https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Appollo/
Гвардейцы их быстро нагнали. Элистэ оцепенела, с ужасом осознав, что ее и в самом деле схватили. Она инстинктивно влепила мерзавцу пощечину – так в свое время она ударила бы дерзкого серфа, – и тот, быстро среагировав, отвесил ей такую оплеуху, что она вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли.
– Вы арестованы, бонбошки, – без всякой злобы сказал один из гвардейцев. – Пошли.
Обратный путь они проделали быстрым шагом, причем пленницы двигались словно во сне. Сопротивляться в любом случае не имело смысла: детины, от которых разило чесноком, были им не по силам. Гвардеец небрежно держал Элистэ одной рукой, но его пальцы сошлись на ее предплечье в такой мертвой хватке, что ее рука занемела. Они снова прошли через хитрую дверцу, теперь переставшую быть тайной, и взорам девушек предстал усеянный окровавленными телами подвал. Кавалер во Мерей, чьи зоркие глаза навечно закрылись; три мертвых народогвардейца; юный Байель во Клариво с обезображенным лицом, при виде которого глаза у Аврелии чуть не вылезли из орбит. Она прижала руку ко рту, подавляя рвущийся крик.
Элистэ же первым делом ощутила не горе и не ужас, а тошноту. В животе сделалось муторно, ее чуть не вырвало Хватая ртом воздух, она беззвучно молилась о выдержке. Ей не хотелось опозорить ни себя самое, ни бабушку, которая стояла, гордо выпрямившись, с сухими глазами. Тошнота отпустила. Элистэ заметила, что страж Цераленн успел прибрать к рукам ее саквояж – обычное дело для этих стервятников в человеческом обличье. Судя по бесстрастному выражению лица гвардейца, он еще не понял, что стал обладателем одной из крупнейших коллекций драгоценных камней во всем Вонаре. Охранник Элистэ тут же последовал его примеру и вырвал саквояж из рук своей пленницы. Ее окатило волной холодной ненависти, от боли застыло лицо. Подобно бабушке, Элистэ выпрямилась, стараясь казаться безразличной. Кто-то чуть дернул ее за рукав – испуганная и дрожащая Кэрт. Элистэ взяла служанку за руку и крепко сжала. «Мужайся», – говорило это пожатие.
Народогвардейцы явно ликовали. Они потеряли троих товарищей, но зато выследили знаменитого неуловимого во Мерея; обнаружили тайный ход, который теперь закроют раз и навсегда, отрезав Возвышенным последний надежный путь к бегству; убили второго изменника из Возвышенных и взяли в плен четырех женщин, три из которых способны украсить собой любой кортеж обреченных. Безусловно, большая удача, за которой наверняка последуют благодарности, денежные вознаграждения, а то и продвижение в сержанты.
– Поглядеть, какая большая удача вышла из какой-то мелочи, – наставительно заметил сержант, – всякому хороший урок! Вы только подумайте, почему так случилось? Просто одной гниде посчастливилось заприметить, как некий сопляк снует с письмами между кондитерской и другим домом. Кому могло прийти в голову, чем обернется подобная чепуха? Над этим стоит подумать. Дамочки, верно, уже задумались. Кондитеру с семейством тоже это предстоит, как и тому несчастному дураку, который прятал у себя Байеля во Клариво.
Их ждала «Гробница». До «Сундука» было ближе, но народогвардейцы, приспешники Уисса Валёра, отвозили своих пленников только в «Гробницу». Одного человека оставили сторожить лавочку, пообещав прислать подкрепление, чтобы унести трупы и заложить тайный ход. Остальные поднялись по лестнице, прошли через пустое помещение и вышли из парадной двери на ледяной ветер.
Перед входом стоял экипаж – одна из тех зловещих закрытых карет, что наводили ужас на всех. При виде его Аврелия дала выход долго копившейся истерике. Из ее уст внезапно вырвался какой-то нечеловеческий, запредельный визг. Она запрокинула голову и закрыла глаза, жилы у нее на шее вздулись, словно канаты, а истошный крик, казалось, рвет ветер на части. Тут уж народогвардейцам стало не до смеха. Опешив, они вылупили глаза на пленницу, которая, непонятно с чего, вдруг как с цепи сорвалась: принялась выворачиваться, отбиваться, лягаться, царапаться, кусаться и молотить кулачками. Аврелия продолжала биться в истерике, и пронзительный визг, который со свистом вылетал сквозь ее стиснутые зубы, постепенно перешел в отчаянный вопль, от которого лопались барабанные перепонки.
