Отчасти именно поэтому, я полагаю, мужчины так любят корпеть над документами, планами, исками – это помогает им чувствовать себя полезными или, по крайней мере, небесполезными, внушает уверенность и помогает без страха танцевать на натянутом над пропастью канате, и я от души наслаждался своим столкновением с Герзоном, нашей перепалкой из-за добавочной суммы наличными. Мне были бесконечно приятны и пробуждение прежней агрессивности, и профессиональный азарт, да и сознание того, что мой мозг еще не окончательно заплесневел, неожиданно привело меня в хорошее настроение.
Все еще переживая недавний подъем, я оглядел комнату. Несмотря на поздний час, Кубинский зал продолжал наполняться. Некоторые клиенты поглядывали на часы, словно ожидая чего-то, но чего? Чем можно удивить почтеннейшую публику в Нью-Йорке – городе земных соблазнов и наслаждений? И начнется ли шоу, в чем бы оно ни заключалось, без Элисон?
Потом в зале появился Ха – китаец-подсобник. Он держался так скромно и незаметно, что почти никто из присутствующих не обратил внимания, как он пересек комнату и зашел за стойку бара. Я ждал, что бармен или официант что-то ему скажут, но они даже не повернулись в его сторону. Ха, по всей видимости, и не ждал ничего подобного; его неподвижное, морщинистое лицо не выражало ничего, кроме безмятежного спокойствия и умиротворенности. Элисон как-то сказала, что Ха должен приготовиться, и вот этот момент наступил, и старый китаец – несомненно, в точном соответствии с каким-то неведомым расписанием – спустился в Кубинский зал и занял место за стойкой.
Но, как вскоре выяснилось, за Ха наблюдал не один я. Чем-то он заинтересовал хорошо одетого мужчины, сидевшего возле бара, в котором я с удивлением узнал одну из известных в прошлом фигур нью-йоркского литературного мира. Знаменитость сопровождали несколько юных поклонников и поклонниц; окружив его, они принимали разнообразные позы, которые, как им казалось, должны были привлечь внимание кумира. Интересно, подумал я, может быть, его пригласила Элисон? Некогда и я восхищался его талантом; он был блестящим скептиком, энергичной, незаурядной личностью, но, как и многих, его погубила склонность к пороку, а теперь его литературные достижения оказались почти забыты.
– Эй, мистер! – крикнул китайцу писатель. – Я пришел проверить, уж не мошенник ли ты!
Ха не ответил, только моргнул.
– Я подозреваю, что ты – самый настоящий плут. Писатель добился своего – его заметили, его узнали, и он явно наслаждался этим, с напускной важностью кивая всем, кто приветствовал его со своих мест. Бедняге было явно невдомек, что теперь он знаменит только как автор и архитектор собственной профессиональной смерти, прославлен лишь своими внезапными появлениями в городских забегаловках, где, скорчившись над бокалом бурбона, он, по свидетельству очевидцев, пересказывал двадцатилетним насмешникам литературные анекдоты сорокалетней давности. Впрочем, выглядел он по-прежнему неплохо, особенно хороши были пошитый на заказ костюм и зубы, обошедшиеся в небольшое состояние.
– Все это чистый цирк, подделка, – продолжал вещать литератор заплетающимся языком. – Салонный трюк, балаган, дешевка! – Он погрозил залу кулаком. – Кто из вас купился на это? Кто из вас будет участвовать в большом китайском надувательстве?
Клиенты в кабинках, сами не чуждые земных удовольствий, вмиг опознали в его интонациях пьяный вызов и отвернулись, и писатель вынужден был обратить свою речь к ухмыляющимся прихвостням, вне всякого сомнения знавшим о своей власти над ним – о том, что вышедшая в тираж знаменитость нуждается в них больше, чем они в ней.
– Да-да, мы увидим это своими глазами! – прогремел литератор в ответ на вопрос, который я не расслышал. – Гастрономические галлюцинации – вот как я называю это представление. – И он с силой ударил кулаком по стойке, словно призывая сюда псов инквизиции, но в этом жесте сквозила лишь тень былой мощи, лишь тень утраченного величия. А в мучительном, пугающе хриплом кашле, которым писатель разразился сразу же вслед за этим, мне почудилась и смерть – давно предсказанная, но мешкающая. Она, впрочем, не спешила, и вскоре в руках у писателя очутился новый бокал с виски, а сам он ждал дальнейшего развития событий с тем же радостным нетерпением, что и его свита.
Потом послышался какой-то шум, идущий со стороны лестницы.
– Я сам себя пригласил! – восклицал чей-то сердитый голос. – Где он?!!
Клиенты в зале выжидательно повернулись ко входу. Спустя несколько секунд в дверях появился невысокий мужчина в толстом шерстяном свитере, напряженно вглядывавшийся в полумрак сквозь плотный сигарный дым. Его бейсболка с длинным козырьком была припорошена снегом. Посетители Кубинского зала разочарованно отвернулись. Кого бы они ни ожидали, это, очевидно, был совсем не тот человек. Между тем пришелец ожесточенно заспорил о чем-то с официантом, и тот в конце концов указал на меня.
