А все то, что осталось за пределами этого могучего ощущения, больше не имело никакой цены. Поэтому когда долговязый, нескладный силуэт появился в проеме арки, Рамена ни на секунду не задумался о том, что собирается совершить. Надо признать, что Просвещенный Ангелайя со всеми его психотропными примбамбасами и думать не мог о такой степени послушания. Раменова астеничная жертва волокла две массивные двадцатилитровые канистры, и волокла явно из последних сил. Парень что-то цедил себе под нос, и на всю арку было слышно его затрудненное дыхание. Когда этот водонос поравнялся со слугой Ворона, тот тихонько шепнул: -Постой... Канистры выпали из рук приговоренного и звучно грянулись оземь. Силуэт жертвы ясно был виден на фоне светлого проема арки. Парень попятился, неужели что-то заподозрил? -Вам чего? - спросил он, но голос его не дрожал, скорее в нем слышалось раздражение и досада. Рамена сделал несколько шагов к своей замершей дичи, на ходу извлекая из внутреннего кармана куртки нож. Хороший, длинный нож-финка из прочной стали. Он выскользнул из ткани с неприятным металлическим шорохом. Пацан заметил, может быть блик от угасавшего солнышка пал на лезвие? Он отшатнулся, закрываясь руками, и даже сделал несколько шагов назад, почти попытка убежать, но слуга Ворона был уже рядом, и занес нож резким механическим движением. Бить будет в живот, а потом перерезать горло для надежности. Нож пошел вниз, со свистящим шепотом разрезая воздух на две равные невидимые половины. Похожий свист раздался где-то позади жертвы, а потом арку затопило целое море слепящего голубого света. Он ударил в глаза, и это было так неожиданно, что Рамена судорожно дернул рукой с зажатым ножом и ткнул острием в бетонную стену арки как раз у левой руки парня. А тот не медлил, вот он стоит, а секунду спустя уже бежит прочь бросив свои драгоценные канистры. Бежит припадая на обе ноги, но резво, так резво, что за ним не угнаться. Со стороны улицы в арку заехала машина. Слишком быстро, так, что водителю пришлось резко затормозить, чтобы не сбить две человеческие фигуры. А жертва бежит к машине, огибает ее и скрывается за поворотом, явно направляясь в сторону Школьной улицы, на которой все еще полно народу. Рамена застонал от досады, и несколько раз яростно ткнул финкой в бетон, оставляя на стене глубокие царапины. Дверь машины (обвешанной понтами и тонированными стеклами девятки), резко открылась, выпустив на волю звуки гремящей танцевальной музыки и массивный быковатый силуэт, который незамедлил проорать: -Ну ты че, блин! Стоять долго будешь?! Брат Рамена поспешно спрятал финку в карман и, повернувшись, поспешно зашагал прочь, во двор. Кроме арки к дому вело еще несколько путей и без всяких сомнений беглец уже воспользовался одним из них, ускользнув от собственной смерти. Позади громко взревел двигатель, взвизгнули шины, а чуть позже последовал грохот, когда авто врезалось в незамеченные у стены канистры. Но Рамена-нулла даже не вздрогнул. Мозг его напряженно работал, но ничего нового осмыслить уже было нельзя. Тщательно продуманный план сорвался из-за тупорылого кретина, одного из многочисленных подчиненных Босха, сдуру решившего заехать во двор как раз в самый ответственный момент. Проверка двух оставшихся проходов во двор только подтвердило Раменовы мысли - не следа его жертвы. -Но я же не профессионал, - произнес Рамена-нулла вполне трезвомыслящим голосом, - он должен это понимать! Вот только в душе его не было трезвомыслия, а бился лишь там лишь тупой страх, да кислое чувство вины. И почему-то ему все сильнее казалось: Ворон, не поймет!
15.
