Элистэ почувствовала, как ей нестерпимо хочется перейти с шага на бег.
Она украдкой взглянула на своих спутников. Дядюшка Кинц совсем запыхался, однако, судя по его оживленному виду, причиной тому было радостное возбуждение. Дреф шел короткими, неровными шагами, слегка прихрамывая и держась рукой за поврежденный бок. Выражения его лица из-за синяков и ссадин уловить было невозможно.
Вокруг простирались возделанные поля, распаханная почва мягко пружинила под ногами. Всходы еще совсем невысоки, и на широком, освещенном луной пространстве беглецы видны издалека. Правда, уже совсем немного оставалось до леса, где густая тень сулила убежище. Последние ярды они преодолели почти бегом. Лишь оказавшись в относительной безопасности, под покровом деревьев, они остановились, дабы перевести дух.
– Где мы его спрячем, дядюшка? – спросила Элистэ, словно речь шла о судьбе бродячей собаки. – У вас дома? Хотя бы на одну ночь, да?
– Конечно, паренек может остаться у меня, – ответил дядюшка. – Пусть пробудет столько, сколько захочет.
– Это просто замечательно, у вас его никогда не найдут, даже если будут искать целый месяц. – Элистэ повернулась к Дрефу: – Ты слышал? Сейчас мы отправимся…
– Нет, – прервал ее Дреф. – Сегодня же я покидаю Дерриваль.
– Не говори глупостей. Ты не можешь уйти отсюда, ты едва ходишь. Сейчас отправишься к дядюшке Кинцу, отдохнешь там, наберешься сил, а пока будешь поправляться, я постараюсь убедить отца, чтобы он помиловал тебя или, по крайней мере, смягчил наказание. И тогда ты сможешь вернуться. Если у меня ничего не выйдет, мы отправим тебя отсюда куда-нибудь, но не сейчас, позже. Не беспокойся, в этой сумке я приготовила для тебя деньги, если тебе действительно придется скитаться. Тут есть и еда. Но сегодня ночью нечего и думать…
– Перестаньте, Элистэ, – попросил Дреф, с трудом шевеля распухшими губами. Однако, несмотря на то что ему было больно говорить, он сохранял спокойствие и даже казался веселым. – Во-первых, я в состоянии ходить, а если понадобится, то и бежать. Во-вторых, вероятность того, что вам удастся убедить его светлость облегчить мою участь, практически равна нулю. Если я хочу избежать кары, то должен немедленно уносить отсюда ноги. Я это знаю, и вы тоже. Иначе не стали бы готовить для меня еду и деньги. Кстати, большое вам спасибо за это.
С трудом отняв руку от сломанного ребра, Дреф снял сумку с плеча Элистэ.
– Я не позволяла тебе брать мою сумку!
– Прошу прощения, госпожа. Я думал, вы захватили ее для меня. Вернуть?
– Твой несносный язык уже довел тебя до беды. Ты считаешь себя большим умником, но если б ты обладал хотя бы десятой долей того ума, который себе приписываешь, то давно научился бы держать язык за зубами. Ты просто сумасшедший, как ты мог так разговаривать с моим отцом? Из-за чего?
Дреф задумался.
– Дурное расположение духа, – заключил он наконец.
– Болван! Ты можешь хоть когда-нибудь быть серьезным? Тебе нельзя никуда идти. Это глупо и к тому же противозаконно. Ты – серф, закрепленный за владением Дерривалей. Таков закон, а законы без веской причины не составляются.
– Причина, разумеется, веская, – с точки зрения Возвышенных. Однако я предлагаю спуститься с теоретических высот на землю, – сказал Дреф. – К утру сеньор поднимет против меня всю округу. В каждой таверне, на каждой базарной площади вывесят листки с моим описанием. Я не смогу нигде появиться. Однако если я пущусь в бега немедленно, прямо сегодня ночью, дорога будет свободна. У меня есть в запасе несколько часов. Это единственный шанс, имеющийся в моем распоряжении. Поскольку я не являюсь сторонником вивисекции, то намерен воспользоваться этим шансом.
– Но куда ты пойдешь? И что будешь делать?
– Куда? Да куда захочу. Меня ожидает целый мир. – В голосе Дрефа прозвучали взволнованные нотки, несмотря на то что молодой человек изо всех сил старался казаться бесстрастным. – Что я буду делать? Опять-таки все, что захочу. У меня есть кое-какие способности, я сумею наконец их применить. Говорят, что Новая Мысль довела шерринских горожан до кипения. Надо будет посмотреть, так ли это на самом деле. Если я пойду напрямик через горы и буду идти всю ночь, то к утру выйду на Большую Королевскую дорогу и сяду в дилижанс.
– Это безумие! – воскликнула Элистэ, изумленная не меньше, чем если бы сокол со сломанным крылом вдруг взмыл в небо. – А как же твое ребро?
– Я забинтую его, когда у меня будет для этого время.
– Этого недостаточно! Тебе нельзя идти, потому что… потому что…
– Почему?
– Потому что я этого не хочу!