Эти крики разбудили Принца во Пуха и привели его в состояние бешеной ярости. Он залаял и начал дергаться в своей тесной тюрьме. Саквояж в руке у гвардейца заходил ходуном, он с проклятием разжал пальцы и с суеверным ужасом уставился на дорожную сумку, которая, взлаивая, подпрыгивала на мостовой у его ног. Покалывание в руке подсказало Элистэ, что хватка гвардейца ослабла, хотя он по-прежнему делал ей больно. О, если бы она могла ответить ему тем же…
«Если тебя схватит экспр, ты ему – коленом в пах, а кулаком по…»
Тело ее сработало быстрее разума. Еще не успев сообразить, что будет делать, Элистэ повернулась лицом к своему стражу, задрала юбку свободной рукой и со всей силы вогнала колено тому в пах. Результат оказался поистине чудодейственным. Гвардеец, хрюкнув, сложился пополам, а она, легко вывернув руку, заехала кулаком ему в лицо. Пальцы пронзила острая боль. Сломала костяшки? Неважно, дело того стоило. Гвардеец, охнув, рухнул на мостовую. Элистэ подхватила юбки, повернулась и кинулась вверх по улице.
Было холодно и темно, ноги скользили на обледенелых булыжниках, однако в жизни она еще не неслась с такой скоростью. Кровь бурлила в жилах, ноги работали все быстрей и быстрей, ей казалось, что она не бежит, а летит, и нет ничего, что могло бы ее остановить. Но нечто летело рядом столь же быстро, нечто жужжало, застилало ей глаза золотистым мельканием, подгоняло острым жалом. За ней увязались две гниды Нану, которые нередко сопровождали закрытые кареты Народного Авангарда. Если ей не удастся от них ускользнуть, то не стоит и убегать. Жужжанье, укол, острая боль в шее, заставившая ее споткнуться. Она ударила рукой по мельтешащей твари, промахнулась и, опустив голову, с рыданьем продолжала бежать, боясь оглянуться.
Сержант народогвардейцев оказался в очень трудном положении, решение требовалось принять немедленно. Их было четверо, включая его самого. Один остался в табачной лавке, второй временно вышел из строя, а третий пытался совладать с истеричной вопящей бонбошкой. Он бы и сам мог пуститься вдогонку, но на кого оставить двух других пленниц?
– Поймай эту сопливую сучку, а я тут пригляжу, – прохрипел пострадавший от Элистэ гвардеец, поднимаясь на ноги и опираясь на мушкет.
Решив, что тот действительно сможет справиться с двумя девушками и старухой, а упускать беглянку не стоит, сержант было рванулся в погоню, когда одна из пленниц заговорила:
– Да, немедленно верните ее. – Кэрт гордо выпрямилась, на лице ее появилась капризная гримаска. Она в точности воспроизвела произношение и интонации Элистэ. – Не могу же я обойтись без служанки.
Аврелия, у которой не осталось уже ни сил, ни голоса, перестала скулить и воззрилась на Кэрт круглыми глазами, в которых стояли слезы. Даже Цераленн встрепенулась.
– Не может обойтись! – расхохотался сержант, обдав их брызгами слюны. – Нет, чтоб так задаваться – расскажи, не поверят. Ладно, пусть себе убежит – из-за какой-то субретки не стоит задерживаться, – распорядился он. – А вы, Возвышенная дева, не переживайте – недолго вам без нее обходиться. Ладно, пошли.
Но прежде чем двинуться, один из гвардейцев осторожно перерезал штыком ремень саквояжа Элистэ и откинул крышку. Из сумки вынырнула шелковистая мордочка Принца во Пуха. Он звонко тявкнул, и гвардейцы зашлись от смеха. Выбравшись из саквояжа, песик принялся яростно их облаивать. Наконец бывший страж Элистэ, озверевший от никак не утихающей боли, пришиб собачку двумя ударами приклада.
Пленниц затолкали в карету, и она с грохотом укатила в ночь.
