босой ногой.
Володька отскочил к выходу. И, уже спрятавшись в каменном лестничном кор
идоре, закричал:
Ц Кривой леший! Изловят тебя и повесят! Ц И побежал вниз с холодеющей сп
иной, ожидая, что вот-вот его настигнет гулкая пуля.
Выскочив из колокольни, Володька метнулся вдоль церкви, под самой стеной
, чтобы сверху не видно. Обежав церковь вокруг, понял, что бежать ему, собст
венно, некуда, что сейчас его место здесь. Громадные голые липы, черные, с е
два заметной красноватой проклевкой, шумели тихим, осторожным шепотом, б
удто гнали его, спасая: «Пошел, пошел. Ишь задумал чего. Мал еще »
Володька спрятался между каменными могилами. Под руку попался обломок ч
угунного креста. Володька поднял его и, как бы прилаживаясь, как бы для про
бы, тюкнул по мрамору. Звук удара слился с другим звуком, неопределенным и
жутким, словно с самой середины неба хлестнул по земле мокрый пастуший к
нут.
«Чего это?» Ц подумал Володька, оглядываясь и приоткрыв рот. Но тут его ух
о уловило другой звук, едва заметный, долгий и нежный, будто шевельнули по
ющий металл.
Снова посередине неба хлестнул мокрый кнут. Снова шевельнулся, отозвалс
я поющий металл.
«Колокола на звук отзываются, Ц догадался Володька. Ц Неужели он из сво
ей винтовки чертовой?» В Володькиной голове закипели слезы. Представило
сь ему, что полицай Кузьма уже заметил в свою оптику красные роты. И валятс
я один за другим герои Ц красные командиры, убитые в сердце.
Хлестнул кнут в небесах. А Володька уже шел вдоль церковной стены, сжимая
в руках обломок креста. По лестнице, он ступал неслышно Ц в неслышных кал
ошах. Вдыхал носом, выдыхал ртом.
Полицай Кузьма сидел у канистры, прижимаясь к своей винтовке плечом и ще
кой. По ходу ствола Володька увидал Ц вот те раз! Ц выпадет сейчас кто-то
из поспешной цепочки немцев, огибающих бугор в направлении к Малявину. М
ысли Володькины взорвались, как грачиная стая, с криком и в разные сторон
ы. «Неужто в немцев? Зачем же ему в немцев? Кто ему дал право в немцев стреля
ть?»
По колокольне чесанула пулеметная очередь, выпущенная издалека. Пули пр
ошили железный шатер. Одна угодила в басовый колокол, он ойкнул и, словно у
стыдившись, загудел сердито.
И вдруг в Володькиной голове прояснилось, словно ветер сорвал тучу с неб
а, засияло, заголубело. И то, что Кузьма посадил его в вагон детдомовский, и
то, что леща ему на дорогу дал и хлеба И банка меда, и мясной оковалок для с
пасительного бульона, чудом появившегося на бабкином столе. И слова деда
Савельева: «Ты Кузьму кривого не трогай и не балабонь про него своим язык
ом нечесаным Он свое дело делает, ты свое делай » И бабкино вдруг смирен
ие от строгости стариковых слов. Все слилось в простую и звонкую мысль. От
этой изумительной радостной мысли Володька вздрогнул, подошел, и обхват
ил шершавую шею Кузьмы, и заплакал, ткнувшись носом в его лешачье лицо.
Некоторое время Кузьма молчал, Володьку не отталкивал, потом провел ладо
нью по его голове.
Ц Ну, ты того-этого Без мирифлюндии Ишь ты, две маковки у тебя, знать, сч
астливый ты, две маковки. Ц Он заметил валявшийся на полу обломок чугунн
ого креста. Спросил: Ц Никак, ты меня убивать шел?
Ц А то кого же? Ц ответил Володька.
Ц Так ведь не справился бы, Ц сказал Кузьма серьезно. Ц Я против тебя чт
о медведь против зайца. Ц Он посунулся к стене, как бы вполз на нее затылк
ом, загрузив булыжные плечи в угол. Ц Может, ты все же того, пойдешь?
Володька глянул на него умоляющими глазами.
Ц А-а Ц Кузьма махнул рукой. Ц Сиди пока. Успеешь уйти. Но когда я скома
ндую, чтобы без проволочек.
