Судя по тому, как быстро ее сюда доставили, она все еще находилась в Восьмом округе, средоточии шерринских трущоб. Однако комната, где она сейчас стояла, выглядела типичной библиотекой Возвышенного кавалера – чистая, с роскошными коврами и портьерами, отделанным мрамором камином, она была обставлена мебелью красного дерева; в камине угли, по стенам – книжные шкафы; залах кожи смешивался с резким ароматом каких-то лекарств. Но центральное место, где обычно возвышалось бюро с письменными принадлежностями, занимала огромная медная ванна, имевшая форму башмака с квадратным носом и высоким задником, а в ней по грудь в воде сидел человек. То был мужчина неопределенного возраста, с белыми волосами и совершенно гладким лицом, такой тучный, что его плоть свисала валиками и складками через края ванны. Кожа у него была примечательная: нежная и снежно-белая, как чистое сало, но усеянная сероватыми пятнами со средней величины монету, которые по виду и цвету напоминали плесень. Во многих местах эти пятна полопались, обнажив сочащиеся сукровицей язвочки. Поперек ванны лежала доска, а на ней колокольчик и открытая книга, которую увлечение читал сидящий в ванне альбинос. Он не оторвался от книги даже тогда, когда в комнату втолкнули Элистэ; необычайно острое зрение, судя по всему, позволяло ему обходиться почти без света. Наконец он заложил страницу, не спеша отодвинул книгу и взглянул на вошедших. Глаза у него были неестественно прозрачные и розовые, почти красные, а ресницы – белесые, еле заметные. Мужчина подал знак, и похитители вышли, прикрыв за собой дверь. Затем он принялся долго и внимательно разглядывать Элистэ. Она ответила ему таким же пристальным взглядом, и тень улыбки тронула его губы.
– Так вот она какая, наша маленькая грызунья, – сказал он наконец. – Подойди ближе.
Он выловил из воды губку и осторожно прижал к открытой язвочке на бледном плече. Темный ручеек побежал вниз по телу; в полумраке казалось, что это кровь. Запах лекарств усилился.
Элистэ постаралась не выказать отвращения. Точно так же она скрыла и удивление, услышав его голос – красивый, глубокий, мелодичный, отнюдь не соответствующий внешности. Еще поразительней было то, что его произношение и интонации напомнили людей ее круга. Он говорил, как Возвышенный. Подняв голову, она приблизилась к ванне на несколько шагов.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он.
Тут у нее не оставалось и тени сомнения. Доходившие до нее разноречивые слухи и непонятные намеки сейчас обрели плоть и кровь.
– Вы, должно быть. Лишай, – ответила она, памятуя о северном выговоре.
– А, деревенская девчонка! Каким ветром занесло тебя к нам из твоего родного Фабека, милочка?
– Привезли горничной при госпоже, – пробормотала Элистэ. – Госпожи уже нет, забрали в «Гробницу». Пришили ее, я так думаю.
– А ты, разумеется, оказалась совсем одна в Шеррине, никого не знаешь, лишилась и места, и средств. Так?
– Ваша правда, господин.
– Печально, но сейчас такие истории в порядке вещей. Стало быть, пришлось тебе вскоре просить подаяния?
– Ага, господин, пошла с протянутой рукой.
– И небезуспешно, как я понимаю. А скажи-ка, милочка, как Прикажешь тебя называть?
– Карт, господин.
– Что ж, при нынешнем раскладе сей псевдоним сойдет не хуже любого другого.
Элистэ сделала вид, то не поняла мудреного слова.
– А знаешь ли ты, малышка Карт, почему тебя сюда привели?
– Потому как я схлестнулась с одной из ваших и наставила ей синяков. – Увиливать не имело смысла. – Но, истинное слово, мастер Лишай, она первая начала. Я, право, не хотела ее так отослать.
– Не хотела? Прискорбно слышать, я-то думал, что ты умеешь за себя постоять. Впрочем, это неважно, внешность Карги Плесси Значения не имеет. Небольшое уродство даже поможет ей выручать сверх обычного. В этом смысле ты оказала услугу как ей, так и мне. Могла бы оказать и большую, вырвав ей глаз, однако бессмысленно горевать об упущенных возможностях. Ты знаешь, почему Плесси набросилась на тебя?
– Ну, она, кажись, говорила, что я ее монетку присвоила. Вроде как позарилась на ее кровное. Побиралась на ее участке, и все такое. Но клянусь, я вовсе не хотела, я извиняюсь и больше такого не сделаю. Клянусь, мастер Лишай, я теперь ни ногой на Воздушную улицу.
– Прекрасно, но ты, милочка, по-прежнему не понимаешь самого главного. Что Воздушная улица, что улица Водокачки, что Парабо или площадь Дунуласа – все едино. В любом квартале Шеррина ты окажешься на чужом участке. Нищее братство владеет исключительным правом просить милостыню в черте города. Привилегией «доить», как мы именуем сей промысел, пользуются только члены Братства, а оно, хочу заметить, бдительно и ревностно защищает свои традиционные прерогативы. С самозванцами, одиночками и нарушителями Братство обходится круто, весьма круто. А ты, малышка Карт, как раз и есть такая самозванка.
