шкаф без раковины в ванную
Пяти минут не прошло, как вы высказали такое пожелание.
– Ну и что? Это же я сказала, а не дядюшка. Не знаю, что именно вы задумали, но мне это не нравится.
– Вы, как всегда, забегаете вперед, не удосужившись ни выслушать, ни подумать. Сразу же…
– Зачем слушать, когда все ясно и так? Я знаю вас, Дреф. Вы отчаянны и безрассудны. Всегда говорите и делаете что взбредет в голову, а там хоть трава не расти. Распоряжаться собой – ваше право, но втягивать дядюшку Кинца в ваши безумные проекты просто несправедливо. Кинц – совсем другой человек – мягкий, доверчивый, не от мира сего. Он не отличит экспроприациониста от нирьениста. Он непрактичен и не представляет, во что может быть втянутым. Несправедливо так с ним поступать.
– Несправедливо… Любопытно, что вы произнесли это слово, ибо я считаю верхом несправедливости, а также самонадеянности принимать решения за вашего дядюшку. Разве он ребенок, простофиля или впал в детство, что ему отказывают в праве решать за себя?
– Да неужели у него останется выбор, после того как вы опутаете его паутиной своих речей? Стоит вам до него добраться – и он пропал. Вы так заговорите его, что он согласится на все, что вы…
– Бросьте. Не стоит переоценивать мой дар убеждения и недооценивать ум вашего дяди. Не такой уж он беспомощный блаженный дурачок, каким вам представляется.
– Вот именно, такой он и есть.
– Он гениальный, блестящий ученый и опытный человек, личность…
– Он не знает настоящей жизни и…
– Кроме того, – оборвал Дреф, не обращая внимания на ее возражения, – мастер Кинц, как Возвышенный и вонарец, лично заинтересован в конечном исходе нынешней схватки. Ведь это его сородичам – Возвышенным – ныне как сословию грозит полное истребление. Это они, в том числе, возможно, его добрые знакомые и их дети, томятся сейчас в «Гробнице», ожидая казни. И это его соотечественников Революция и ее нынешние вожди обманывают, предают, лишают обещанных прав, грабят, гонят на подневольный труд и безжалостно убивают, и так будет продолжаться, пока у власти находится Уисс Валёр со своими присными. Неужели вас удивит, если Кинц во Дерриваль согласится – и даже захочет посодействовать правому делу?
– Он на все согласится, послушав вас, – возразила Элистэ, – но ему это не нужно. Он старенький, затея опасная, и…
– Чем вы оправдываете то, что отказываете ему в праве решать за себя?
– Для его же блага…
– И вы тут верховный судья?
– Не хуже любого другого.
– Значит, его слова никто и не спросит?
Знакомая фраза. «Значит, моего слова тут никто и не спросит, мастер Лишай?» – вспомнила Элистэ и сдалась.
– Я не это имела в виду. Конечно, его нужно спросить…
– А вот это по справедливости, и я рад, что вы согласны.
– Что вам до моего согласия! Вы все равно своего добьетесь, согласна я или нет.
– На сей раз вы ошибаетесь. Связаться с мастером Кинцем, как вы, понимаете, непросто. Возможно, он уже за пределами Вонара…
– Ни в коем случае. Он никогда не сбежит за границу. Он привязан к своей земле. Уверена, что он по-прежнему безбедно живет себе в Дерривале.
– Будем надеяться. О том, чтобы ему написать, не может быть и речи. Нужно подумать, как мне съездить в Фабек и лично встретиться с ним. Тут, однако, возникает другая загвоздка: ваш дядя – человек в высшей степени осторожный и неуловимый…
– А-а, понимаю. Понимаю. Без моей помощи вам до него не добраться. Теперь все ясно. Вот почему вас так необъяснимо волновало мое согласие… Да, все ясно как день.
– Цинизм вам не к лицу – он вас не красит. – Дреф слегка улыбнулся в ответ на ее рассерженный взгляд. – Помнится, домик мастера Кинца в холмах, что над сеньориальными угодьями, защищен от чужих глаз чародейным наваждением и к нему невозможно пройти. Однако, если не ошибаюсь, вы частенько наведывались туда. Вам удавалось одолеть чародейную преграду?
– Не совсем так. У нас был условный знак. Я нажимала на рычаг в нише, укрытой под камнем у старого пня, дядюшка Кинц спускался и проводил меня через скалу.