20
К счастью, гниды Нану отличались удивительной тупостью. Элистэ совсем выдохлась, однако не сумела скрыться от преследовательниц и решила отказаться от дальнейших попыток. Бежать не осталось сил. Ей было необходимо отдохнуть, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью. Хватая ртом воздух, она рухнула на низкую ступеньку под навесом парадной двери какого-то дома, привалилась головой к стене и смежила веки. Когда она вновь их открыла, одна из гнид сидела на расстоянии ладони от ее лица, уставившись на девушку дюжиной своих глазок; золотистый панцирь твари поблескивал в свете ближнего уличного фонаря. Не поворачивая головы, Элистэ украдкой стянула с ноги башмак, тщательно примерилась и быстро нанесла удар. Попала. Тварь была раздавлена с громким хрустом. Второй что-то не было видно – наверняка полетела докладывать собранную информацию своей августейшей Матушке, засевшей ныне на крыше столичного Арсенала.
Элистэ поглядела на подошву с разводами золотой фольги – совсем как на башмаке мастера Кенубля.
Мастер Кенубль, разоблаченный роялист, за которым охотится Народный Авангард. Мастер Кенубль, обреченный, проклятый со всем своим семейством – всех, всех их скормят Кокотте.
Предупредить! Цераленн, Аврелию и Кэрт уже не спасти, во Мерея и Байеля – и подавно, но, может быть, семью Кенубль еще не поздно? Она сию же минуту пойдет в «Приют лебедушек».
Но куда идти? Элистэ глянула в обе стороны пустынной улицы. Безмолвно, темно, незнакомо. Она не имела ни малейшего представления, где находится и как найти дорогу в городских лабиринтах. Спросить некого, в этот поздний час фиакров – и тех не видно. Ладно, как-нибудь справится. Улица Клико должна находиться в северном направлении, но где он, север? Ей могли бы подсказать звезды, если бы она говорила на их языке. Жаль, что она слушала Дрефа вполуха, когда он в свое время пробовал ей объяснить. Правда, имелся еще один указатель, куда ближе звезд и много понятней, – река Вир. Она текла на север, это знала даже Элистэ.
Значит, к реке. Сердцебиение успокоилось, дыхание выровнялось. Она снова могла двигаться – и это было необходимо, ибо кровь замедлила бег в ее жилах, руки и ноги закоченели от холода, а пот на лбу стал совсем ледяным. К реке!
Но отыскать Вир оказалось не так-то просто. Элистэ бродила вслепую по кривым улочкам, то попадая в тупики, то натыкаясь на стены огороженных двориков. Ветер беспрепятственно забирался под плащ, обдавая кожу ледяным дыханием. И тогда Элистэ впервые пришло в голову – ей негде укрыться от ветра, во всем Шеррине для нее не найдется убежища, и не к кому обратиться за помощью. Не осталось ни родных, ни знакомых, ни слуг. Не у кого искать защиты. А без помощи ей конец – она замерзнет от холода прямо на улице.
«Нет, не замерзну. Не позволю. Если придется, как-нибудь выпутаюсь собственными силами. Что-нибудь да придумаю».
От этой мысли ей стало теплее, как будто она прикоснулась к некоему внутреннему огню.
И вскоре она, выйдя из узкого переулка, оказалась над Виром, который во мраке катил свои черные волны на север. Далеко впереди, едва различимая в темноте, цепочка огоньков обозначала старый Винкулийский мост. К нему и направилась Элистэ.
Идти пришлось дольше, чем она рассчитывала. И дальше. Из-за корки спрессованного снега на мостовой у нее онемели ноги. Против такого лютого холода самая твердая решимость – и та долго не протянет. Когда Элистэ заметила у реки кучу бродяг, сбившихся под навесом над жаровней с редкими тлеющими углями, она не утерпела и решила подойти хоть на несколько минут, чтобы отогреть онемевшие руки и ноги.
