Пламя охватило ее тело, и ей казалось, что она вот-вот сгорит дотла в этом пламени.
- О, Доминик… - прошептала она, прижимаясь губами к его шее.
Внезапно из горла его вырвался хриплый стон, и он резким движением откинул в сторону прикрывавшее их одеяло. Затем принялся осторожно приподнимать ее ночную рубашку, и с каждым мгновением ноги Кэтрин все больше обнажались - об этом он мечтал с того момента, когда увидел ее на террасе. Тогда он подумал, что она похожа на Снежную королеву, но впечатление оказалось обманчивым. Скорее уж она была богиней огня. Скрытый жар, скрывавшийся в ней, вполне мог разгореться не на шутку и запылать ярким пламенем - следовало лишь умело разжечь это пламя.
И похоже, он все делал правильно, так как с каждым мгновением Кэтрин все больше распалялась. Вот он накрыл ладонью ее колено - и она задрожала всем телом. Когда же он погладил ее по бедру, она чуть не задохнулась от наслаждения. Ее пальцы впились в его плечи, а из груди вырвался стон.
Наконец его рука скользнула меж ее ног, и Кэтрин, громко вскрикнув, выгнула спину. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не забыть: для его молодой жены это первый опыт любовной близости и нельзя набрасываться на нее со звериной яростью. По крайней мере, пока нельзя. А вот когда она перестанет испытывать боль при проникновении в ее тело, тогда…
Впрочем, сейчас не следовало об этом думать. Сейчас он должен был позаботиться лишь об одном - должен был заставить ее извиваться от страсти.
Он осторожно погрузил палец в ее жаркое лоно и заглянул ей в глаза. В глазах ее тотчас же промелькнула тревога, и Доминик понял, что надо успокоить жену.
- Дорогая, так тебе приятно? - прошептал он и, склонившись над ней, прижался губами к ее животу, совсем рядом с поднятым подолом рубашки.
- Д-да, очень… - пролепетала она; пальцы же ее судорожно комкали простыню.
- Сегодня я хочу, чтобы тебе все было приятно. - Он снова посмотрел ей в глаза - и утонул в этом зеленом океане. - Я хочу, чтобы ты была готова принять меня. И хочу подготовить тебя.
Зеленые глаза раскрылись так широко, что все вокруг словно окрасилось зеленоватой дымкой.
- Что ты хочешь сделать?
Он оторвался от нее и снял с нее рубашку, так что она наконец предстала перед ним обнаженная - не во сне, а наяву. Щеки ее залились алым румянцем. Она сделала попытку прикрыться, но он осторожным движением отвел ее руки.
- Ты само совершенство, дорогая. Не прячься от меня. - Он коснулся пальцем ее подбородка и поцеловал в губы. - Да, не прячься.
Кэтрин почувствовала, что в глазах у нее защипало от навернувшихся слез. Ведь спрятаться от него - это единственная защита… И в то же время она знала, что уже не хочет прятаться и защищаться, - напротив, страстно желает сдаться и уступить.
Тут губы его оторвались от ее губ и, оставляя за собой огненный след, пробежали по ее шее и плечам. Когда же муж принялся целовать ее груди, из горла Кэтрин вырвался громкий крик - такого наслаждения ей еще никогда не доводилось испытывать.
Наслаждение было столь острым, что даже походило на боль. Однако расставаться с этой болью не хотелось - хотелось испытать ее снова и снова.
Обвивая руками шею мужа, Кэтрин крепко прижала его к себе, побуждая продолжать ласки. И он не обманул ее ожиданий, только теперь губы его переместились к другой груди.
Вскоре Кэтрин заметила, что не только наслаждается ласками мужа, но и отвечает на них с большим пылом. Ладони ее гладили его спину, всю в буграх напряженных мышц, а пальцы ощупывали каждый изгиб его тела - словно ей хотелось навсегда сохранить в памяти эти ощущения. А потом она вдруг поняла, что ее ладони, скользя по его груди, спускаются все ниже… «Неужели он сложен настолько безупречно? Неужели у него нет ни одного изъяна?» - внезапно промелькнуло у нее.
- Знаешь, ты бы лучше снял с себя одежду, - прошептала она и осторожно поцеловала мужа в плечо.
- Снять? - Он взглянул на нее с улыбкой. - Но зачем? - Доминик пытался убедить себя в том, что прекрасно владеет собой, но чувствовал, что у него это не очень хорошо получается.
Кэтрин поняла, что краснеет.
- Видишь ли, если ты тоже будешь голый, я буду меньше стесняться, - ответила она, тоже улыбнувшись.
Откровенно говоря, она уже нисколько не стеснялась, ей просто было очень любопытно. Да, ей хотелось как следует рассмотреть тело мужа, хотелось рассмотреть его так, как он рассматривал ее.