– Сквозь скалу?
– Ну, не настоящую.
– Конечно, конечно. Мне нужно знать, как найти камень, пень и скалу. Рычаг поворачивается как-нибудь по-особенному?
– Дреф, у вас ничего не выйдет.
– Попробуем заставить вас передумать.
– Это дядюшку Кинца нужно заставить, а не меня. Вас он никогда не пропустит к себе. Нет, вы ему по душе, но я не об этом. Он все тот же, я уверена. Однако дядюшка Кинц и в мирное время отличался застенчивостью, а уж сейчас… Он знает, что вы родились серфом, а теперь, когда такое творится и все охотятся за Возвышенными… он не рискнет вам довериться. Нет, правда, он вас не пустит.
– И будет прав, учитывая, что происходит. Над этим нужно подумать. Может, мне оставить письмо с объяснением под камнем, о котором вы говорили? Нет, не пойдет. Если он не доверится мне лично, с какой стати ему брать на веру мои слова? Пожалуй, напишите-ка ему сами. Ваш почерк он, разумеется, знает…
– Знает, но это не имеет значения, потому что я не стану писать. Путь до Фабека неблизкий, у вас будет при себе изобличающее письмо, и если вас вдруг задержат и обыщут – что тогда? А такое бывает, я знаю.
– Ерунда. Если я спрячу бумагу, ее невозможно найти.
– Можете говорить что угодно, но, по-моему, это слишком опасно, к тому же это не все. Дядюшка Кинц застенчив и робок, как птица лесная. Он может решить, что вы подделали почерк, чтобы его обмануть. Он знает, как вы находчивы и что подделать чужой почерк для вас пустяк.
– Спасибо на добром слове. Но в действительности…
– Нет, письмо не убедит его. Я вообще не представляю, что может его убедить, разве если появлюсь сама собственной персоной. Уж мне-то он поверит, в этом можно не сомневаться. Но вам придется поставить крест на своих планах, потому что мое появление там невозможно.
– Невозможное нередко осуществляется.
– Поскольку мне нет хода из Шеррина…
– Разве?
– Что вы хотите сказать?
– Частица «разве» имеет много оттенков; в данном случае она выражает сомнение, – пояснил Дреф.
– В чем именно?
– В том, что вам «нет хода». Возможно, положение не так безнадежно, как вам представляется.
– Неужели? Рада слышать. Как я понимаю, мне остается всего лишь спокойно выйти через Северные ворота в буквальном смысле под носом у Чувствительницы Буметты, каковая в это время, конечно, забудется сном.
– Не выйти и не спокойно. Все не так просто, и тем не менее думаю, мне удастся вывезти вас из столицы.
– Что вы хотите сказать? Это не шутка?
– Разве я похож на шутника?
– Иной раз вас трудно понять.
– Уверяю, что говорю серьезно. Есть способ выбраться из Шеррина.
– Выбраться! Почему вы молчали все это время? Я столько недель живу за ваш счет, а вы и словом не обмолвились! Почему?
– Во-первых, потому что вам нужно было поправиться, в таком состоянии вы не могли пуститься в поездку.
– Но это сначала. А потом?
– У меня вам было удобно и сравнительно безопасно. Вы казались довольной. Я не предполагал, что вы рветесь уехать.
– О! Впрочем, вы правы. И все же – разве не было другой причины?
Элистэ и сама не знала, что хочет услышать в ответ, но почему-то это представлялось ей крайне важным.
– Бегство скорее всего удалось бы, однако оно сопряжено с известным риском. Мне не хотелось подвергать вас опасности.
– Но сейчас захотелось, поскольку вам это на руку, верно? – съязвила она, ибо его объяснение непонятным образом ее огорчило. – И если вы требуете, чтобы я предоставила дядюшке Кинцу самому решать, хочет он пойти на риск или нет, вам бы следовало до этого дать мне такую же возможность. Или я не права?
Она не сомневалась, что на сей раз загнала его в угол, но Дреф и бровью не повел.
– Откуда мне было знать, что вы мечтаете уехать? Вы ни разу даже не заикнулись, а я не ясновидящий. Даром ясновидения, если он вообще существует, безусловно, наделены только Возвышенные, а я, как известно, к ним не принадлежу. – И он весело улыбнулся.