Бродяги с готовностью потеснились – пять человек, так плотно укутанные в тряпье, что различить их черты, силуэты, определить возраст и даже пол было никак невозможно. Она по привычке поблагодарила их, и пять бесформенных голов повернулись к ней как одна. Тут до нее дошло, что голос и манера выдают ее целиком и полностью. В каждом ее слове и жесте проступала Возвышенная. Одежда ее также бросалась в глаза на фоне жалких лохмотьев. Ее юбки и плащ, даром что были помяты и в беспорядке, уже одной своей простотой подчеркивали дороговизну материала, из которого были пошиты. Безликие призраки мигом поняли, кто она, и от этой догадки у нее оборвалось сердце. Окажись неподалеку патруль, они, вероятней всего, сдали бы ее властям за положенное вознаграждение в пять рекко – целое состояние для таких бродяг. Но, к счастью, в эту морозную ночь ей, видимо, не грозила опасность с их стороны. В другой раз удача может ей изменять.
Никто не сказал ни слова. Элистэ задержалась настолько, чтобы хоть чуть-чуть отошли руки и ноги, и поспешила своей дорогой, спиной ощущая взгляды бродяг. Она шла вдоль правого берега Вира, явно приближаясь к мосту – свет фонарей становился все ярче Еще двадцать минут против ветра, показавшиеся ей двумя часами, – и старый Винкулийский мост предстал перед нею во всей красе. Справа раскинулся Набережный рынок. Теперь она знала, где находится: в добрых сорока минутах ходьбы от «Приюта лебедушек» – и то если бы она не устала и была полна сил. Но сейчас? Ноги едва переступали, грязные обледенелые юбки тянули к земле; она не шла, а тащилась. Сколько еще идти? Небо на востоке уже начинало сереть.
«Скорей, скорей, скорей!»
Но ноги отказывались подчиняться.
Вконец измотанная, спотыкаясь на каждом шагу, Элистэ пересекла рынок. А небо безжалостно подгоняло. И тут противу ожиданий ей улыбнулась удача: послышался скрежет колес по обледенелым булыжникам, и на ночной улице появился одинокий фиакр. Она помахала рукой, удивленный возница остановился. Сказав куда ехать, Элистэ забралась внутрь. Экипаж покатил, а она откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и погрузилась в полудрему.
Фиакр медленно трясся по улицам, небо заметно светлело. Когда они выехали на улицу Клико с ее лавочками и жилыми домами, высоких крыш уже коснулся рассвет. Фиакр остановился, возница потребовал деньги. Элистэ совсем забыла, что придется платить за проезд. Она сунула руку в карман за вязаным кошельком, где держала с пригоршню бикенов – мелочь на чаевые носильщикам и слугам, единственные деньги, которые ее высокое положение в прошлом обязывало всегда иметь при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Вы арестованы, бонбошки, – без всякой злобы сказал один из гвардейцев. – Пошли.
Обратный путь они проделали быстрым шагом, причем пленницы двигались словно во сне. Сопротивляться в любом случае не имело смысла: детины, от которых разило чесноком, были им не по силам. Гвардеец небрежно держал Элистэ одной рукой, но его пальцы сошлись на ее предплечье в такой мертвой хватке, что ее рука занемела. Они снова прошли через хитрую дверцу, теперь переставшую быть тайной, и взорам девушек предстал усеянный окровавленными телами подвал. Кавалер во Мерей, чьи зоркие глаза навечно закрылись; три мертвых народогвардейца; юный Байель во Клариво с обезображенным лицом, при виде которого глаза у Аврелии чуть не вылезли из орбит. Она прижала руку ко рту, подавляя рвущийся крик.
Элистэ же первым делом ощутила не горе и не ужас, а тошноту. В животе сделалось муторно, ее чуть не вырвало Хватая ртом воздух, она беззвучно молилась о выдержке. Ей не хотелось опозорить ни себя самое, ни бабушку, которая стояла, гордо выпрямившись, с сухими глазами. Тошнота отпустила. Элистэ заметила, что страж Цераленн успел прибрать к рукам ее саквояж – обычное дело для этих стервятников в человеческом обличье. Судя по бесстрастному выражению лица гвардейца, он еще не понял, что стал обладателем одной из крупнейших коллекций драгоценных камней во всем Вонаре. Охранник Элистэ тут же последовал его примеру и вырвал саквояж из рук своей пленницы. Ее окатило волной холодной ненависти, от боли застыло лицо. Подобно бабушке, Элистэ выпрямилась, стараясь казаться безразличной. Кто-то чуть дернул ее за рукав – испуганная и дрожащая Кэрт. Элистэ взяла служанку за руку и крепко сжала. «Мужайся», – говорило это пожатие.
