– А вот я в этом сомневаюсь.
– Это здание много для него значит, Билл, хотя я и не понимаю – почему.
– Но пойми и меня, Элисон! Я только сегодня познакомился с Рейни, и…
– А он очень много значит для меня.
Я быстро пролистал лежащие на столе бумаги.
– Я уверен, что кто-то хочет кого-то надуть, и я намерен сказать об этом Рейни.
Через минуту мы снова были в Кубинском зале.
– Ты как раз вовремя, – заметил Джей, посмотрев на часы.
На столе перед моим местом дымился огромный бифштекс (который я не заказывал) и лежал шоколадный кекс, а на галстуке Баррета появились свежие жирные пятна. Я также обратил внимание, что, пока меня не было, Джей успел опрокинуть стаканчик-другой виски.
– Ну как? – спросил он. – Можно подписывать?
– Мне нужно поговорить с тобой наедине. Джей.
Герзон показал на свои огромные часы-будильник:
– Между прочим, уже одиннадцать пятьдесят три. Я ждать не стану, так что поторопитесь.
Я наклонился к Джею и прошептал ему на ухо:
– Как я понимаю, ты намерен подписать этот контракт, каким бы сомнительным он ни был и как бы я ни советовал тебе этого не делать.
Джей посмотрел на меня и чуть заметно кивнул.
– У тебя нет другого выхода?
Снова безмолвный кивок.
– Вероятно, – добавил я, – ты уже догадался, что Герзон, скорее всего, получил указание подписать этот контракт, даже если ты потребуешь увеличения цены.
Джей покачал головой.
– Ладно, если ты не против, попробую тебе показать один фокус. – Я посмотрел Герзону в глаза и сказал громко:
– Мой клиент не станет подписывать этот договор, если вы не прибавите еще триста тысяч долларов. Наличными.
Лицо адвоката сморщилось, словно он вдруг оказался в аэродинамической трубе.
– Что-что? – вырвалось у него.
– Мы вычеркнем из контракта четыреста тысяч и впишем семьсот тысяч долларов – первые два слова с большой буквы. Это довольна легко сделать, – сказал я.
– Да вы с ума сошли!
– Такое часто делается, спросите у Дональда Трампа Трамп, Дональд Джон – крупный американский предприниматель, застройщик и владелец недвижимости на Манхэттене. Впоследствии разорился, и, чтобы избежать банкротства, вынужден был передать банкам контроль над принадлежащими ему отелями и казино.

.
– Сами спросите.
– Мне незачем спрашивать; я сам видел, как Трамп вписал новую цену, когда его прижали как следует.
– Да вы просто выжили из…
– Баррет, вы когда-нибудь видели исправленные суммы? – перебил я, испытывая необычайный душевный подъем.
– Да, конечно.
Джей повернулся ко мне:
– Дело в том, Билл, что я…
Я положил ему руку на плечо:
– Молчи, ничего не говори. Твой адвокат знает, что делает.
Элисон следила за нами широко открытыми от возбуждения глазами.
– Ну так как, мистер Герзон?…
Он уже достал свой мобильный телефон. Скорчив недовольную гримасу, адвокат вышел из комнаты.
– Теперь сделка сорвется! – воскликнул Джей, не сдерживая злости. – Что ты наделал!…
– Но может быть… – нерешительно произнесла Элисон.
Джей смотрел на меня так, словно не мог поверить собственным глазам.
– Ты что, – прошипел он, – не понимаешь, что теперь чертова сделка сорвется?
– Я так не думаю.
Некоторое время мы сидели молча и ждали; только Баррет засовывал в рот куски моего шоколадного кекса.
– Он возвращается!
Вошел Герзон, складывая на ходу телефонный аппарат.
– Сто пятьдесят, – объявил он, садясь на место. – Это все, что я мог сделать.
– Триста.
– Двести.
– Двести семьдесят пять, – сказал я. – Банковский чек нам не нужен.
– Двести двадцать пять.
– Двести семьдесят.
– Да бросьте, Уайет, это…
– Двести семьдесят, – повторил я.
– Двести пятьдесят, черт бы вас побрал!
Я не ответил.
– Я сказал – двести пятьдесят тысяч!
Я повернулся к Джею:
– Кстати, тебе известно, что в последнее время плодородная земля на океанском побережье Лонг-Айленда приносит до шестисот процентов прибыли?
– Нет.
– Если ты подождешь еще лет пять, ты сумеешь выручить за свою землю как минимум вдвое больше.
– Но я не…
– Двести пятьдесят! – выкрикнул Герзон.
Я наклонился к нему и сказал с расстановкой:
– Двести. Семьдесят. Тысяч.
– Двести шестьдесят – мое последнее слово.
– Двести шестьдесят пять – и по рукам, – ответил я.
– По рукам.
– О'кей, – сказал я. – Можете пожать мне руку.
– Да пошел ты!… – огрызнулся Герзон.
– Я знаю, как вы ко мне относитесь, но давайте все-таки обменяемся рукопожатием.