– Чего не знаю, того не знаю, – возразила она и, отчаявшись, прибегла к самому последнему доводу, который обычно выводил Дрефа из себя: – Возможно, в прошлом веке какой-нибудь сеньор позволил себе неосторожную связь со всеми вытекающими последствиями.
К ее досаде, Дреф рассмеялся.
– Позор, – охотно согласился он.
– Так какой способ бегства вы придумали? – спросила она, сменив тему, чтобы скрыть разочарование – ей так и не удалось одержать над ним верх. – Как мне провести Буметту?
– Нам понадобится грузовая повозка, возница и не менее двух надежнейших сообщников.
– Уже не нравится. Вы что, собираетесь схоронить меня на дне повозки и попытаться вывезти через Северные ворота? Я слышала, что Буметта извлекла не один десяток Возвышенных из-под старых мешков и снопов соломы. Говорят, она улавливает мысли, словно дальние звуки, а мысли проникают сквозь все материальные препоны и предают нас. К тому же не будем забывать о вознице. Уж его-то страх Буметта непременно учует…
– Опять вы торопитесь с выводами. Неужели, по-вашему, я не учел этого? Минутку терпения, я все объясню, а после решайте, имеет ли смысл рисковать. Вот послушайте.
Порой он напоминал ей школьного наставника. Такой его тон часто раздражал Элистэ, но на сей раз показался уместным.
– В день нашего отбытия, – начал Дреф, – за несколько часов до рассвета мы отправимся в дом первого нашего сообщника – я знаю такого, он живет недалеко от университета. Там мы оба выпьем снотворной настойки – не пугайтесь, она совершенно безвредна, – и на восемь или девять часов погрузимся в полное забытье.
Он остановился, словно ждал с ее стороны возражений и протестов, но Элистэ не проронила ни слова.
– Нас спящими, – продолжал Дреф, – поместят в ящики с двойным дном, а ящики перепоручат наемному вознице, который вывезет их через Северные ворота и через несколько часов доставит получателю груза – нашему второму сообщнику в Средней Совани. Возница сдаст груз, с ним расплатятся, и он уедет. Сообщник номер два извлечет нас из ящиков, после чего мы обычным дилижансом отправимся в Фабек и Дерриваль. Преимущества этого замысла…
– Я понимаю, – перебила его Элистэ. – Мы на какое-то время утратим сознание, перестанем думать, и Буметта не учует в воротах запах мысли. Возница ни о чем не подозревает, а поэтому не боится, так что в его мыслях не будет ничего криминального. По-моему, план хороший. Но, выбравшись из столицы, мы не сможем путешествовать дилижансом без подорожной и паспортов, иначе нас арестуют на первой же заставе.
– Совершенно справедливо, но мы обзаведемся поддельными бумагами. Это займет не более суток – у меня на примете есть отменный мастер по этой части.
– Что ж… тогда, похоже, план может осуществиться. Однако почему до сих пор Возвышенные не бежали из Шеррина таким способом?
– Вы в этом уверены?
– Ага! – Об этом она не подумала.
– Остается последний вопрос – вы согласны рискнуть? Никто вас не принуждает, поймите. Если угодно, оставайтесь здесь, тут вам ничто вроде бы не грозит, а я один отправлюсь в Фабек и постараюсь как-нибудь все уладить. Пожалуй, лучше нам так и сделать. Это будет безопаснее.
Элистэ задумалась. Сперва ее подмывало отказаться. Долгие месяцы ее самой заветной мечтой было выбраться из Шеррина. За городскими стенами открывался путь к спокойной и устроенной жизни, и мысль об этом поддерживала ее в минуты самого черного отчаяния. Но вот появилась возможность к бегству, и все оказалось не так, как она себе представляла. Более того, бегство из Шеррина теперь виделось началом новых опасностей и невзгод. Чего бы проще и естественней – ответить отказом и остаться в этом теплом и надежном убежище? Дреф уедет ненадолго. Без ее помощи ему ни за что не добраться до дядюшки Кинца, он возвратится к ней, и жизнь пойдет своим чередом. Если, конечно, у Дрефа все обойдется. Шорви Нирьен погибнет, Уисс Валёр укрепит свою власть, но какое это имеет значение? Вероятно, никакого. Да, но что будет с Дрефом? Что прочтет она в его глазах? Их взгляд станет другим, а ведь это зависит и от нее. Странно, Дреф такой самоуверенный, и тем не менее это правда: в ее власти зажечь или притушить блеск в его глазах.