В одна тысяча девятьсот шестнадцатом году снайпер Прохоров Кузьма полу
чил на грудь четвертого «Георгия» и чин прапорщика. С этим чином, да с четы
рьмя «Георгиями», да с пулей в шее, да с бельгийской винтовкой штучной раб
оты, оставленной при нем, как его личный трофей, он и домой пришел. Пуля был
а на излете, она вошла в шею от уха и ближе к плечу остановилась. В полевом г
оспитале пулю вырезать не решились: стояла она очень близко к сонной арт
ерии и к какому-то важному нерву, отчего левый глаз не закрывался даже во
сне, а все дергался и мигал, и все лицо дергалось, и кривился рот, и разламыв
ала череп неугасимая головная боль. На фронт его не пустили, а списали по ч
истой и с почестями.
Шагая от станции, Прохоров Кузьма издали увидал ветрянки на буграх, трин
адцать штук Ц все его отца собственность. Одни Ц простомолки, другие Ц
крупорушки, третьи Ц маслобойки и медогонки, четвертые Ц для тонкой му
ки, пятые Ц солод молоть, шестые Ц крупяную муку, овсяную и гречишную. Не
большие дружные ветрянки весело крутили крыльями. Сладить с ними было ле
гко, и чинить их было нетрудно, и мельники Ц чтобы на каждую Ц были без на
добности, мужик-помольщик сам засыпал зерно, сам молол Ц даже бабы, котор
ые побойчее, могли управиться без подмоги. Повернут кузов к ветру, отожму
т клин на валу, и пойдут глахать крылья, сначала медленно, будто преодолев
ая скрип, а потом все круче, все мягче Ц задрожит ветрянка, будто лодка на
быстрой полоскучей волне, и как бы тронется вместе с бугром встречь ветр
у. Один мельник-специалист на всех ветрянках Ц его батька. Насекал жерно
ва, налаживал прессы, центровал медогонки, когда разболтаются. Стадо у не
го было породное, луга да большой яровой клин под ячмень Ц на пиво.
Всем этим хозяйством владеть предстояло Кузьме. Вот и стоял Кузьма на до
роге, смотрел на ветрянки глазами, сочащими радостную слезу, а лицо его де
ргалось, кривилось в муках.
Володька сидел, прижавшись к Кузьме.
Кузьма тронул двумя пальцами обе Володькины маковки.
Ц Выгляни, есть кто поблизости?
Володька выглянул быстро и осторожно Ц улица подле церкви была пустынн
ой.
Ц Чисто
Кузьма уселся к канистре, раскорячился по-турецки.
С каждым выстрелом из винтовки вываливалась горячая дымная гильза. Друг
ой патрон, маслянистый, тускло-золотой, входил из патронника в ствол. Затв
ор прижимал его с легким сопением. Снова стреляла винтовка. Гильза падал
а на пол. Легкими струнами пели колокола.
Володька морозно дышал и вздрагивал: «А ну как еще чесанут пулеметом? И че
го он на погибель стреляет в одну точку?»
Немцы уже опасались идти вдоль бугра, огибали смертельное место полем, п
отом вдруг сгрудились и, раскинувшись цепью, пошли на бугор с перебежкам
и и ползком.
Кузьма засмеялся.
Ц В атаку пошли на снайпера. Ищите Ц воюйте. Оттуда нас не видать Ц у мен
я проверено. Им оттуда в бинокль глухой угол виден. А у меня тут кирпичи вы
нуты. Пуля идет вдоль по оконному проему, а выскакивает как бы прямо из глу
хой стены. Из пулемета они чесануть могут Ц чесанули же, но это так, больш
е для очистки совести. Колокольни сейчас у стрелков не в чести. Они ж на ви
ду Ц какой дурак станет с колокольни стрелять? В этом тоже есть психолог
ия. Ц Кузьма побаюкал свою винтовку, погладил ее широкой, как лещ, ладонь
ю: Ц Инструмент Ц скрипка. Я снайпер, одинокий стрелок Я тебе сейчас рас
толкую, Ц сказал он, и голос его стал особым, каким мастер объясняет учен
ику секрет того дела, которое удалось ему в совершенстве. Ц В первую миро
вую со мной офицеры здоровались за руку. Я тогда немцев повалил больше, че
м иная рота. Четыре «Георгия», полный бант, Ц не шутка.
Он все поглаживал и поглаживал винтовку, наполняясь уверенной гордость
ю от соприкосновения с ее строгим телом.
У Володьки заалели губы, рот приоткрылся. Потом лицо его отвердело, и толь
ко глаза сияли, как солнечные прогалины в грозовом небе.