Прежде чем выполнить просьбу, он склонился к ее губам и снова поцеловал. Поцелуй этот был нежным и в то же время необыкновенно страстным - так муж ее еще ни разу не целовал. Затем, оторвавшись от ее губ, он встал с постели и в одно мгновение скинул с себя оставшуюся одежду. Он предстал перед ней в слабом свете догорающего камина, и теперь уже нечего было дорисовывать с помощью воображения. Теперь она увидела то, что так хотела увидеть.
Доминик был сложен как бог. Широкие плечи, узкие бедра, мускулистые руки и ноги… и возбужденная плоть, вздымавшаяся от паха, - он был сама мужественность, должно быть, именно таким рисовался идеал Творцу, когда он создавал Мужчину.
Когда муж ее забрался обратно в постель, она почему-то смутилась. Возможно, до нее только сейчас дошло, что все происходит на самом деле. Не во сне. Да, этот мужчина со сверкающими серыми глазами и безупречным телом - он ее муж, а она его жена. До гроба.
Доминик коснулся губами ее губ и настойчивыми и нежными ласками добился от нее пылкого ответа. Когда она подалась навстречу ему и обвила руками его плечи, он чуть сдвинулся и лег на нее. Тело его прижалось к ее телу. И ни один дюйм ее роскошного тела не остался вне его досягаемости. Но все равно этого было мало. Он хотел соединиться с ней полностью. Стать с ней одним целым.
- Доминик… - прошептала она тихонько между жаркими поцелуями.
- Мм?.. - Он зашел уже так далеко, что почти не воспринимал членораздельную речь - для него существовали только ощущения. И предвкушение.
- Доминик, я готова. - Глаза ее сверкали желанием. - Ты сказал, что хочешь, чтобы я была готова. Я готова.
Его тело конвульсивно дернулось при этих ее словах. Святая невинность! Она даже не представляет, что произойдет, когда он проникнет в нее. Она понятия не имеет о том, какая боль ознаменует ее вступление в царство чувственных наслаждений - как бы он ни старался действовать осторожно, все равно будет больно. Но он уже не мог больше терпеть. К тому же ему было известно, что одно мгновение боли можно компенсировать тысячей ласк.
- Хорошо, дорогая. - Доминик осторожно раздвинул ноги жены, затем улегся на нее, и его возбужденная плоть коснулась ее лона.
Кэтрин тихонько вскрикнула, когда муж придавил ее всем своим весом. Затем он начал осторожно продвигаться вперед, и у нее перехватило дыхание. Это было удивительное ощущение - оказывается, ее тело создано так, что способно было растянуться и охватить его, принять его в себя, точно он самой судьбой был предназначен к тому, чтобы стать ее частью. Она закрыла глаза и наконец-то сделала глубокий вдох.
Внезапно он остановился.
- Прости, Кэт. Сейчас станет больно, но боль скоро пройдет.
Прежде чем она успела кивнуть и приготовиться, он взял ее за бедра и вошел в нее полностью. Боль заставила ее прикрыть глаза, и она снова вскрикнула. Но боль действительно прошла очень быстро.
- Прости, - повторил Доминик и поцеловал ее в шею.
Она чуть приподняла голову и прижалась губами к его губам.
- Не беспокойся, уже не больно. Совсем не больно.
Несколько секунд спустя Кэтрин уже не помнила о боли, она совсем о ней забыла - все вытеснило восхитительное ощущение, возникшее оттого, что она стала частью Доминика и принадлежала ему.
- Теперь тебе уже никогда не будет больно, - тихонько прошептал он ей в самое ухо. - Никогда…
Затем он стал двигаться, и бедра его словно описывали круги. Кэтрин прикрыла глаза и негромко застонала. Как такое может быть? Неужели возможно такое наслаждение? И наслаждение это с каждой секундой становилось все более острым.
В какой-то момент она вдруг поняла, что двигается в такт движениям мужа, подаваясь каждый раз ему навстречу. Дыхание со свистом вырывалось из его рта, и это казалось ей музыкой, потому что она поняла: ему так же трудно сохранять самообладание, как и ей. Он стал двигаться быстрее, все глубже проникая в нее, и наслаждение вновь поднялось волной. Мышцы ее дрожали мелкой дрожью, бедра сами собой поднимались ему навстречу, и стоны, которые она уже не в силах была сдержать, то и дело срывались с ее губ.
Они возносились все выше, приближаясь к вершинам блаженства, и Кэтрин понимала, что момент этот приближается, но не знала, что это такое. Знала только, что никогда ничего так не желала, как этого мгновения. Ей страстно хотелось освобождения, но так же сильно хотелось, чтобы чудесные ощущения, которые она сейчас испытывала, никогда ее не оставляли.
А потом она и вовсе утратила способность думать - пузырек наслаждения, который все рос и рос внутри ее, внезапно лопнул, и Кэтрин, содрогнувшись всем телом, громко застонала и затихла, откинувшись на подушки. Несколько секунд спустя Доминик присоединился к ней с хриплым криком, эхом разнесшимся по комнате.