О, если бы он мог успокоиться, тихо и безмятежно жить в Шеррине! Так было бы лучше для него самого, и для дядюшки Кинца, и для нее, Элистэ. Но он никогда не успокоится, ни сейчас, ни потом: Дреф верен себе.
– Хорошо, я согласна. Вылазка обещает быть занимательной, – сказала она как бы помимо собственной воли и была отчасти вознаграждена взглядом, который он на нее бросил.
* * *
С этой минуты события стали развиваться с головокружительной быстротой. Сразу после разговора Дреф куда-то ушел – уладить то да се, как туманно объяснил он. В ожидании новостей Элистэ прождала его сколько смогла – почти до рассвета, тронувшего румянцем небосклон на востоке. Тут веки ее налились свинцом, она сдалась и отправилась в кровать. Пробудившись через некоторое время, Элистэ обнаружила, что Дреф безмятежно спит в своем кабинете. Ей очень хотелось его растолкать, но она взяла себя в руки и дала ему отоспаться. Он очнулся около двух. Как выяснилось, ее долготерпение не оценили и не вознаградили. Дреф торопливо проглотил краюху хлеба со вчерашним супом, который даже не стал разогревать, и снова куда-то исчез, ничего не объяснив и не взяв ее с собой, несмотря на ее настойчивые требования.
И опять Элистэ осталась одна, снедаемая любопытством. День тянулся мучительно долго. Дреф вернулся только к ночи. Элистэ буквально кипела от бешенства. Она встретила Дрефа ледяным молчанием, даже не взглянув в его сторону. А он словно и не обратил внимания на ее раздражение. В отличном настроении он уселся за стол, положил себе еды и налил вина. За ужином Дреф рассказал ей, чем занимался днем – в основном добывал фальшивые подорожные и паспорт для Элистэ. Человек, подделывающий документы для нирьенистов, недавно отбыл на свидание с Прекрасной Дамой. Необходимо было срочно найти другого, не менее надежного, и поиски отняли у Дрефа много времени. Но, судя по всему, он преуспел и в доказательство кинул на колени Элистэ бумажный пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Ну и что? Это же я сказала, а не дядюшка. Не знаю, что именно вы задумали, но мне это не нравится.
– Вы, как всегда, забегаете вперед, не удосужившись ни выслушать, ни подумать. Сразу же…
– Зачем слушать, когда все ясно и так? Я знаю вас, Дреф. Вы отчаянны и безрассудны. Всегда говорите и делаете что взбредет в голову, а там хоть трава не расти. Распоряжаться собой – ваше право, но втягивать дядюшку Кинца в ваши безумные проекты просто несправедливо. Кинц – совсем другой человек – мягкий, доверчивый, не от мира сего. Он не отличит экспроприациониста от нирьениста. Он непрактичен и не представляет, во что может быть втянутым. Несправедливо так с ним поступать.
– Несправедливо… Любопытно, что вы произнесли это слово, ибо я считаю верхом несправедливости, а также самонадеянности принимать решения за вашего дядюшку. Разве он ребенок, простофиля или впал в детство, что ему отказывают в праве решать за себя?
– Да неужели у него останется выбор, после того как вы опутаете его паутиной своих речей? Стоит вам до него добраться – и он пропал. Вы так заговорите его, что он согласится на все, что вы…
– Бросьте. Не стоит переоценивать мой дар убеждения и недооценивать ум вашего дяди. Не такой уж он беспомощный блаженный дурачок, каким вам представляется.
– Вот именно, такой он и есть.
– Он гениальный, блестящий ученый и опытный человек, личность…
– Он не знает настоящей жизни и…
– Кроме того, – оборвал Дреф, не обращая внимания на ее возражения, – мастер Кинц, как Возвышенный и вонарец, лично заинтересован в конечном исходе нынешней схватки. Ведь это его сородичам – Возвышенным – ныне как сословию грозит полное истребление. Это они, в том числе, возможно, его добрые знакомые и их дети, томятся сейчас в «Гробнице», ожидая казни. И это его соотечественников Революция и ее нынешние вожди обманывают, предают, лишают обещанных прав, грабят, гонят на подневольный труд и безжалостно убивают, и так будет продолжаться, пока у власти находится Уисс Валёр со своими присными. Неужели вас удивит, если Кинц во Дерриваль согласится – и даже захочет посодействовать правому делу?
