Я заглянул во все ящики, снова выдвинул из-под койки чемоданы, я не пропустил ни одного укромного уголка и был вознагражден. Я обнаружил шестнадцать писем Джея к самой Салли и еще тридцать шесть различных клочков бумаги, в которых упоминалось имя Салли. Плюс дюжину фотографий. Плюс несколько расписаний баскетбольных игр. Плюс афишу с объявлением о музыкальном вечере в зале «Стейнвея». Плюс фотоаппарат Джея с сильным объективом и наполовину отснятой пленкой, которую я вытащил и тоже отправил в пакет, предварительно засветив. Попались мне и запасные комплекты ключей от джипа и здания на Рид-стрит. Я понимал, что машина наглухо застряла в бюрократических дебрях и, скорее всего, будет продана с аукциона как «невостребованная». Что касалось офисного здания, то… Но я еще пока и сам не знал – что, поэтому я снял ключи с цепочки и положил в ящик стола. В последний раз оглядев квартиру, я насторожил «собачку» замка и вышел, несильно хлопнув дверью. Вся операция заняла двадцать пять минут. Спустившись в подземку, я проехал несколько остановок до станции «Атлантик-авеню», вышел, отыскал на станции мусорный бак, который был почти полон, бросил туда пакет и отправился дальше. У себя я оставил только письма Джея, но встречаться с сотрудником полиции, имея при себе эти компрометирующие документы, мне не хотелось, поэтому я зашел на почту, купил конверт и отправил их бандеролью на свой новый адрес.
Макомбер – невысокий, опрятно одетый мужчина – ждал меня в вестибюле медико-криминалистической лаборатории. Мы обменялись рукопожатием.
– Значит, вы были его адвокатом, юридическим советником? – спросил он.
– Я консультировал Джея только по поводу одной-единственной сделки.
– Как вы познакомились?
– Мы встретились в ресторане, и как-то случайно вышло, что мы разговорились, – сказал я, решив хотя бы ради себя самого не упоминать имени Элисон. – Тогда мне нужна была работа, поэтому я согласился на предложение.
– Как вы думаете, зачем мистеру Рейни понадобилось покупать это офисное здание?
Самый распространенный способ вложения капитала, ответил я, и добавил, что это, мол, хороший вопрос.
– Почему – хороший? – осведомился детектив.
– Потому что Джей был очень болен.
– Болен?
– У него были серьезные проблемы с легкими. Очень серьезные. Он практически не мог дышать, как все люди.
Макомбер внимательно посмотрел на меня, слегка покусывая щеку. Он, несомненно, ознакомился с актом судебно-медицинского вскрытия и знал, в каком состоянии были легкие Джея.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Джей рос на картофелеводческой ферме на Лонг-Айленде, – объяснил я. – И случайно отравился каким-то гербицидом. Он чуть не погиб тогда.
– Когда это произошло?
– Я думаю, лет пятнадцать назад. Отравление привело к дегенеративному перерождению легочной ткани и фиброзу.
– Откуда вы все это знаете?
– От Джея, конечно. Впрочем, то, что у него проблемы с легкими, было видно, что называется, невооруженным глазом. Малейшее напряжение сил приводило к тому, что Джей начинал задыхаться.
– Я вижу, вы с ним сошлись довольно близко.
– Да нет, просто он мне кое-что рассказывал.
– И все-таки насколько близко вы знали друг друга? – не отступал Макомбер. – Вы понимаете, о чем я?…
– В этом смысле мы друг друга вообще не знали, детектив, – отрезал я.
– Вы не женаты, не так ли?
– Я разведен.
– Дети есть?
– Да, сын.
Макомбер заметно расслабился.
– О'кей, что еще вы можете рассказать о болезни мистера Рейни?
– Да я, собственно, уже все сказал.
– Вы знали, где он жил?
Я подумал о кислородной камере, об ингаляторах и гормональных препаратах, купленных на черном рынке, которые полиция обнаружит в квартире Джея над гаражом.
– Да. Запишите адрес. – Я продиктовал ему адрес Джея, решив, что в моем положении выгоднее всего притвориться законопослушным и добропорядочным гражданином, который только рад помочь полиции. – Если хотите, зашипите и мой рабочий телефон на случай, если у вас возникнут какие-то вопросы.
– Хороню, давайте.
– Могу я еще чем-нибудь помочь, детектив?
– Скажите, мистер Рейни обращался к врачу?
Я пожал плечами:
– Не знаю, он как-то не упоминал об этом.
– Значит, он был серьезно болен, как вы утверждаете, но к врачу не обращался. Так?
Я промолчал, изображая нерешительность.
– Выкладывайте, мистер Уайет. – поторопил меня Макомбер. – У нас на руках мертвое тело, и мы должны выяснить, что случилось.