– Маленькая Элли. – Изуродованное лицо Дрефа осветилось дружеской улыбкой. – Я буду скучать без вас.
– Скучать?
Впервые Элистэ осознала, что Дреф и в самом деле уходит. А это значит, что она его больше никогда не увидит. Эта мысль взволновала ее и даже испугала. Она едва сдержалась, чтобы не схватить его за руку.
– Нет, подожди! Это невозможно. Я приказываю тебе остаться. Ты на меня, конечно, обидишься, но я желаю тебе только добра.
Дреф хотел было рассмеяться, но сморщился от боли и снова схватился рукой за бок.
– Может быть, вам не стоило открывать запертую дверь конюшни? Видно, на этот раз взяла верх врожденная порядочность.
– На этот раз? Что это должно значить?
– Лишь то, что я благодарен вам за сегодняшний поступок. – Дреф обернулся к дядюшке Кинцу: – Благодарю также и вас, сударь. Вы вдвоем и в самом деле спасли мне жизнь.
– Ну что ты, юноша, это было замечательное приключение. Хочешь взять лампу с собой?
– Нет, спасибо, я обойдусь и без нее. А теперь мне пора. До свидания, Элистэ, я никогда вас не забуду. Ну, перестаньте дуться. Пожмем друг другу руки.
Пожать руку серфу? Элистэ была так потрясена этим невероятным предложением, что даже не поставила наглеца на место. Безотчетно она протянула руку, он сжал ее в своей ладони и сказал:
– Спасибо, маленькая Элли. До свидания.
Элистэ с изумлением уставилась на собственные пальцы, а Дреф повернулся и быстро зашагал прочь, не оглядываясь назад.
– Удачи тебе, Дреф! – крикнула она ему вслед. Трудно было понять, услышал он ее или нет. Еще пару минут девушка смотрела, как он идет по берегу освещенного луной пруда, далеко обходя деревенские дома. Она видела, что шагал он неровно, но быстро, хромота почти прошла. Еще миг – и Дреф скрылся за углом ближайшего дома; его длинный силуэт растаял во мгле. Элистэ поглядела на дядю.
– Он… ушел, – удивленно прошептала она.
– Вижу, деточка. Значит, наша миссия закончена. Разве ты не рада?
– Наверное, рада.
На самом деле Элистэ чувствовала себя расстроенной, почти безутешной. Когда несколько часов назад она составляла план спасения Дрефа, ей не хватило воображения предвидеть такой финал – исчезновение Дрефа из деревни и из ее жизни.
– Дядюшка, вы думаете, с ним все будет в порядке?
– Он изобретательный паренек. Будем надеяться на лучшее.
– Да? Ну что ж… Вот и все…
– И отлично. А теперь, чтобы отметить успех нашего предприятия, не согласишься ли ты зайти ко мне в гости на стаканчик сидра? Заодно поиграли бы в «Голубую кошечку».
– Не сегодня, дядюшка. Уже очень поздно, я ужасно устала, и лучше вернуться к себе, пока не обнаружили моего отсутствия. Обещаю – в другой раз.
– Ну, тебе виднее, милочка. Ты действительно выглядишь усталой, и к тому же какая-то грустная. Ты не заболела?
– Нет. Со мной все в порядке. Дядя, спасибо вам за то, что помогли мне сегодня ночью. Вы были просто великолепны.
– Я получил огромное удовольствие, деточка. Это вышло так увлекательно! Если тебе еще понадобится помощь в каких-нибудь тайных проделках, можешь смело обращаться к своему дядюшке Кинцу!

4

Исчезновение Дрефа произвело настоящую сенсацию. Еще никогда никому из серфов не удавалось скрыться из владений Дерривалей. Ни один беглец не оставался на свободе более недели. Чаще всего они возвращались добровольно – сломленные, сдавшиеся и не без оснований страшившиеся гнева сеньора. Самых упрямых привозили на повозках крепко связанными, да и то им, можно сказать, повезло, потому что менее удачливых тащили на привязи за лошадьми, а то и волокли по земле. Четыре года назад маркиз купил стаю псов, обладавших поистине невероятным, вселявшим ужас чутьем. С тех пор до минувшей ночи ни один из серфов не пытался бежать. Разумеется, у Дрефа сын-Цино были все основания рискнуть, да и предприимчивость его всем известна. Никто не сомневался, что собакам придется изрядно поработать. Среди слуг нашлись и такие, кто заключал пари – сколько Дреф сумеет продержаться на свободе. Самый оптимистичный прогноз давал ему целую неделю. А так как сын-Цино пользовался всеобщим уважением, то меньше чем на три дня тоже никто не ставил.