– Он на все согласится, послушав вас, – возразила Элистэ, – но ему это не нужно. Он старенький, затея опасная, и…
– Чем вы оправдываете то, что отказываете ему в праве решать за себя?
– Для его же блага…
– И вы тут верховный судья?
– Не хуже любого другого.
– Значит, его слова никто и не спросит?
Знакомая фраза. «Значит, моего слова тут никто и не спросит, мастер Лишай?» – вспомнила Элистэ и сдалась.
– Я не это имела в виду. Конечно, его нужно спросить…
– А вот это по справедливости, и я рад, что вы согласны.
– Что вам до моего согласия! Вы все равно своего добьетесь, согласна я или нет.
– На сей раз вы ошибаетесь. Связаться с мастером Кинцем, как вы, понимаете, непросто. Возможно, он уже за пределами Вонара…
– Ни в коем случае. Он никогда не сбежит за границу. Он привязан к своей земле. Уверена, что он по-прежнему безбедно живет себе в Дерривале.
– Будем надеяться. О том, чтобы ему написать, не может быть и речи. Нужно подумать, как мне съездить в Фабек и лично встретиться с ним. Тут, однако, возникает другая загвоздка: ваш дядя – человек в высшей степени осторожный и неуловимый…
– А-а, понимаю. Понимаю. Без моей помощи вам до него не добраться. Теперь все ясно. Вот почему вас так необъяснимо волновало мое согласие… Да, все ясно как день.
– Цинизм вам не к лицу – он вас не красит. – Дреф слегка улыбнулся в ответ на ее рассерженный взгляд. – Помнится, домик мастера Кинца в холмах, что над сеньориальными угодьями, защищен от чужих глаз чародейным наваждением и к нему невозможно пройти. Однако, если не ошибаюсь, вы частенько наведывались туда. Вам удавалось одолеть чародейную преграду?
– Не совсем так. У нас был условный знак. Я нажимала на рычаг в нише, укрытой под камнем у старого пня, дядюшка Кинц спускался и проводил меня через скалу.
– Сквозь скалу?
– Ну, не настоящую.
– Конечно, конечно. Мне нужно знать, как найти камень, пень и скалу. Рычаг поворачивается как-нибудь по-особенному?
– Дреф, у вас ничего не выйдет.
– Попробуем заставить вас передумать.
– Это дядюшку Кинца нужно заставить, а не меня. Вас он никогда не пропустит к себе. Нет, вы ему по душе, но я не об этом. Он все тот же, я уверена. Однако дядюшка Кинц и в мирное время отличался застенчивостью, а уж сейчас… Он знает, что вы родились серфом, а теперь, когда такое творится и все охотятся за Возвышенными… он не рискнет вам довериться. Нет, правда, он вас не пустит.
– И будет прав, учитывая, что происходит. Над этим нужно подумать. Может, мне оставить письмо с объяснением под камнем, о котором вы говорили? Нет, не пойдет. Если он не доверится мне лично, с какой стати ему брать на веру мои слова? Пожалуй, напишите-ка ему сами. Ваш почерк он, разумеется, знает…
– Знает, но это не имеет значения, потому что я не стану писать. Путь до Фабека неблизкий, у вас будет при себе изобличающее письмо, и если вас вдруг задержат и обыщут – что тогда? А такое бывает, я знаю.
– Ерунда. Если я спрячу бумагу, ее невозможно найти.
– Можете говорить что угодно, но, по-моему, это слишком опасно, к тому же это не все. Дядюшка Кинц застенчив и робок, как птица лесная. Он может решить, что вы подделали почерк, чтобы его обмануть. Он знает, как вы находчивы и что подделать чужой почерк для вас пустяк.
– Спасибо на добром слове. Но в действительности…
– Нет, письмо не убедит его. Я вообще не представляю, что может его убедить, разве если появлюсь сама собственной персоной. Уж мне-то он поверит, в этом можно не сомневаться. Но вам придется поставить крест на своих планах, потому что мое появление там невозможно.
– Невозможное нередко осуществляется.
– Поскольку мне нет хода из Шеррина…
– Разве?
– Что вы хотите сказать?
– Частица «разве» имеет много оттенков; в данном случае она выражает сомнение, – пояснил Дреф.