– О'кей. – кивнул я, – расскажу. У меня сложилось впечатление, что Джей не верил врачам и сам экспериментировал с какими-то лекарствами. Мне он не раз говорил, что его состояние ухудшается и он вынужден прибегать к радикальным мерам, на которые решится не каждый врач, если только он дорожит своей лицензией. Джей часто измерял свой объем легких – для него это стало своего рода «пунктиком». Объем легких снижался, и Джей очень беспокоился по этому поводу. Он всегда носил с собой целый набор самых разных лекарств, ингаляторов и прочего. Иными словами, Джей сам себя лечил.
Макомбер задумчиво кивнул. Я буквально чувствовал, как он сравнивает и отбрасывает различные версии, все больше утверждаясь в решении, к которому я старался незаметно его подтолкнуть. Одинокий, тяжело больной мужчина, который знал, что обречен, и старался продлить свою жизнь, экспериментируя с сильнодействующими средствами, – таким представлялся ему Джей.
Десять минут спустя мы вошли в морг. Помощник медэксперта выдвинул из рефрижератора полку с высокими бортами, и я увидел Джея. В узком ящике его широкая грудь казалась меньше, чем при жизни; голова тоже как будто усохла, кожа приобрела белесовато-серый оттенок. От основания шеи до пупка тянулся длинный бескровный разрез, края которого были небрежно стянуты хирургическими нитками, и я понял, что патологоанатом вскрыл его и выпотрошил как рыбу. От этой мысли меня сразу замутило, рот заполнился едкой горечью, и я с трудом сглотнул. Взяв себя в руки, я наклонился ближе и увидел, что волосы Джея покрыты кристалликами соли. На щеках тоже блестели похожие на звезды соляные разводы. Глаза Джея были открыты, но самих глаз в глазницах не было, и я сразу вспомнил римские статуи богов и героев, высверленные зрачки которых создавали впечатление слепоты. Сейчас Джей больше всего напоминал такую статую. На него можно было смотреть, но сам он никого не видел. Помощник медэксперта вставил ему в ноздри ватные тампоны, но рот Джея был широко открыт, и я заметил, что у него не хватает нескольких коренных зубов – вероятно, он потерял их из-за того, что в юности у его семьи не было денег на хорошего дантиста. Подбородок Джея зарос щетиной. В целом его лицо странным образом казалось одновременно и совсем молодым, и очень древним.
– Это он?
Я кивнул:
– Да.
– Вы уверены?
– Конечно.
– Вы подпишете акт?
– Да.
– Никаких сомнений, мистер Уайет?
– Никаких.
– Вы, случайно, не знаете, у него был постоянный зубной врач?
– Думаю, что да, но обращаться к нему не обязательно. Я совершенно уверен, что это Джей.
– Бывает, иногда люди все-таки ошибаются. Он был прав.
– Выдвиньте его до конца, – попросил я.
– Зачем?
– Я хочу взглянуть на его ноги.
– У мистера Рейни была какая-то татуировка?
– Нет.
– Может, родимое пятно?
– В молодости Джей занимался спортом, у него были сильно развитые икроножные мышцы.
Помощник эксперта выдвинул полку до конца. Она двигалась на роликах довольно плавно, но я заметил, что от тяжести тела Джея длинная полка прогибается. Никакой одежды на нем не было. Теперь, когда я видел его целиком, Джей больше не казался мне маленьким, усохшим. Густые черные волосы покрывали его грудь и узкой дорожкой спускались к основанию живота; поникший пенис накренился набок. Икры, плотно прилегавшие к жесткому дну ящика, расплющились под собственным весом и почти касались друг друга внутренними поверхностями.
Помощник медэксперта кивнул и достал рулетку.
– Ого!…
– Теперь вы понимаете?…
– Семнадцать дюймов. Обычный размер для страдающих ожирением, но наш клиент совсем не толстяк.
– Дайте мне еще минуточку… – попросил я. – Все-таки мы были друзьями.
– Хорошо. Только не слишком долго, пожалуйста.
Я кивнул и, наклонившись к голове Джея Рейни, прикоснулся кончиком пальца к его левому уху, где был нарост на хрящике – такой же, как у Салли Коулз. Вскоре я нащупал его; он никуда не делся, но был совсем холодным, и я почему-то подумал о собственном сыне – о том, что мне его очень недостает и что я по-прежнему сильно к нему привязан.
На несколько мгновений я задержал ладонь на холодном лбу Джея, но сделал ото, разумеется, не для него, а для себя.
– О'кей, – сказал помощник эксперта. – Вы закончили?
Я отступил в сторону, и помощник протянул мне планшетку с официальным актом опознания тела, предварявшийся статьей об ответственности за дачу ложных показаний. Далее шел собственно текст, согласно которому я подтверждал, что предъявленные мне человеческие останки принадлежат… да. Я расписался.
– Ну вот, – удовлетворенно вздохнул помощник эксперта. – Спасибо. Можете идти.
– Еще нет, – неожиданно вмешался детектив Макомбер.
– Почему? – удивился помощник.
– Разве вы не хотите, чтобы кто-нибудь забрал тело? – спросил детектив.
– Вообще-то хотим, и чем скорее, тем лучше.