Незнакомец неуклюже зашагал в мою сторону, и вот я уже смотрю в морщинистое, красное лицо мужчины лет шестидесяти. Отчего-то мне сразу подумалось, что прожитые им шесть десятков лет оказались не самыми простыми – его обветренное, морщинистое лицо свидетельствовало о характере, который даже с большой натяжкой нельзя было назвать покладистым.
– Добрый вечер, – сказал я с радушием плотно поужинавшего человека. Сегодняшний вечер уже доставил мне удовольствия больше, чем я рассчитывал. – Чем могу быть полезен?…
– Где Джей? – коротко спросил незнакомец.
Я отложил вилку.
– Его здесь нет.
Он окинул взглядом стол, на котором все еще стояли тарелки и пустые бокалы.
– Но он был здесь?
Я сказал, что да.
– Когда? Только что?
– Он ушел, наверное, полчаса назад, – объяснил я.
– А ты кто такой? – требовательно спросил незнакомец.
– Его приятель, – сказал я. – Я часто прихожу в этот ресторан, вот мы и… разговорились.
Мужчина поморщился.
– Да хватит заливать, – сказал он. – Мне нужно срочно найти его.
– Я не знаю, где он может быть. Джей поехал куда-то в город.
Мужчина пристально всмотрелся в мое лицо и, убедившись, что я говорю правду, неожиданно уселся на стул напротив меня.
– Посижу здесь минутку, – сказал он. – Нужно немного передохнуть. Два часа в дороге – это тебе не шуточки. – С этими словами он снял перчатки, и я увидел его большие руки с такими распухшими, скрюченными пальцами, что больно было смотреть. Под ногтями у него скопилась грязь.
– Иисусе, матерь божья, как же я устал!… Пришлось парковаться на тротуаре. С северо-востока идет большая снеговая туча, скоро станет совсем худо. – Он сдвинул в сторону тарелки, но я заметил, как он бросил быстрый голодный взгляд на остатки бифштекса.
– Ты, часом, не знаешь, где его можно найти?
– Честно говоря – понятия не имею.
Он снял свою кепку. Казалось, он укладывает волосы с помощью машинного масла – такими жирными они выглядели и так плотно липли к черепу.
– Может, тебе известно, куда он поедет потом?… – Его губы растянулись в плотоядной ухмылке.
Скорее всего, домой к Элисон, подумал я.
– Я увижусь с ним завтра утром в центре.
– Нет, будет слишком поздно. – Он потрогал пальцем зуб, словно проверял – не шатается ли.
– Ты – его друг?
– Друг? – Мужчина покачал головой. – Меня звать Поппи. – Вместо того чтобы протянуть руку, он огляделся по сторонам. – Шикарная забегаловка. Здесь, наверное, одни пижоны бывают. Сперва меня даже пускать не хотели.
– Ты не пробовал ему позвонить? – спросил я, хотя и был уверен, что Джей отключил мобильный телефон.
– Конечно, пробовал. – Поппи заметил мой недоеденный кекс. – Это твой?…
Кончиками пальцев я пододвинул тарелку к нему. Поппи поставил ее перед собой и некоторое время сосредоточенно жевал, потом запил минеральной водой из стакана.
В это время к нам подошел официант. Кивком извинившись передо мной, он обратился к Поппи:
– Это закрытый зал, сэр.
– Ничего подобного – дверь была открыта.
– Дверь была закрыта, сэр.
– А я ее открыл.
– Послушайте, сэр, мне только что сказали – на тротуаре перед входом стоит какой-то грузовик с картофелем. Вы, случайно, не…
Поппи кивнул:
– Это мой.
– Не будете ли вы так добры убрать его?
– Уберу, уберу… – Поппи ухмыльнулся мне, обнажив измазанные в шоколаде зубы. – Когда закончу.
– Но ваш грузовик мешает…
Поппи повернулся к официанту вместе со стулом:
– А как тебе кажется, приятель, если вывалить всю картошку прямо перед вашими дверьми – это вам помешает?!
– В таком случае, сэр, нам, вероятно, придется вызвать полицию.
– Валяйте, вызывайте.
– Но, сэр!…
– Только не рассчитывайте, что копы уберут эту кучу от ваших дверей.
Официант слегка пожал плечами и отошел.
– Ручка у тебя есть? – спросил Поппи.
Ручка у меня была. Поппи положил перед собой тисненую салфетку с напечатанным на ней логотипом «Кубинский зал» и попытался писать.
– Та-ак, сейчас я… – Салфетка прорвалась, и я протянул ему другую. Он склонился над ней.
– Что-нибудь не так?
– Да рука!… Сосуды ни к черту. – Поппи поднял правую руку и с трудом пошевелил пальцами. – Совсем не работает. Шестнадцать лет назад ее переехало погрузчиком. Ох и больно же было! – Поппи помахал в воздухе другой рукой. – А в левой все сухожилия срослись от этой… от однообразной работы. Никакой силы не осталось – ложку и ту не удержишь.
Впрочем, со второй салфеткой Поппи добился больших успехов, хотя писал он медленно, неуклюже, совсем как школьник, вырезающий на парте свои инициалы. Каждый раз, когда он дописывал очередную букву, брови его слегка приподнимались.