Народогвардейцы явно ликовали. Они потеряли троих товарищей, но зато выследили знаменитого неуловимого во Мерея; обнаружили тайный ход, который теперь закроют раз и навсегда, отрезав Возвышенным последний надежный путь к бегству; убили второго изменника из Возвышенных и взяли в плен четырех женщин, три из которых способны украсить собой любой кортеж обреченных. Безусловно, большая удача, за которой наверняка последуют благодарности, денежные вознаграждения, а то и продвижение в сержанты.
– Поглядеть, какая большая удача вышла из какой-то мелочи, – наставительно заметил сержант, – всякому хороший урок! Вы только подумайте, почему так случилось? Просто одной гниде посчастливилось заприметить, как некий сопляк снует с письмами между кондитерской и другим домом. Кому могло прийти в голову, чем обернется подобная чепуха? Над этим стоит подумать. Дамочки, верно, уже задумались. Кондитеру с семейством тоже это предстоит, как и тому несчастному дураку, который прятал у себя Байеля во Клариво.
Их ждала «Гробница». До «Сундука» было ближе, но народогвардейцы, приспешники Уисса Валёра, отвозили своих пленников только в «Гробницу». Одного человека оставили сторожить лавочку, пообещав прислать подкрепление, чтобы унести трупы и заложить тайный ход. Остальные поднялись по лестнице, прошли через пустое помещение и вышли из парадной двери на ледяной ветер.
Перед входом стоял экипаж – одна из тех зловещих закрытых карет, что наводили ужас на всех. При виде его Аврелия дала выход долго копившейся истерике. Из ее уст внезапно вырвался какой-то нечеловеческий, запредельный визг. Она запрокинула голову и закрыла глаза, жилы у нее на шее вздулись, словно канаты, а истошный крик, казалось, рвет ветер на части. Тут уж народогвардейцам стало не до смеха. Опешив, они вылупили глаза на пленницу, которая, непонятно с чего, вдруг как с цепи сорвалась: принялась выворачиваться, отбиваться, лягаться, царапаться, кусаться и молотить кулачками. Аврелия продолжала биться в истерике, и пронзительный визг, который со свистом вылетал сквозь ее стиснутые зубы, постепенно перешел в отчаянный вопль, от которого лопались барабанные перепонки.
Эти крики разбудили Принца во Пуха и привели его в состояние бешеной ярости. Он залаял и начал дергаться в своей тесной тюрьме. Саквояж в руке у гвардейца заходил ходуном, он с проклятием разжал пальцы и с суеверным ужасом уставился на дорожную сумку, которая, взлаивая, подпрыгивала на мостовой у его ног. Покалывание в руке подсказало Элистэ, что хватка гвардейца ослабла, хотя он по-прежнему делал ей больно. О, если бы она могла ответить ему тем же…
«Если тебя схватит экспр, ты ему – коленом в пах, а кулаком по…»
Тело ее сработало быстрее разума. Еще не успев сообразить, что будет делать, Элистэ повернулась лицом к своему стражу, задрала юбку свободной рукой и со всей силы вогнала колено тому в пах. Результат оказался поистине чудодейственным. Гвардеец, хрюкнув, сложился пополам, а она, легко вывернув руку, заехала кулаком ему в лицо. Пальцы пронзила острая боль. Сломала костяшки? Неважно, дело того стоило. Гвардеец, охнув, рухнул на мостовую. Элистэ подхватила юбки, повернулась и кинулась вверх по улице.
Было холодно и темно, ноги скользили на обледенелых булыжниках, однако в жизни она еще не неслась с такой скоростью. Кровь бурлила в жилах, ноги работали все быстрей и быстрей, ей казалось, что она не бежит, а летит, и нет ничего, что могло бы ее остановить. Но нечто летело рядом столь же быстро, нечто жужжало, застилало ей глаза золотистым мельканием, подгоняло острым жалом. За ней увязались две гниды Нану, которые нередко сопровождали закрытые кареты Народного Авангарда. Если ей не удастся от них ускользнуть, то не стоит и убегать. Жужжанье, укол, острая боль в шее, заставившая ее споткнуться. Она ударила рукой по мельтешащей твари, промахнулась и, опустив голову, с рыданьем продолжала бежать, боясь оглянуться.