– В чем именно?
– В том, что вам «нет хода». Возможно, положение не так безнадежно, как вам представляется.
– Неужели? Рада слышать. Как я понимаю, мне остается всего лишь спокойно выйти через Северные ворота в буквальном смысле под носом у Чувствительницы Буметты, каковая в это время, конечно, забудется сном.
– Не выйти и не спокойно. Все не так просто, и тем не менее думаю, мне удастся вывезти вас из столицы.
– Что вы хотите сказать? Это не шутка?
– Разве я похож на шутника?
– Иной раз вас трудно понять.
– Уверяю, что говорю серьезно. Есть способ выбраться из Шеррина.
– Выбраться! Почему вы молчали все это время? Я столько недель живу за ваш счет, а вы и словом не обмолвились! Почему?
– Во-первых, потому что вам нужно было поправиться, в таком состоянии вы не могли пуститься в поездку.
– Но это сначала. А потом?
– У меня вам было удобно и сравнительно безопасно. Вы казались довольной. Я не предполагал, что вы рветесь уехать.
– О! Впрочем, вы правы. И все же – разве не было другой причины?
Элистэ и сама не знала, что хочет услышать в ответ, но почему-то это представлялось ей крайне важным.
– Бегство скорее всего удалось бы, однако оно сопряжено с известным риском. Мне не хотелось подвергать вас опасности.
– Но сейчас захотелось, поскольку вам это на руку, верно? – съязвила она, ибо его объяснение непонятным образом ее огорчило. – И если вы требуете, чтобы я предоставила дядюшке Кинцу самому решать, хочет он пойти на риск или нет, вам бы следовало до этого дать мне такую же возможность. Или я не права?
Она не сомневалась, что на сей раз загнала его в угол, но Дреф и бровью не повел.
– Откуда мне было знать, что вы мечтаете уехать? Вы ни разу даже не заикнулись, а я не ясновидящий. Даром ясновидения, если он вообще существует, безусловно, наделены только Возвышенные, а я, как известно, к ним не принадлежу. – И он весело улыбнулся.
– Чего не знаю, того не знаю, – возразила она и, отчаявшись, прибегла к самому последнему доводу, который обычно выводил Дрефа из себя: – Возможно, в прошлом веке какой-нибудь сеньор позволил себе неосторожную связь со всеми вытекающими последствиями.
К ее досаде, Дреф рассмеялся.
– Позор, – охотно согласился он.
– Так какой способ бегства вы придумали? – спросила она, сменив тему, чтобы скрыть разочарование – ей так и не удалось одержать над ним верх. – Как мне провести Буметту?
– Нам понадобится грузовая повозка, возница и не менее двух надежнейших сообщников.
– Уже не нравится. Вы что, собираетесь схоронить меня на дне повозки и попытаться вывезти через Северные ворота? Я слышала, что Буметта извлекла не один десяток Возвышенных из-под старых мешков и снопов соломы. Говорят, она улавливает мысли, словно дальние звуки, а мысли проникают сквозь все материальные препоны и предают нас. К тому же не будем забывать о вознице. Уж его-то страх Буметта непременно учует…
– Опять вы торопитесь с выводами. Неужели, по-вашему, я не учел этого? Минутку терпения, я все объясню, а после решайте, имеет ли смысл рисковать. Вот послушайте.
Порой он напоминал ей школьного наставника. Такой его тон часто раздражал Элистэ, но на сей раз показался уместным.
– В день нашего отбытия, – начал Дреф, – за несколько часов до рассвета мы отправимся в дом первого нашего сообщника – я знаю такого, он живет недалеко от университета. Там мы оба выпьем снотворной настойки – не пугайтесь, она совершенно безвредна, – и на восемь или девять часов погрузимся в полное забытье.
Он остановился, словно ждал с ее стороны возражений и протестов, но Элистэ не проронила ни слова.
– Нас спящими, – продолжал Дреф, – поместят в ящики с двойным дном, а ящики перепоручат наемному вознице, который вывезет их через Северные ворота и через несколько часов доставит получателю груза – нашему второму сообщнику в Средней Совани. Возница сдаст груз, с ним расплатятся, и он уедет. Сообщник номер два извлечет нас из ящиков, после чего мы обычным дилижансом отправимся в Фабек и Дерриваль. Преимущества этого замысла…
– Я понимаю, – перебила его Элистэ. – Мы на какое-то время утратим сознание, перестанем думать, и Буметта не учует в воротах запах мысли. Возница ни о чем не подозревает, а поэтому не боится, так что в его мыслях не будет ничего криминального. По-моему, план хороший. Но, выбравшись из столицы, мы не сможем путешествовать дилижансом без подорожной и паспортов, иначе нас арестуют на первой же заставе.
