- Мы так и сделаем. Но не сейчас.
И он снова заключил ее в объятия и снова поцеловал. Его любовь захлестнула ее, и скоро для них обоих не существовало уже ничего, кроме этих мгновений. И будущего.
Доминик отодвинул занавеску на оконце кареты, выглянул наружу, и кровь отхлынула от его лица. Дом Видала был весь в черном - в знак скорби.
- Доминик… - шепнула Кэтрин и ласково коснулась руки мужа.
Он сжал ее пальцы. Черные драпировки не были неожиданностью. Человек, нанятый Домиником для розысков, едва встретив их в Лондоне, сразу же сообщил, что Чарлз Видал очень болен.
Но одно дело знать о чем-то, другое - видеть собственными глазами. Сердце у него упало.
- Мы опоздали. Он уже умер.
- Ты не можешь знать это наверное. Может, это не траур по умершему, а выражение скорби ввиду приближения неизбежного. Может, твой отец еще жив. Покаты не постучишь в эту дверь, ты не будешь знать наверняка.
Он кивнул, признавая справедливость ее замечания, хотя сердце его едва не выпрыгнуло из груди, когда слуга открыл перед ним дверцу кареты. Сделать первый шаг было так трудно, тем более после долгих лет ожидания и розысков. В голове его роились вопросы, угрожая смять, подавить…
Ладонь Кэтрин легла ему на локоть, и он вернулся к реальности. Жутковатой реальности, но реальности.
- Пойдем, нам будет легче вместе.
- Доминик взял жену под руку, и они медленно направились к парадной двери. Он постучал очень робко, однако через несколько мгновений дверь растворилась, и перед ним появился молодой человек. Доминик сразу же покосился на руку молодого человека - нет ли на ней траурной повязки? Но повязки не оказалось. Может, он все-таки не опоздал?
- Я приехал повидать мистера Видала, - сказал он. Молодой человек внимательно посмотрел на них, и тут только Доминик заметил, какие у него глаза. Серые - точно такие же, как у него самого.
- Вероятно, вы просто не знаете, сэр. Мой отец при смерти. Он не может принимать посетителей. К нему допускают только членов семьи.
Молодой человек проговорил последние слова отнюдь не грубо, даже любезно, однако они все равно заставили Доминика поморщиться, так как в очередной раз напомнили ему, что он не член этой семьи, точно так же, как он не являлся членом семейства Мэллори.
Он со вздохом протянул молодому человеку визитную карточку.
- Я понимаю, что моя просьба может показаться странной, но у меня очень важное дело к мистеру Видалу. Может, для меня возможно сделать исключение?
Молодой человек посмотрел на карточку, и сразу же глаза его широко раскрылись.
- Вы Доминик Мэллори?
Кэтрин покрепче вцепилась в локоть мужа.
- Да. А это моя жена Кэтрин. - Он несколько мгновений колебался, потом спросил: - А вы сын мистера Видала?
Молодой человек кивнул:
- Я Луи Видал.
У Доминика перехватило дыхание. Перед ним стоял его младший брат.
Луи Видал снова всмотрелся в лицо Доминика. Потом покосился на Кэтрин.
- Мой отец как-то раз сказал мне, что если вы когда-нибудь зайдете, то мы обязательно должны принять вас. Но он не сказал почему. И вот вы пришли.
Доминик замер при этих словах. Но, сделав над собой усилие, не показал своих чувств. Было очевидно, что молодой человек не подозревает, что у него есть старший брат. И не следовало выдавать тайну, которую Чарлз Видал счел нужным сохранить.
- Если вы решили не принимать нас, то я вполне могу понять… - проговорил наконец Доминик.
- Нет. Я выполню пожелание моего отца, - решительно произнес Луи. - Прошу вас, входите.
Доминик посматривал на Кэтрин все то время, что они поднимались по лестнице в верхние, жилые покои. Она тоже смотрела на него. Она понимала, какой это трудный для него момент, и ее поддержка была очень важна для него.
Наверху их встретили еще трое молодых людей разного возраста, но не старше двадцати пяти. Была и молодая женщина, примерно ровесница Кэтрин. Все были в черном, и у всех глаза были заплаканы. Его братья и сестра.
Луи остановился и тихо сказал что-то братьям. Затем открыл дверь в комнату.
- Но только не долго, мистер Мэллори.
Доминик медленно вошел в полутемную спальню. За те несколько мгновений, что глаза его привыкали к полумраку, он успел сделать несколько глубоких вдохов и взять себя в руки. Ему надо было держаться.
- Кто здесь? - раздался слабый мужской голос с постели.
Когда Доминик посмотрел на мужчину, лежащего там, у него перехватило дыхание. Его отец. Он исхудал из-за болезни, и волосы его сильно поредели. Но глаза точь-в-точь такие, как у Доминика. И у него было лицо человека, который многое повидал в жизни, да и сделал немало.
- Вы не знаете меня, сэр, - в смущении проговорил Доминик; слова давались с огромным трудом. - Но меня зовут Доминик Мэллори.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Доминик замер. Неужели отец откажется признать его? Может, он уже давно не мечтает увидеть своего незаконного сына? Может, не желает его знать?