Сержант народогвардейцев оказался в очень трудном положении, решение требовалось принять немедленно. Их было четверо, включая его самого. Один остался в табачной лавке, второй временно вышел из строя, а третий пытался совладать с истеричной вопящей бонбошкой. Он бы и сам мог пуститься вдогонку, но на кого оставить двух других пленниц?
– Поймай эту сопливую сучку, а я тут пригляжу, – прохрипел пострадавший от Элистэ гвардеец, поднимаясь на ноги и опираясь на мушкет.
Решив, что тот действительно сможет справиться с двумя девушками и старухой, а упускать беглянку не стоит, сержант было рванулся в погоню, когда одна из пленниц заговорила:
– Да, немедленно верните ее. – Кэрт гордо выпрямилась, на лице ее появилась капризная гримаска. Она в точности воспроизвела произношение и интонации Элистэ. – Не могу же я обойтись без служанки.
Аврелия, у которой не осталось уже ни сил, ни голоса, перестала скулить и воззрилась на Кэрт круглыми глазами, в которых стояли слезы. Даже Цераленн встрепенулась.
– Не может обойтись! – расхохотался сержант, обдав их брызгами слюны. – Нет, чтоб так задаваться – расскажи, не поверят. Ладно, пусть себе убежит – из-за какой-то субретки не стоит задерживаться, – распорядился он. – А вы, Возвышенная дева, не переживайте – недолго вам без нее обходиться. Ладно, пошли.
Но прежде чем двинуться, один из гвардейцев осторожно перерезал штыком ремень саквояжа Элистэ и откинул крышку. Из сумки вынырнула шелковистая мордочка Принца во Пуха. Он звонко тявкнул, и гвардейцы зашлись от смеха. Выбравшись из саквояжа, песик принялся яростно их облаивать. Наконец бывший страж Элистэ, озверевший от никак не утихающей боли, пришиб собачку двумя ударами приклада.
Пленниц затолкали в карету, и она с грохотом укатила в ночь.
20
К счастью, гниды Нану отличались удивительной тупостью. Элистэ совсем выдохлась, однако не сумела скрыться от преследовательниц и решила отказаться от дальнейших попыток. Бежать не осталось сил. Ей было необходимо отдохнуть, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью. Хватая ртом воздух, она рухнула на низкую ступеньку под навесом парадной двери какого-то дома, привалилась головой к стене и смежила веки. Когда она вновь их открыла, одна из гнид сидела на расстоянии ладони от ее лица, уставившись на девушку дюжиной своих глазок; золотистый панцирь твари поблескивал в свете ближнего уличного фонаря. Не поворачивая головы, Элистэ украдкой стянула с ноги башмак, тщательно примерилась и быстро нанесла удар. Попала. Тварь была раздавлена с громким хрустом. Второй что-то не было видно – наверняка полетела докладывать собранную информацию своей августейшей Матушке, засевшей ныне на крыше столичного Арсенала.
Элистэ поглядела на подошву с разводами золотой фольги – совсем как на башмаке мастера Кенубля.
Мастер Кенубль, разоблаченный роялист, за которым охотится Народный Авангард. Мастер Кенубль, обреченный, проклятый со всем своим семейством – всех, всех их скормят Кокотте.
Предупредить! Цераленн, Аврелию и Кэрт уже не спасти, во Мерея и Байеля – и подавно, но, может быть, семью Кенубль еще не поздно? Она сию же минуту пойдет в «Приют лебедушек».
Но куда идти? Элистэ глянула в обе стороны пустынной улицы. Безмолвно, темно, незнакомо. Она не имела ни малейшего представления, где находится и как найти дорогу в городских лабиринтах. Спросить некого, в этот поздний час фиакров – и тех не видно. Ладно, как-нибудь справится. Улица Клико должна находиться в северном направлении, но где он, север? Ей могли бы подсказать звезды, если бы она говорила на их языке. Жаль, что она слушала Дрефа вполуха, когда он в свое время пробовал ей объяснить. Правда, имелся еще один указатель, куда ближе звезд и много понятней, – река Вир. Она текла на север, это знала даже Элистэ.
Значит, к реке. Сердцебиение успокоилось, дыхание выровнялось. Она снова могла двигаться – и это было необходимо, ибо кровь замедлила бег в ее жилах, руки и ноги закоченели от холода, а пот на лбу стал совсем ледяным. К реке!