– Совершенно справедливо, но мы обзаведемся поддельными бумагами. Это займет не более суток – у меня на примете есть отменный мастер по этой части.
– Что ж… тогда, похоже, план может осуществиться. Однако почему до сих пор Возвышенные не бежали из Шеррина таким способом?
– Вы в этом уверены?
– Ага! – Об этом она не подумала.
– Остается последний вопрос – вы согласны рискнуть? Никто вас не принуждает, поймите. Если угодно, оставайтесь здесь, тут вам ничто вроде бы не грозит, а я один отправлюсь в Фабек и постараюсь как-нибудь все уладить. Пожалуй, лучше нам так и сделать. Это будет безопаснее.
Элистэ задумалась. Сперва ее подмывало отказаться. Долгие месяцы ее самой заветной мечтой было выбраться из Шеррина. За городскими стенами открывался путь к спокойной и устроенной жизни, и мысль об этом поддерживала ее в минуты самого черного отчаяния. Но вот появилась возможность к бегству, и все оказалось не так, как она себе представляла. Более того, бегство из Шеррина теперь виделось началом новых опасностей и невзгод. Чего бы проще и естественней – ответить отказом и остаться в этом теплом и надежном убежище? Дреф уедет ненадолго. Без ее помощи ему ни за что не добраться до дядюшки Кинца, он возвратится к ней, и жизнь пойдет своим чередом. Если, конечно, у Дрефа все обойдется. Шорви Нирьен погибнет, Уисс Валёр укрепит свою власть, но какое это имеет значение? Вероятно, никакого. Да, но что будет с Дрефом? Что прочтет она в его глазах? Их взгляд станет другим, а ведь это зависит и от нее. Странно, Дреф такой самоуверенный, и тем не менее это правда: в ее власти зажечь или притушить блеск в его глазах.
О, если бы он мог успокоиться, тихо и безмятежно жить в Шеррине! Так было бы лучше для него самого, и для дядюшки Кинца, и для нее, Элистэ. Но он никогда не успокоится, ни сейчас, ни потом: Дреф верен себе.
– Хорошо, я согласна. Вылазка обещает быть занимательной, – сказала она как бы помимо собственной воли и была отчасти вознаграждена взглядом, который он на нее бросил.
* * *
С этой минуты события стали развиваться с головокружительной быстротой. Сразу после разговора Дреф куда-то ушел – уладить то да се, как туманно объяснил он. В ожидании новостей Элистэ прождала его сколько смогла – почти до рассвета, тронувшего румянцем небосклон на востоке. Тут веки ее налились свинцом, она сдалась и отправилась в кровать. Пробудившись через некоторое время, Элистэ обнаружила, что Дреф безмятежно спит в своем кабинете. Ей очень хотелось его растолкать, но она взяла себя в руки и дала ему отоспаться. Он очнулся около двух. Как выяснилось, ее долготерпение не оценили и не вознаградили. Дреф торопливо проглотил краюху хлеба со вчерашним супом, который даже не стал разогревать, и снова куда-то исчез, ничего не объяснив и не взяв ее с собой, несмотря на ее настойчивые требования.
И опять Элистэ осталась одна, снедаемая любопытством. День тянулся мучительно долго. Дреф вернулся только к ночи. Элистэ буквально кипела от бешенства. Она встретила Дрефа ледяным молчанием, даже не взглянув в его сторону. А он словно и не обратил внимания на ее раздражение. В отличном настроении он уселся за стол, положил себе еды и налил вина. За ужином Дреф рассказал ей, чем занимался днем – в основном добывал фальшивые подорожные и паспорт для Элистэ. Человек, подделывающий документы для нирьенистов, недавно отбыл на свидание с Прекрасной Дамой. Необходимо было срочно найти другого, не менее надежного, и поиски отняли у Дрефа много времени. Но, судя по всему, он преуспел и в доказательство кинул на колени Элистэ бумажный пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110