Нехотя Герзон протянул руку, и я повернулся к Джею:
– Теперь ты получишь за свою землю лишние двести шестьдесят пять тысяч наличными.
Джей никак не мог опомниться и только кивнул в ответ.
– Вот это да! – выдохнула Элисон. – Это было… это было… – И она посмотрела на меня. Мне показалось, Элисон хочет сказать – «сексуально», но она промолчала.
– Вероятно, вы не откажетесь получить наличные немедленно, – сказал Герзон, ставя на стол свой второй кейс.
– Наличные наличные? – переспросил Джей. – Банкнотами?
– Да.
– Думаю, не откажемся… А почему?…
– Так мне было сказано. – Герзон открыл кейс, но держал его так, чтобы мы не видели его содержимого, и я подумал, что, наверное, мог бы потребовать и больше. Герзон тем временем отсчитывал пачки банкнот в банковской упаковке по десять тысяч в каждой.
– Вам придется написать расписку.
– Отмываете кокаиновые деньги, Герзон? – спросил я.
– Пошел в задницу!… – снова сказал он. – Деньги чистые.
Джей переглянулся с Элисон.
– У тебя найдется мешок или что-то в этом роде?
– Конечно, найдется. – Она отошла к стойке бара.
– Вот, – сказал Герзон. – Можете пересчитать.
– Обязательно, – ответил я и пересчитал пачки. Все было верно. Тем временем Элисон вернулась с большой картонной коробкой из-под сельтерской, и я положил деньги туда.
– Ну что, теперь можно подписать? – спросил Джей.
Я быстро исправил экземпляры контрактов. – Да.
Потом началась бумажная работа. У нас оставалось всего четыре минуты.
– Вот банковский чек на четыреста тысяч, – скороговоркой перечислял Герзон, ловко перебирая документы. – Чек для мистера Баррета, пожалуйста…
Это я должен заверить. Отчет о результатах титульного поиска, ваш экземпляр… Распишитесь вот здесь – это за ту сумму, которую ваш адвокат выдоил из моего клиента… Пожалуйста, вот передаточный акт и официальная справка для органов государственной регистрации.
Как ни странно, мы разобрались со всеми бумажками меньше чем за пару минут. Герзон выровнял свою стопку бумаг легким ударом о стол, извлек из кейса наборный штемпель, проверил выставленную на нем дату, уточнил время и – хлоп, хлоп, хлоп – проштамповал каждую страницу договора.
– Ну, наконец-то… Кончено!
Джей слегка откашлялся, прижимая к груди коробку с деньгами.
– Одиннадцать пятьдесят девять… Полночь!
– Прощайте, ребята. – Баррет поднялся, собираясь уходить. – Сделка будет зарегистрирована завтра в первой половине дня.
Герзон вытащил из кармана связку ключей и бросил на стол.
– Теперь это все ваше, – сказал он Джею, не глядя на меня.
Джей неуверенно, с какой-то даже опаской, взял ключи. Потом достал из кармана один-единственный ключ и протянул Герзону:
– Это ключ запирает цепь в начале проселочной дороги.
Наконец-то настал этот момент, момент окончательного оформления сделки! Тот самый конец, который делу венец. Считал ли каждый из мужчин, что обвел другого вокруг пальца? Не знаю… Герзон обменялся рукопожатием с Джеем и – как ни странно – снова пожал руку мне; прикосновение его крепкой ладони было похоже на предупреждение. Потом он отвернулся и, не прибавив больше ни слова, ушел.
Элисон снова куда-то отошла и вернулась, неся бутылку и три бокала. Поцеловав Джея, она заглянула ему в глаза, вероятно, в поисках радости, облегчения, торжества.
– Это просто потрясающе! – снова сказала она, и я понял, что Элисон имеет в виду не только сделку и чудесное явление коробки с деньгами. В ответ Джей улыбнулся, но когда ее голова, руки, груди исчезли, прижатые к его широкому торсу, он отвел глаза, словно глядя сквозь стены Кубинского зала на что-то, видимое ему одному. В его взгляде я не заметил ни радости, ни возбуждения; он выражал скорее печаль или решимость человека, которому предстоит долгое и трудное путешествие к ведомой ему одному цели и который находится лишь в самом начале пути. Разумеется, этот взгляд не предназначался ни мне и никому другому, но я все же перехватил его и сумел прочитать.
– Что ж, давайте отпразднуем это дело как следует! – сказал Джей, очевидно справившись с приступом меланхолии. – Я знаю поблизости одно замечательное местечко. Мне нужно как-то отблагодарить тебя, Билл.
Он хотел быть вежливым, но я отмахнулся от его предложения.
– А о деньгах поговорим завтра, о'кей?…
– Конечно завтра, – сказал я. – Развлекайтесь сами, обо мне не думайте. Все отлично, Джей; я сам получил огромное удовольствие. Смотрите только, не потеряйте коробку с деньгами. Кстати, поздравляю – теперь ты и твоя шайка владеете куском самого настоящего Манхэттена.