– Вот, – сказал он наконец. – Передай ему, когда увидитесь.
– Можно мне прочесть? – спросил я.
– Кто ж тебе не дает?
На салфетке корявыми буквами было написано:

ДЖЕИ! У нас праблема с Херш. Я не виноват. Приезжай СРОЧНО. Я сам ничево не смог сделать.
Буду ждать да утра.
Поппи.

Поппи надел кепку, встал.
– Могу я рассчитывать, что ты передашь записку Джею? – спросил он.
Я убрал салфетку в карман:
– Попытаюсь что-нибудь сделать.
Поппи взял с тарелки пригоршню холодной картошки-фри и сунул в карман куртки.
– Вот-вот, попытайся.
Именно в этот момент я заметил в конце зала красивую чернокожую женщину в голубом платье, которую уже видел раньше. Посетители зашевелились. Может быть, ее они ждали?
– Ты правда попробуешь? – повторил Поппи. Я перевел взгляд на него:
– Конечно.
– Это нужно сделать сегодня, приятель. – Поппи откашлялся. – Как можно скорее!
– Да, разумеется, – промямлил я. Чернокожая красавица – высокая и элегантная, обходила клиентов, приветствуя каждого рукопожатием и радушной улыбкой. Литератор, ожидая, пока до него дойдет очередь, едва не свалился с табурета.
– Эй, кореш, я с тобой разговариваю!… – вернул меня с небес на землю Поппи. – У меня такое чувство, что ты сможешь найти Джея, если захочешь. Ты знаешь эту его девку, знаешь, где она бывает. Мне сказали, она вроде как управляет этой забегаловкой. – Он показал на мой карман, где лежала салфетка. – Джей все поймет. Ему надо срочно ехать туда.
– Куда? – тупо переспросил я.
– Он знает.
– О'кей. – Я кивнул.
– Я не могу объяснить тебе всего, – осторожно добавил Поппи. – Это на сто процентов секретное дело, понял?
– Я понял, да.
– Скажи ему, что мне пришлось вернуться назад. Женщина в голубом, любезно наклонив голову, слушала дурацкие шутки писателя. Я видел, что он достаточно пьян, чтобы считать себя дьявольски остроумным; в конце концов он уронил ей под ноги свою сигарету, и красотка в голубом воспользовалась этим, чтобы продолжить обход посетителей.
– Я обязательно должен вернуться, парень.
– Я понял.
– Из-за снега. – Глядя мне прямо в глаза, Поппи застегнул куртку и сразу как будто ссутулился, словно уже ощущал на себе удары холодного ветра. – Если не найдешь Джея, виноват будешь ты. И не думай, что он ничего не узнает!
Мне не понравилось, как он это сказал.
– И еще передай ему – я не знаю, как это случилось.
– Хорошо. – Я видел, что Ха положил на стойку рулон белой ткани. На моих глазах он развернул его, и я заметил, как внутри что-то блеснуло.
– У меня в машине еще осталось кофе.
– О'кей, Поппи, – повторил я.
– Ты обязательно должен передать Джею записку. Ха в глубине бара наполнял водой из-под крана пластмассовое ведро.
– Я передам.
– Скажи – это касается Хершела.
Мне показалось, элегантная чернокожая женщина знакома буквально со всеми, кто пришел сегодня в Кубинский зал.
– Я же сказал, что передам.
Поппи заметил, что я опять отвлекся.
– Джей должен знать, что я не мог не вернуться. Когда он увидит, что стряслось, он сразу все поймет.
– Вот как?
– Я думаю – ему даже придется позвать кого-нибудь на помощь. От меня-то с моими руками пользы немного, а дело серьезное – это ты ему тоже скажи.
– О'кей, скажу.
– У тебя вид приличного человека. Я тебе доверяю, парень.
Поппи поднялся и вышел, на ходу зачерпнув из стоявшей на стойке миски пригоршню соленых орешков, а я достал салфетку и еще раз перечитал безграмотное послание, но понятнее оно от этого не стало. Интересно, как доставить записку Джею? Он и Элисон поехали куда-то «праздновать», а это означало – они могут прохлаждаться где угодно. Разумеется, у обоих были с собой мобильные телефоны, но я не знал номеров. Впрочем, я тут же подумал, что могу позвонить Элисон на домашний телефон и оставить сообщение на автоответчике. Она как-то говорила, что ее номер есть в справочнике. И если подумать, иначе и быть не могло – ведь надо же было куда-то звонить Элисон, если бы среди ночи ресторан вдруг загорелся.
– Послушайте-ка, – обратился я к официанту, – я сейчас вернусь. Мне нужно позвонить из платного автомата в вестибюле. Попридержите пока столик, хорошо?
Официант неопределенно пожал плечами:
– Я бы на вашем месте поторопился, приятель. Ответ показался мне необоснованно грубым, но я не стал об этом слишком задумываться и поспешил к выходу из Кубинского зала. Миновав по дороге писателя, которому бармен пытался вручить счет, я стал быстро подниматься по стертым мраморным ступенькам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73