Видал вдруг задохнулся, закашлялся. И Доминик инстинктивно шагнул к умирающему.
- Ты пришел, потому что узнал, - прохрипел Видал. - Ты узнал правду, да?
Доминик закрыл глаза. Сколько раз он рисовал в воображении этот момент? Бессчетное число раз. Но в его фантазиях отец не лежал на смертном одре. И Доминик всегда думал, что во время разговора может быть сказано много гневных слов. Он никак не предполагал, что душа его преисполнится умиротворением. Всепрощением.
- Да, я знаю правду, - прошептал он. Последовало долгое молчание. Затем отец его поднял исхудавшую руку:
- Тогда закрой дверь и сядь возле меня, сынок.
У Доминика едва не подкосились ноги. «Сынок». Дрожащей рукой он закрыл дверь, затем шагнул к своему отцу.
Эпилог
Доминик стоял у окна и смотрел на земли Лэнсинг-Сквера, расстилающиеся перед ним. В комнате стояла такая тишина, что можно было бы услышать, как паук плетет свою паутину. Хотя Кэтрин никогда бы не допустила, чтобы пауки чувствовали себя в ее доме настолько вольготно.
Он улыбнулся. Если прислушаться, то не такая уж это и тишина. Если отвлечься от созерцания земель, сосредоточиться и прислушаться, то можно различить некоторые звуки. Вот в отдалении раздался взрыв смеха, мужского и женского. А вот запищал младенец.
Ему стало радостно и тепло на душе - и от смеха, и от писка. А ведь каких-нибудь полтора года назад он и не думал, что такая радость возможна.
- Вот ты где…
Он повернулся на голос жены и увидел, как Кэтрин входит в его кабинет и тихонько прикрывает дверь за собой. Ее черные как смоль волосы были небрежно собраны на затылке, но упрямые прядки все же выбивались у щек. Кэтрин твердила, что терпеть не может эти кудряшки. А Доминик обожал их. Кудряшки эти всегда напоминали ему о том, как он впервые увидел ее на заснеженной террасе.
- Да, я здесь, - ответил он, улыбаясь и раскрывая жене объятия. Ни секунды не колеблясь, она шагнула к нему и несколько мгновений простояла, прижимаясь к его груди, потом с улыбкой сказала:
- Так ты все веселье пропустишь. Это все-таки праздник в честь твоего дня рождения. Мог бы и почтить нас своим присутствием!
Он засмеялся. День рождения никогда не был для него радостным до прошлого года, когда в этот день он получил то, о чем не смел и мечтать. А в этом году все вышло еще лучше. У него теперь ребенок, у него красавица жена. У него есть все.
- А когда ты подаришь мне свой подарок? - спросил он и подмигнул жене.
Кэтрин зарделась.
- Но ты уже получил от меня прекрасный нож для обрезания сигар! - возразила она, хотя по блеску глаз было ясно, что она прекрасно поняла, о чем говорил муж. - Ах, ну ладно, ладно, - добавила она с театральным вздохом. - Ты получишь еще один подарок. Сегодня вечером. Когда мы останемся наедине.
Она прильнула к нему и поцеловала его, и он почувствовал желание, которое было столь же сильным, как и его любовь. Он до сих пор не уставал удивляться тому, с какой легкостью жена умела возбуждать в нем страсть и радость одновременно. Наконец Кэтрин отстранилась от него.
- Но не сию секунду, - строго сказала она, но Доминик заметил в ее глазах блеск желания. - Потому как все твое семейство в сборе и все ждут тебя.
- Хорошо, - сказал он, усмехаясь и предлагая жене руку.
Они направились в гостиную, где собрались все приглашенные. Доминик с улыбкой поглядывал по сторонам, любуясь своим жилищем. Кэтрин не пожалела сил на то, чтобы сделать Лэнсинг-Сквер идеальным домом.
Да, этот дом - само совершенство. Дом, с которым у него связано все. Его дом. Отныне и навсегда.
- Вот он! - Все гости приветствовали его радостными криками.
Джулия и Адриан тоже приехали, испросив предварительно благословения доктора Джулии, который заверил супругов, что недолгое путешествие в карете ничуть не повредит младенцу, который уже готовился вскоре появиться на свет. Джулия так и сияла, прижав ладони к своему округлому животу.
Но были в гостиной и другие родственники - те, с кем Доминик познакомился совсем недавно. Его братья Роберт, Джереми и Луи сидели в креслах. Его вторая сестра Шарлотта, сидевшая на диване, держала на коленях его сына со всею нежностью, на какую только может быть способна любящая тетка.
И как он раньше жил без всех этих людей? Ответ был прост. Он и не жил в полном смысле этого слова. До того как он повстречал Кэтрин, существование его представляло собой всего лишь бессмысленную цепь эпизодов, связанных воедино стремлением знать правду, но лишенных радости бытия.
С появлением жены все изменилось, а затем и новые родственники приняли его с радушием и любовью, на какие он не смел и надеяться. Таково было предсмертное желание их отца.