Но отыскать Вир оказалось не так-то просто. Элистэ бродила вслепую по кривым улочкам, то попадая в тупики, то натыкаясь на стены огороженных двориков. Ветер беспрепятственно забирался под плащ, обдавая кожу ледяным дыханием. И тогда Элистэ впервые пришло в голову – ей негде укрыться от ветра, во всем Шеррине для нее не найдется убежища, и не к кому обратиться за помощью. Не осталось ни родных, ни знакомых, ни слуг. Не у кого искать защиты. А без помощи ей конец – она замерзнет от холода прямо на улице.
«Нет, не замерзну. Не позволю. Если придется, как-нибудь выпутаюсь собственными силами. Что-нибудь да придумаю».
От этой мысли ей стало теплее, как будто она прикоснулась к некоему внутреннему огню.
И вскоре она, выйдя из узкого переулка, оказалась над Виром, который во мраке катил свои черные волны на север. Далеко впереди, едва различимая в темноте, цепочка огоньков обозначала старый Винкулийский мост. К нему и направилась Элистэ.
Идти пришлось дольше, чем она рассчитывала. И дальше. Из-за корки спрессованного снега на мостовой у нее онемели ноги. Против такого лютого холода самая твердая решимость – и та долго не протянет. Когда Элистэ заметила у реки кучу бродяг, сбившихся под навесом над жаровней с редкими тлеющими углями, она не утерпела и решила подойти хоть на несколько минут, чтобы отогреть онемевшие руки и ноги.
Бродяги с готовностью потеснились – пять человек, так плотно укутанные в тряпье, что различить их черты, силуэты, определить возраст и даже пол было никак невозможно. Она по привычке поблагодарила их, и пять бесформенных голов повернулись к ней как одна. Тут до нее дошло, что голос и манера выдают ее целиком и полностью. В каждом ее слове и жесте проступала Возвышенная. Одежда ее также бросалась в глаза на фоне жалких лохмотьев. Ее юбки и плащ, даром что были помяты и в беспорядке, уже одной своей простотой подчеркивали дороговизну материала, из которого были пошиты. Безликие призраки мигом поняли, кто она, и от этой догадки у нее оборвалось сердце. Окажись неподалеку патруль, они, вероятней всего, сдали бы ее властям за положенное вознаграждение в пять рекко – целое состояние для таких бродяг. Но, к счастью, в эту морозную ночь ей, видимо, не грозила опасность с их стороны. В другой раз удача может ей изменять.
Никто не сказал ни слова. Элистэ задержалась настолько, чтобы хоть чуть-чуть отошли руки и ноги, и поспешила своей дорогой, спиной ощущая взгляды бродяг. Она шла вдоль правого берега Вира, явно приближаясь к мосту – свет фонарей становился все ярче Еще двадцать минут против ветра, показавшиеся ей двумя часами, – и старый Винкулийский мост предстал перед нею во всей красе. Справа раскинулся Набережный рынок. Теперь она знала, где находится: в добрых сорока минутах ходьбы от «Приюта лебедушек» – и то если бы она не устала и была полна сил. Но сейчас? Ноги едва переступали, грязные обледенелые юбки тянули к земле; она не шла, а тащилась. Сколько еще идти? Небо на востоке уже начинало сереть.
«Скорей, скорей, скорей!»
Но ноги отказывались подчиняться.
Вконец измотанная, спотыкаясь на каждом шагу, Элистэ пересекла рынок. А небо безжалостно подгоняло. И тут противу ожиданий ей улыбнулась удача: послышался скрежет колес по обледенелым булыжникам, и на ночной улице появился одинокий фиакр. Она помахала рукой, удивленный возница остановился. Сказав куда ехать, Элистэ забралась внутрь. Экипаж покатил, а она откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и погрузилась в полудрему.
Фиакр медленно трясся по улицам, небо заметно светлело. Когда они выехали на улицу Клико с ее лавочками и жилыми домами, высоких крыш уже коснулся рассвет. Фиакр остановился, возница потребовал деньги. Элистэ совсем забыла, что придется платить за проезд. Она сунула руку в карман за вязаным кошельком, где держала с пригоршню бикенов – мелочь на чаевые носильщикам и слугам, единственные деньги, которые ее высокое положение в прошлом обязывало всегда иметь при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110