– Ну вот, сейчас мы это и оформим! – сказал Макомбер почти радостно. – Родственников у покойного нет, зато я нашел его адвоката.
– Погодите, погодите, я вовсе не…
– Не беспокойтесь, я же предупреждал, что это пустая формальность. Вот, возьмите… – Он вручил мне визитную карточку с адресом похоронного бюро. – Эта контора находится в трех кварталах отсюда. Они заберут тело к себе и сохранят – забальзамируют, заморозят – словом, сделают все, что нужно. Нам необходимо освободить место – в конце концов, это Бруклин и умирают здесь не только от старости.
– О'кей, – сказал я. – Я все сделаю.
– Вы позвоните им сегодня?
– Конечно.
– Вот и отлично. Сейчас я выдам вам вещи погибшего. – Макомбер кивнул помощнику эксперта, и тот достал из специального выдвижного ящика картонную коробку:
– Вот, возьмите.
Я заглянул внутрь. Там лежала одежда.
– И еще вот это… – Детектив протянул прозрачный пластиковый пакет с герметической застежкой. – Бумажник, наручные часы, книжечка мокрых картонных спичек…
Я взглянул на содержимое пакета сквозь прозрачную стенку. Спички были из стейкхауса; часы оказались испорчены морской водой. Потом я снова заглянул в коробку с одеждой.
– От этих вещей здорово воняет, – заметил я.
– Угу, – согласился помощник эксперта. – Именно поэтому мы так спешим от них избавиться.
Я вспомнил кусочек суси на тарелке перед Джеем.
– Кстати, отчего он все-таки умер?
Макомбер протянул мне свою планшетку, перевернул два верхних листа и ткнул пальцем в длинный параграф:
– Вот. Я прочел:

… Легкие и желудок погибшего заполнены морской водой, однако дальнейшее натологоанатомическое исследование выявило серьезное заболевание легких и дыхательных путей. Отмечено симметричное диффузное поражение альвеол. Наличествуют признаки ателектаза Ателектаз – спадение легких (мед.).

и пульмонарной консолидации. Обнаружены следы бронхоэктатического пневмосклероза, хотя исследование тканей не проводилось. Наличествует облитерирующий или сдавливающий бронхиолит с характерными закупоривающими пробками разросшейся фиброзной ткани, сопровождаемый аналогичными явлениями в альвеолах. Не отмечено никаких признаков карциномы бронхов. С помощью метода пальцевого исследования обнаружено существенное снижение растяжимости легких. В дыхательных путях обнаружены множественные шрамы травматического происхождения, указывающие на неоднократное применение метода искусственной вентиляции. Имеются признаки хронической артериальной гипоксемии. Вторичная дыхательная мускулатура грудной клетки чрезвычайно развита, что свидетельствует о нарастании ее компенсаторной функции. Отмечено также типичное изменение окраски стоп. Причина смерти: острая асфиксия, явившаяся следствием хронического прогрессирующего заболевания дыхательных путей, осложненного диффузным пульмонарным альвеолитом или фиброзом легких неизвестной этиологии.

Я вернул бумаги детективу.
– Это означает, что он задохнулся, – ответил он на мой невысказанный вопрос.
Я кивнул.
– Так вы позвоните в похоронное бюро. – Да.
– Что ж, в таком случае вы действительно можете идти.

Они отпустили меня, но свободным я себя не чувствовал. Скорее наоборот. Я отнес коробку с вещами Джея в небольшой парк поблизости, нашел свободную скамейку и сел. Пластиковый пакет с бумажником, часами и спичками я еще раньше спрятал в карман куртки, поэтому, пользуясь тем, что день был ясным и солнечным, я решил начать свой осмотр с одежды. Костюм и рубашка были мне знакомы, да и галстук был тот же, что я видел на Джое в последнюю нашу встречу в Кубинском зале. Их высушили, но ни разгладить, ни постирать их никто не удосужился, и они были мятыми и жесткими от соли.
Я огляделся по сторонам. Трое бездомных бродяг осторожно наблюдали за мной с дальнего конца парка. Больше никого на аллее не было. Вздохнув, я запустил руку в коробку.
Ботинки – номер двенадцатый – были мне велики, и я поставил их на скамью. Теперь носки. Я по очереди засунул руку в каждый из них. Пусто. Я свернул их, как учила меня в детстве моя собственная мать, положил в один из ботинок и занялся брюками. По-видимому, их не сняли, а разрезали ножом или ножницами, и они были совершенно испорчены. Карманы были пусты, и я положил брюки с другой стороны от себя. Нижнее белье тоже было срезано, но выглядело новеньким, едва надеванным. Машинально я отметил размер – тридцать восьмой. Рубашка, размер сорок восемь, куплена у «Брукс бразерс» – испорчена, карманы пусты. Я встал, отнес брюки, белье и рубашку в мусорный бак и вернулся на скамью.
Галстук я решил сохранить. Новый, шелковый, модный, он был очень хорош, и я надеялся, что его еще можно привести в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73