Ц Чтобы воевать в одиночку и без промаха, нужен инструмент. Снайпер свое
оружие в чехле носит, и я носил. Упаси бог, попадет песок или грязь, или замо
кнет. Одинокий стрелок Ц и разведчик, и охотник, и, само собой, воин. Винтов
ка для такого дела должна быть тяжелая. Наше оружие трехлинейное Ц легк
ое. Немецкий «шпаллер» хоть и потяжелее, но легковат. Я к своей прежней вин
товке свинцовую обкладку делал. Снайпер с колена не стреляет, а с плеча и н
авскидку, само собой, никогда. Снайпер стреляет лежа или вот так, сидя. Тяж
елая винтовка дает устойчивую наводку, она своей тяжестью самое малое мо
е дыхание гасит. Прицел необходим хороший Ц оптика «Цейс». Наши прицелы
торопливые. У немцев «Цейс» и есть, но тоже не всякий. А вот это Ц архангел
у Михаилу не стыдно преподнести. Ц Кузьма поднял драгоценное оружие на
широко открытых бережных ладонях. Ц Это и есть инструмент.
По колокольне больше не стреляли. Немцы, переждав страх, снова пошли мимо
бугра не прячась. Кузьма на них не глядел, он отломал корочку хлеба и жевал
ее, не глотая, чтобы на дольше сохранился во рту хлебный запах.
Слушая его, Володька чувствовал, как гордость снайпера Кузьмы Прохорова
переходит в него, делает его тело и всю повадку тяжеловато-сосредоточен
ной, неторопливой, а под фланелевой рубашкой, на тощей, еще не окрепшей гру
ди и руках вызревают булыжные мускулы. И, почувствовав себя сильным, Воло
дька почему-то не о себе подумал, не о будущих своих подвигах, а о старухе с
воей Ц бабке Вере. «Небось ищет меня по всем дорогам. Небось ноги стоптал
а». Володька представил, как бабка Вера пробирается сквозь немецкое отст
упление. «Может, ее бьют-убивают? Немцы в отступлении все крушат. Разом мо
гут старуху прикокнуть Ц не пожалеют». От этих мыслей только что наливш
иеся каменной силой Володькины мускулы снова ослабели и тело озябло. «Мо
жет быть, дядя Кузьма даст в прицельное стеклышко поглядеть. Может, бабка
идет Ц увижу».
Ц Для снайпера кто опасен? Не все, кто слышит звук. Война Ц шум вокруг кап
итальный. Только тот опасен снайперу, кто рядом с убитым. Если с тобой рядо
м упал товарищ, значит, и ты на прицеле, значит, рази, не то тебя поразят. А ко
гда звук от выстрела не бежит за пулей, а как бы заставляет воздух звучать
со всех сторон, будто эхо в лесу или в горах, Ц куда стрелять, какой опасат
ься стороны? Тут хоть «Отче наш» читай, в крик кричи. Снаряд наполовину сле
пой, от него можно спрятаться в ямке. А от снайпера? Может, он тебя с неба бье
т, как божья кара. В этой винтовке звук такой и есть Ц необычайный. Как при
хитрили ее бельгийцы? Сами не воины, а в оружии понимают.
Мне тогда пожаловались солдаты: бьет, мол, а откуда Ц не знаем. Бьет, нечис
тая сила.
Я за ним месяц охотился. Неделями в часть не возвращался. С лица почернел.
Заноза в груди Ц помру, а добуду. Меня два раза поп отпевал: за упокой геро
я Ц георгиевского кавалера. А он все хлещет, будто мокрым кнутом. Я от это
го звука разум потерял: течет на меня небо Ц дождь пополам с кровью. Солда
ты русские падают на сырую землю.
Дождило. Фронт на одном месте полгода стоял, и все дожди, дожди. Я за ним, он
Ц за мной. Так и ползали, как лютые змеи. Он меня из этой винтовки и чмокнул
в шею. И приполз, дурак, ко мне Ц посмотреть на меня мертвого. Вот тогда я ег
о капитально на нож взял. Молодой, а уже обер. Холеный, видать, сановитый, ин
аче откуда ему такая винтовка? Я его приволок в окопы, чтобы солдатики пог
лядели на нечистую силу.
Володька осторожно погладил винтовку. От прикосновения пальцев остали
сь на ней тающие голубоватые полосы. Кузьма головой потряс Ц согнал с се
бя дремотное оцепенение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18