Доминик отогнал грустные мысли, которые всегда одолевали его, когда он вспоминал Чарлза Видала. Хотя они провели вместе совсем мало времени, он ценил знакомство со своим родным отцом как великий дар судьбы. И бережно хранил в памяти воспоминания о покойном.
- Ну, хватит, Шарлотта, - сказал он тоном строгого старшего брата. - Ты уже насиделась с моим сыном. Я не хочу, чтобы мой малыш искушал твое девичье сердце, пока ты и твой негодник не назвали точную дату венчания.
Его младшая сестра ахнула с напускным гневом и, продолжая держать ребенка на коленях, заметила кокетливо:
- Среди моих знакомых есть только один негодник - это ты, Доминик.
Он засмеялся и взял Джона из рук сестры. Младенец сразу же заулыбался и исполнил фокус, который только-только освоил, - радостно захлопал в ладоши.
- Он одобряет, - сказала Кэтрин, стоявшая рядом с мужем. Она протянула руку и ущипнула своего сына за щечку.
Доминик засмеялся и сел рядом с одним из своих братьев; он по-настоящему наслаждался обществом близких людей.
- Марджет, отнесите Джона наверх, пожалуйста. - Кэтрин вручила младенца няне.
Малыш чуть шевельнулся и на мгновение приоткрыл глаза, которые были совсем такие же, как у его отца.
- Хорошо, миссис Мэллори, - сказала няня.
Марджет со спящим ребенком на руках выскользнула из комнаты. Теперь Кэтрин могла отправиться на поиски мужа. Вот уже второй раз за день он потихоньку ускользнул от гостей, собравшихся в честь его дня рождения, и это очень тревожило Кэтрин.
Оказываясь в обществе своих братьев и сестер, Доминик всегда был невероятно счастлив. Но Кэтрин знала, какие болезненные детские воспоминания связаны у него с днем его рождения. И сейчас ни Коул, ни его мать не сочли нужным поздравить его; они держались все с той же холодной отчужденностью, что и все время после безобразной сцены, имевшей место при их последней встрече.
Кэтрин тихонько вышла в холл. Она слышала, как разговаривают гости все в той же гостиной, где они собирались днем, но сейчас гости собрались, чтобы выпить перед ужином. Ей стало тепло на сердце от их радостного смеха, потому что все это были люди, которых она любила и которых, что еще важнее, любил ее муж.
Она уже собралась выйти, чтобы поискать Доминика на террасе, но тут за ее спиной раздалось деликатное покашливание Мэтьюза.
- Что такое? - спросила она старика дворецкого с ласковой улыбкой.
- Прибыло письмо для мистера Мэллори. От леди Лариссы Мэллори.
Кэтрин вздрогнула от неожиданности, однако взяла письмо с серебряного подноса.
- Благодарю вас, Мэтьюз. Я пойду передам ему письмо.
Она вздохнула и посмотрела на письмо. Да, конверт надписан округлым почерком Лариссы. Но адрес был написан чуть неровно, как если бы пальцы у Лариссы дрожали, когда она писала имя своего младшего сына.
Кэтрин покачала головой и вновь принялась искать мужа. Она нашла его на террасе за бальным залом, что не слишком ее удивило. Если облокотиться на широкий каменный парапет террасы, то открывался чудесный вид, хотя сейчас было темно, и видом Доминик любоваться не мог. Запахнув на груди тонкую шаль, чтобы защититься от холодного весеннего ветерка, Кэтрин встала рядом с мужем.
- Ты уже во второй раз потихоньку улизнул от меня, - сказала она с веселой улыбкой.
- С чего бы мне вдруг захотелось от тебя улизнуть? - ответил он усмехаясь, но за шутливым тоном чувствовался жар страсти и желания.
Кэтрин посмотрела на него с некоторым беспокойством:
- Ты думаешь о чем-то, что-то тревожит тебя, но ты не хочешь со мной поделиться.
Доминик с изумлением взглянул на жену, потом расплылся в улыбке:
- Как же хорошо ты меня знаешь!
- Что верно, то верно. - Кэтрин усмехнулась. - Знаешь, у меня есть кое-что для тебя. Возможно, это улучшит тебе настроение, а может, и нет.
И она протянула ему письмо. Доминик колебался мгновение, и Кэтрин поняла, что он узнал почерк матери. Наконец он взял письмо и сломал печать. Письмо было короткое, всего одна страничка, но по выражению лица Доминика она не смогла понять, огорчило ли его оно или нет.
- Мать поздравляет меня с днем рождения, желает счастья. - Доминик убрал письмо в карман сюртука. - И она приглашает меня заехать к ней в гости, когда мы вернемся в следующем месяце в Лондон. Она хочет рассказать мне о моем отце.
Кэтрин закусила губу.
- И как тебе такая новость?
Откровенно говоря, она сама не смогла бы сказать, как ей нравится такая новость. Отчасти она испытывала гнев. Поздновато решила Ларисса рассказать Доминику о его отце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36