Ставки резко повысились, когда стало известно, что собаки взяли след, но на Большой Королевской дороге его потеряли. Естественнее всего было бы предположить, что беглец воспользовался колесным транспортом, однако каким образом ему это удалось, оставалось загадкой. Никто из местных крестьян не подвез бы его на своей телеге. Карета какого-нибудь сеньора не могла подобрать жалкого серфа. Оставался лишь шерринский дилижанс, но в нем полагалось платить за проезд. А у Дрефа, только что выбравшегося из плена, наверняка не было при себе денег, да и по дороге раздобыть их негде. Вот почему исчезновение беглеца на Большой Королевской дороге показалось всем чудом. Крестьяне восхищались Дрефом все больше. Шли дни, а беглец оставался на свободе. У серфов зародилась надежда, многие шептались о том, что прежде казалось невообразимым: вдруг Дрефу сын-Цино удастся вообще избежать погони и он навсегда останется свободным! Вот из таких историй рождались легенды.
Единственным человеком, не разделявшим всеобщего энтузиазма, был сам маркиз во Дерриваль. Вне себя от ярости, сеньор обратил свой гнев на ближайшего и самого очевидного виновника – Борло сын-Бюни, которому велели охранять преступника до утра. Борло вызвали к маркизу, с пристрастием допросили, но тупоумный кузнец рассказывал какие-то невероятные байки. Якобы гигантские волки с огненными глазами напали на него, заставили покинуть пост, и он едва сумел унести ноги. Это было неслыханно! Во-первых, волки никогда не спускались в долину – разве что зимой, когда в горах им нечем питаться; во-вторых, подобного вида волков во владениях Дерривалей никогда не видывали; в-третьих, волки, как известно, сторонились людей и предпочитали не показываться им на глаза. Несмотря на все эти очевидные факты, Борло упрямо цеплялся за свою идиотскую версию, тем самым навлекая подозрение на самого себя: то ли он лжет, то ли всю ночь пропьянствовал, то ли сошел с ума. Однако многократные допросы со всей очевидностью показали, что кузнец и в самом деле верит в подлинность своего рассказа. Убежав с поста, он разбудил кучера, спавшего в каретном сарае, и позвал его на подмогу. Кучер, человек разумный, никаких волков, естественно, не увидел, однако сам этот факт уже служил подтверждением тому, что кузнец истово верил в свои бредни. Той же ночью, вооружившись пистолетом кучера, Борло обшарил все окрестности и, не обнаружив никаких волков, вернулся на свой пост. Кузнец никогда не отличался особой сообразительностью, поэтому ему и в голову не пришло проверить, на месте ли узник, и исчезновение Дрефа сын-Цино обнаружили лишь утром.
Кем бы нерадивый часовой ни являлся – лжецом, безумцем или просто пьяницей, – расплаты ему было не миновать. Маркиз решил собственноручно покарать виновного, и наконец в кои-то веки Борло сын-Бюни испробовал на собственной шкуре полдюжины быстрых ударов хлыстом для верховой езды. Итак, виновного наказали, но маркиз по-прежнему исходил яростью. День за днем поисковые отряды прочесывали окрестности. На много миль вокруг, в каждой деревне развесили объявления с описанием внешности беглеца. За содействие в его поимке была обещана даже небольшая награда. Но все безрезультатно. Никто не видел Дрефа сын-Цино даже мельком, он бесследно исчез.
Одновременно с ним исчезла его сестра – во всяком случае, так полагали вначале. Наутро после смерти Зена сын-Сюбо и бегства Дрефа Элистэ обнаружила, что в ее спальне непривычно тихо. Почему-то никто не завел музыкальную шкатулку, чьи мелодии всегда будили ее по утрам, рядом с кроватью не оказалось обычного кубка с охлажденным фруктовым соком, никто не приготовил для барышни одежду, а Принца во Пуха не накормили. Это уже переходило все границы! Нахмурившись, Элистэ направилась к чулану, где обычно спала Стелли, и властно постучала в дверь. Когда ответа не последовало, она распахнула дверь и увидела, что внутри пусто. Скудные пожитки Стелли исчезли. Не на шутку рассердившись, Элистэ изо всех сил дернула шнур звонка. Через несколько минут явилась одна из служанок и помогла молодой госпоже одеться. Элистэ спросила, где Стелли, и услышала, что кто-то видел, как горничная на рассвете с мешком за плечами уходила из замка.
Неужто девчонка исследовала примеру своего брата? Элистэ не хотелось привлекать внимание маркиза к этому событию, поэтому она предпочла для начала расспросить слуг. Через несколько часов выяснилось, что рано утром Стелли дочь-Цино вернулась в дом своего отца. Итак, эта бестолковая, безответственная девка попросту ушла, не сказав ни слова, не получив разрешения, не подумав о том, какое неудобство доставляет своей госпоже! Неужто она предпочитает сидеть сиднем в своей лачуге, нежели прислуживать в замке благородной госпоже? Ну что ж, тем лучше. Ничего не стоило бы притащить негодную в замок, но пусть лучше остается там, где есть. Если ей нравится трудиться в поле, стирая себе руки до крови и ломая спину, – так ей и надо. Глупая девчонка не понимала собственного блага, ей всегда не хватало мозгов. Кроме того, добровольный уход служанки сам собой решал проблему – проще будет взять новую горничную.
Еще несколько дней назад Элистэ присмотрела для себя маленькую молочницу Кэрт, а потому немедленно вызвала девочку для беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110