– В жизни не знала, чтобы люди побирались с чьего-то там дозволения.
– А теперь вот знай, и, полагаю, это знание пойдет тебе на пользу.
– На пользу, как же!
Истинный смысл предупреждения привел Элистэ в ужас. Он лишал ее единственного оставшегося способа зарабатывать на жизнь. Над ней опять нависла непосредственная угроза голода, и это – после всего, что ей довелось вынести, – было несправедливо, чудовищно несправедливо. На секунду возмущение пересилило ужас, и она даже рискнула сердито посмотреть на Лишая. Он же наблюдал за ней самым пристальным образом. Словно раскладывал ее по полочкам и в то же время, как ей показалось, забавлялся этим. Но его взгляд хотя бы не таил в себе ни вражды, ни угрозы. Если она постарается, то ей, быть может, удастся пробудить в нем сочувствие. В конце концов, какой ни на есть, а он мужчина, и поэтому – как знать? – вдруг способен принять к сердцу мольбу женщины, даже такой, как она, грязной и оборванной. Во всяком случае, попытаться стоило. Устремив на него умоляющий взор своих выразительных глаз, она тихо сказала:
– Но, мастер Лишай, мне-то что остается? Я уж как ни искала, но работы нигде нету. Раз уж нельзя побираться, как же мне быть?
– От голода умереть – чем плохо?
«Ну и дрянь!» Но на лице, на лице – все та же мольба:
– Ой, господин, неужто вы позволите мне с голоду помереть? Неужто у вас сердце из камня? Ни в жизнь не поверю! А я-то думала – такой кавалер – из приличных…
– Вот как?
«Да никакой ты не кавалер».
– Истинное слово, господин мой. Вся надежда у меня, что вы поймете мое положение и сжалитесь. Помогите мне, мастер Лишай! Ну, так прошу, так прошу!
Как бы сейчас пустить слезу? Ой, как нужно… Она вспомнила бабушку в забрызганном кровью подвале у тела кавалера во Мерея, и слезы сами полились обильным потоком.
– Гениально, дитя мое. Просто, естественно, берет за сердце. Слезы всегда срабатывают. Дивно. – Лишай снова выжал губку на язвы, и Красноватые ручейки потекли по его груди. – Очаровательные твои мольбы тронули мое сердце. Кто бы мог устоять перед этими обильными слезами? Я уж никак, а потому готов прийти тебе на помощь.
– Значит, вы скажете своим, чтоб они от меня отстали? – спросила Элистэ, радуясь появившейся надежде.
– Ну-ну, не совсем. Попрошайничество в Шеррине остается исключительным правом Нищего братства, таков закон Если хочешь доить на улицах, ты должна вступить в Братство, а это не так-то просто. Братство не может принимать лишних людей, иначе остальным меньше достанется. И все же тебе мы, пожалуй, местечко выкроить сможем.
– Как? Вы примете меня в Нищее братство?
– Может быть. Но не обольщайся Если это и произойдет, то лишь в порядке исключения. В твоем случае, как мне кажется, это оправдано. За тобой, милочка, следили не один день, и все наблюдавшие единодушно отметили, что ты умеешь потрясающе себя подавать. Молящий взор красавицы в беде, безмолвный намек на лучшие времена, что знала бедняжка, – все это действует безотказно. А прием с окровавленным платочком – это вообще восхитительно, тут чувствуется настоящая профессионалка. В прирожденных талантах тебе нельзя отказать. Такие способности заслуживают дальнейшего развития, поэтому мы готовы принять тебя в наше Братство.
– Ой, как же это?
Мысли теснили одна другую. Она, Возвышенная Элистэ во Дерриваль, – и вдруг законная попрошайка? Унизительно, нестерпимо. Однако, с точки зрения здравого смысла, предложение не так уж и плохо. Она все равно побирается, по крайней мере в настоящее время, и если занятие это будет признано за нею, ей нечего опасаться. Противостоять Братству она никоим образом не может, поэтому лучше вступить в него. Шерринские нищие бывали повсюду, все видели и знали. В столице для них не было никаких тайн. Нищее братство могло знать о другом тайном ходе, или ином пути через кордоны, или о способе обмануть Чувствительницу Буметту. Вдруг Элистэ удастся выбраться из Шеррина и присоединиться к другим Возвышенным в Стрелле или возвратиться в Дерриваль, где чары дядюшки Кинца надежно защитят ее от крайностей революционного энтузиазма? Нет, в общем и целом совсем неплохая мысль.
– И что от меня потребуется, господин?
– Поклясться, что будешь соблюдать наши законы, подчиняться им и хранить в тайне. Считаться с привилегиями и правами на участок коллег по Братству. В свою очередь, тебе тоже выделят участок, и в его границах ты станешь полной хозяйкой. Раз в неделю ты будешь передавать пятую часть всего полученного моему личному представителю…
– Не много ли – целую пятую часть?