– А ты не хочешь взглянуть на мое приобретение? – спросил Джей с неподдельным энтузиазмом. – Я как раз собираюсь туда завтра утром. – Он схватил со стула куртку, кивнул официанту и повернулся к Элисон. Она мечтательно смотрела на него, чуть запрокинув голову, словно подставляя для поцелуев шею, и я подумал – Элисон хочет его, и ей наплевать, если все об этом узнают. Глядя на этих двоих, я невольно подумал, что они чем-то похожи друг на друга. Оба были по-своему несчастны, а отчаявшиеся люди умеют ловить одночастотные волны и отыскивать друг друга прежде, чем наступит конец. Мне казалось, какое-то волшебство творится на моих глазах и Кубинский зал кружится и кружится под шелест банкнот в синем сигарном дыму и рассеянном свете желтых ламп.
Потом я смотрел, как они уходят вдвоем и Элисон тяжело опирается на Джея, который держит под мышкой коробку с деньгами. Из кармана его пиджака по-прежнему торчала сигара, и я почувствовал, что, несмотря на мои чувства к Элисон, Джей мне понравился. Бывает, что человек нравится тебе сразу. В этом – во всяком случае, на первый взгляд – и заключалась основная причина, почему наши отношения не прекратились, почему они получили продолжение. Именно так – много позднее – я объяснял все происшедшее и себе, и другим. Но правда скрывалась гораздо глубже и была намного сложнее. Очевидно, я почувствовал, что Джея ожидает крутой взлет или не менее крутой спуск – с направлением его движения я не мог определиться довольно долго, но каким бы ни был маршрут, он двигался по нему с третьей космической скоростью, и я это тоже почувствовал и захотел узнать, каким будет финал. Подобную эмоционально неоднозначную симпатию внушают людям крупные политики, великие футбольные тренеры и знаменитые режиссеры. Что нужно верному, кроме веры?… Такого человека не просто любишь, а пытаешься узнать о нем что-то важное и достоверное, например, победит он или проиграет, спасется или погибнет.

3

Я был уверен, что остаток вечера пролетит быстро и, так же, как прочие вечера, безболезненно канет в небытие. Поэтому я устроился поудобнее и заказал еще порцию виски, чтобы было с чем доесть мой шоколадный кекс. В Кубинском зале было темно и уютно; посетители не спеша курсировали по залу, направляясь к бару или в туалет и обратно, словно наслаждаясь собственной значимостью. Все разговоры велись сдержанно, вполголоса. Лишь время от времени в неясном бормотании слышался намек на деньги или проблемы, которые удалось решить или обойти. Я жадно прислушивался к этим обрывкам разговоров, потому что и мне когда-то нравилось действовать, устранять внезапные осложнения, находить неожиданные варианты и, предложив компромисс, дожидаться согласного кивка сторон.
В крупных юридических фирмах вроде той, где я когда-то работал, существует два основных типа адвокатов. Первый тип – это общительные, хваткие авантюристы, которые считают мужчин и женщин бескрылыми, падшими существами и для которых работа – лишь увлекательная и азартная игра, егю-собная дать деньги, связи, карьеру. Второй тип – надменные, отстраненные схоласты, для которых непогрешимость закона гораздо важнее греховности человеческой природы, – встречается значительно реже. Эти мужчины (как правило, это именно мужчины) могли бы стать проповедниками или учеными-исследователями, и каждый из них немного огорчен тем, что его не зовут заседать в Верховном суде США. Им платят за легислативное оформление сложных субъектов права (трестов, фондов, промышленных объединений и корпоративных владений), или, говоря человеческим языком, за такое составление уставных документов, чтобы для посвященных они были яснее ясного, а остальным казались непроницаемыми и непробиваемыми.
Оба типа юристов могут быть довольно опасны в политическом отношении, однако и у них есть свои слабости. Те, кто любит хлопать собеседника по плечу и демонстрировать в улыбке великолепные зубы, как правило, много пьют, ведут беспорядочную сексуальную жизнь, работают с сомнительными клиентами, которым необходимо решить сомнительного свойства проблемы, и в конце концов умирают на теннисном корте от сердечного приступа. Вторые – надменные жрецы закона – питают отвращение к грязноватой и однообразной работе, которая и есть хлеб насущный любой юридической фирмы. С ними не поболтаешь на официальном приеме, а уж если разговор завязался, не стоит и надеяться, что они станут скрывать свои по-провинциальному радикальные политические взгляды. Никогда и ни при каких условиях эти люди не допустят, чтобы выгода восторжествовала над справедливостью. С младшими партнерами фирмы они не поддерживают никаких отношений и, сдается мне, умеют жить вечно.
Я, разумеется, принадлежал к юристам первого типа. Что скрывать – когда клиент врывался ко мне со словами «Билл, мне срочно нужен совет!», я чувствовал себя счастливым. Мне было приятно ощущать себя нужным, востребованным, способным приносить реальную пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73