Какое-то время оба лежали неподвижно. Кэтрин по-прежнему прижимала мужа к себе, отнюдь не выказывая желания высвободиться из его объятий. А он, пожалуй, и не смог бы сейчас ее отпустить. На него навалилась приятная усталость, и в эти мгновения он думал о том, что мог бы лежать так бесконечно долго. Как странно… Ведь обычно он торопился освободиться от объятий любовницы сразу после семяизвержения. Ему никогда не нравилось шептать в темноте фальшивые слова любви и одаривать женщину ласками, которые должны были свидетельствовать о нежных чувствах.
Но с Кэтрин все вышло по-другому. Лежа в ее объятиях и обнимая ее, он испытывал совершенно новое для него наслаждение, прежде ему неизвестное.
- Я делаю тебе больно? - прошептал он, поцеловав ее за ухом.
Она довольно долго молчала, потом со вздохом ответила:
- Пока не делаешь.
Доминик с огромной неохотой скатился с нее, но сразу же привлек ее к себе. Когда щека Кэтрин прижалась к его груди, он с наслаждением вдохнул ее запах. Теперь она принадлежала ему, и ни один мужчина, кроме него, не имел на нее прав.
- Прости, что вначале было все-таки больно, - прошептал он, натягивая на нее и на себя одеяло. - Но больно бывает только в первый раз.
- Мне было не так уж больно, - сказала она после долгой паузы. - И потом я совсем забыла о боли.
Он улегся поудобнее, и теперь она прижималась к нему всем телом.
- Обещаю, что с каждым разом будет все лучше и лучше. Я привыкну к тебе, а ты - ко мне.
- Но, в конце концов, я тебе наскучу, - сказала она срывающимся голосом. - Всем мужчинам рано или поздно надоедают их женщины.
Эти слова словно повисли в темноте между ними. Горькие и холодные слова. Он попытался отогнать их, хотя и знал, что это чистая правда, - так по крайней мере свидетельствовал его опыт.
- Не думаю, что это произойдет так уж скоро. Судя по тому, что произошло между нами, мы с тобой будем по-настоящему влюблены друг в друга еще какое-то время. Будем совершенно…
- Без ума друг от друга, - прошептала она и снова вздохнула.
Доминик нахмурился. Что-то в голосе жены встревожило его - казалось, она думала о чем-то очень неприятном.
Он чуть приподнялся и заглянул ей в лицо. Ее зеленые глаза были широко раскрыты, и в них были боль и тревога. Поцеловав жену в губы, он прошептал:
- Если нам повезет, то все у нас сложится замечательно. - Он снова поцеловал ее и крепко прижал к груди.
Да, он вполне может влюбиться в свою жену до беспамятства. И он твердо вознамерился внушить ей столь же сильную привязанность к себе.
Еще прежде, чем Кэтрин открыла глаза, она поняла, что лежит в постели одна. Она не ощущала присутствия Доминика всеми фибрами души, как то происходило всякий раз, когда он находился рядом. Очень осторожно она приоткрыла один глаз и окинула взглядом комнату. В развороченной постели лежала только она одна - и еще тщательно сложенная записочка на подушке.
Натянув простыню себе на грудь, она села в постели и сразу почувствовала, как ноют мышцы. Впрочем, чего еще ожидать? Она провела ночь в любовных ласках, которыми одаривал ее муж, и она заслужила эти болезненные ощущения. Разумеется, он был прав, когда сказал, что с каждым разом будет все лучше и лучше. Он доказал ей это, доказал столько раз, что она счет потеряла.
Немного помедлив, Кэтрин прочла записку:
«Ты выглядела такой прекрасной во сне, что мне стало жаль тебя будить. Я пошел вниз - проверить, как там наши лошади, и заказать завтрак.
Доминик»
Почему она затаила дыхание, когда читала эти слова? И почему покраснела от удовольствия, прочитав, что показалась ему прекрасной? Господи, почему же ее все тянет вглядываться в каждую завитушку, в каждый росчерк его пера, словно это было для нее делом первостепенной важности?
Кэтрин в досаде нахмурилась и смяла записку. Затем, размахнувшись, швырнула ее в сторону камина. Это называется «сохранять самообладание и держать дистанцию»! Самообладание покинуло ее в тот самый момент, когда Доминик прижал ее к груди и предложил обрести райское блаженство в его объятиях. Райское блаженство, которое она поспешила принять, хотя и знала, какую опасность оно таит в себе.
Разумеется, все страхи, а также благоразумные выводы, на которые ее навели наблюдения за собственными родителями, отнюдь не рассеялись, однако этой ночью она почти забыла о своих сомнениях. А подозрения, что у Доминика есть и другие женщины, исчезли, едва он снял с нее ночную рубашку. Страх чересчур привязаться к собственному мужу прошел без следа, когда он заявил свои права на нее как на жену.
Даже когда все кончилось и сомнения вернулись, она не оттолкнула его. Когда же он сказал, что они не смогут наскучить друг другу «еще какое-то время», она окончательно удостоверилась: ее муж не из тех, кто остается верен одной женщине всю жизнь. Но разве это заставило ее вновь натянуть на себя полотняную броню ночной рубашки и заснуть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36