– Административные расходы, милочка, они ведь немалые. Впрочем, процент отчисления установлен раз и навсегда, тут не о чем спорить. И не советовал бы тебе пытаться утаить что-либо от заработанного, это сразу станет известно. Если что неясно, попроси объяснить Безносую Флаут или Косомордого Брионна. Они дадут тебе добрый совет.
– Слушаюсь, господин.
– Вот и умница. И раз уж мы пришли к взаимопониманию, остается лишь уточнить некоторые мелочи и подобрать участок. Я полагаю – в каком-нибудь состоятельном квартале, где ты, болезненный увядший цветочек, сумеешь собрать наилучшую жатву. Там твой образ Чахоточной Гризетки тронет не одно сострадательное сердце. Впрочем, однако, – протянул Лишай, словно эта мысль только что пришла ему в голову, – боюсь, как бы мы с тобой не продешевили Вот я приглядываюсь к тебе – и за грязью, тряпьем и сероватой бледностью недоедания различаю куда большие возможности. Если тебя отмыть, прилично одеть и с неделю покормить – интересно, что предстанет нашим взорам? Мы, пожалуй, найдем для тебя промысел повыгодней, чем дойка. Да, я просто в этом уверен.
– Что вы хотите сказать?
– В Крысином квартале мадам Доу потакает вкусам безбедных студентов, которые любят разнообразие – по части женского пола. И мадам, увы, постоянно требуются новые девушки. С другой стороны, в «Медовых сотах», что по Кривому проулку, клиенты, понятно, немолоды, зато посолидней, люди степенные и при деньгах. Если там есть вакансия, то ты заработаешь много больше.
Элистэ насторожилась: и этот из тех же сводников. Сколько же их на свете! Не меньше, чем клопов, – и такие же мерзкие, ненавистные. Ох, как ей хотелось бросить в лицо этой горе передержанного теста все, что она о нем думает, – как раньше бросила в физиономию Прилька. Но на сей раз она не могла себе такого позволить, поэтому ограничилась простым:
– Нет, господин, это мне как-то не по душе.
– Привыкнешь, куда тебе деться?
– Мне бы сподручней доить, коли вы, господин, не против.
– Ну, малышка Кэрт, это не тебе решать.
– Значит, моего слова тут никто и не спросит, мастер Лишай?
– Если ты принесешь клятву Братству, то примешь наше решение без всяких споров, оговорок и возражений.
– А если ваши решения мне не по нутру?
– Придется смириться, милочка. А поскольку другого выхода у тебя нет, то ты смиришься.
И он уставился на нее своими красными глазами. Элистэ даже удивилась – сколько холода может излучать взгляд таких накаленных глаз, и внезапно до нее, словно впервые, дошло, что кроется за насмешливой учтивостью Лишая. Вот тут она по-настоящему испугалась и сказала уверенно, но тихо и как бы с мольбой:
– Мастер Лишай, прошу, назначьте мне участок для дойки, а больше мне ничего не надо.
– Что тебе надо или не надо, дитя мое, – несущественно. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Довольно пререканий! Соглашайся – и делу конец.
Согласиться? Исключено! А выбор? Выбора нет. Отказаться сразу – нельзя. По выражению его глаз Элистэ поняла, что с ним лучше не спорить. Нужно оттянуть решение. На время. На сутки. На час. В надежде на чудо.
– Вы уж дайте мне поразмыслить, господин мой! – попросила она.
– Вот как? Любопытно. – Лишай, раздумывая, прижал губку к очередной язвочке, и Кровавый ручеек устремился вниз по его бледным безволосым телесам. – Ладно. Даю тебе двадцать четыре часа, и если за это время не получу от тебя согласия, то считай, что я тебе ничего не предлагали впредь не предложу. Ясно?
– Но как мне с вами связаться? Я даже не знаю, где нахожусь.
– Шепни первому встречному нищему, и я тут же узнаю.
– Понятно, господин мой. С вашего дозволения, мастер Лишай, мне бы сейчас уйти.
– Тебя проводят, – сказал он и звякнул колокольчиком.
Дверь открылась, вошел один из ее похитителей. Элистэ позволила завязать себе глаза, хотя все в ней кипело от гнева. Во мраке раздался обольстительный голос Лишая:
– Не ошибись, малышка Кэрт. Подумай о сегодняшнем дне и о том, что ждет тебя завтра. А пока будешь думать, прими мой совет – не смей просить милостыню. Попробуешь – пожалеешь. Понятно?
Элистэ утвердительно кивнула.
– Прекрасно. Надеюсь, мы с тобой еще свидимся, милочка. Рад был познакомиться.
Она не сумела заставить себя ответить, что тоже рада, сделала короткий книксен в сторону ванны и позволила сопровождающему отвести себя вниз и вывести из дома. На улице у нее от холода разом перехватило дыхание. В кабинете Лишая было так тепло, что Элистэ совсем забыла про зиму с ее безжалостным ветром и предательским льдом под ногами. Из-за повязки она ничего не видела, спотыкалась, скользила и была вынуждена опереться на руку своего бывшего похитителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110