Это было нереально! Больше того, это было совершенно неестественно в условиях нынешнего времени, которое не прощает ошибок. Ты зарвался? Ты сделал что-то непоправимое? Что ж, на том свете обдумаешь. Ну или в банкротстве, что ныне для Мартикова было синонимом того света. Бывший старший экономист остановился на пологих каменных ступеньках, летнее, наливающееся жаром солнце било ему в глаза и играло тысячами зайчиков на выщербленном камне. Сбоку, массивный древний вяз весело шелестел пыльными, поблекшими до салатового цвета листьями. Позади Павла Константиновича отвесным утесом высился выполненный в древнеримском стиле фронтон здания городского суда. Мощные круглые колонны придавали здания внушительный вид. Фрески под самой крышей были выполнены в стиле соцреализма, и идеально вписывались в картину. Над крышей ослепительным темно-синим шатром раскинулось безоблачное летнее небо. Изредка его перечеркивала белесая стрела реактивного самолета, да черными росчерками сновали ласточки - совсем низко к земле. Знать быть, дождю. А Мартиков все стоял, и смотрел на проходящих внизу людей, на проезжающие автомобили, на эту насыщенную и бестолковую вольную жизнь, к которой он и не надеялся вернуться. Но факт есть факт - стоящий на верхних ступеньках человек в легкой летней одежде был совершенно свободен. Он до сих пор не верил. Срок и Долг - уродливые мартышки слезли с его шеи, а вернее их насильно стащили вниз, и били о твердую землю до полного их издыхания. Правосудие дало сбой. Ревизорам было не за что зацепиться. Да и не было их, ревизоров. Все до единого, они покинул эту скорбную юдоль. И иначе как волшебством, это объяснить было нельзя. Тогда на реке, он сидел, терзаясь, тяжкими думами и ему положили руку на плечо. Мягко, но когда он попытался обернуться его без усилий вернули обратно. Странно, но Мартикову почему-то показалось, что на руке больше пальцев, чем должно быть у человека. Шесть, а может даже и семь и чужая конечность напоминала в результате теплого многолапого паука, устроившегося на плече у сидящего в думах человека. Его тогда передернуло и он снова попытался обернуться. -Не стоит... - сказал голос у него над ухом, низкий и без особых интонаций, вот только у Мартикова от звука этого голоса по коже поползли мурашки. Не показалось ли ему, пусть всего лишь на один миг, что стоящий позади ему знаком? Смутно и неясно, как какой ни будь дальний родственник, которого ты видел когда-то в раннем детстве? А может быть даже как ближний, как брат, с которым тебя надолго разлучили. Или еще ближе? -"Не придуривайся, Мартиков" - сказал сам себе бывший служащий "Паритета" - "Ты прекрасно понял на кого похожим показался тебе обладатель этого голоса. Взгляни правде в лицо - тебе ведь показалось, что это твоя вторая половина, злая половина очутилась на том пустынном берегу. В тот момент, ты почти поверил в это, так?" -Ты в безвыходном положении, Павел Константинович? В первый раз за всю свою карьеру ты не знаешь что делать? Ты как Сизиф сверзился вниз с горы и камень вот-вот свалится тебе на макушку, так? -Откуда... - спросил тогда Мартиков нервно, - откуда вы это знаете? -Но это ведь не все, так? - словно не заметив вопроса продолжал невыразительный, а рука, рука на плече так и не шевелилась, словно вообще не была частью чьего то тела. А Мартикову все сильнее хотелось обернуться, это было неестественно сильное желание, тягостное и непереносимое как зуд на спине, там, где не можешь почесать. - Не только это тебя гнетет? Основная доля твоих тревог... ведь это ты сам? -Да, - хрипло вымолвил Мартиков, глядя, как плавно течет мимо, окрашенная рассветом в розовые тона, речная вода, - да, это я! Я... я боюсь себя, боюсь того, что со мной происходит. Ведь я... никогда не был драчливым. Агрессивным! Так откуда взялись эти сны, и почему, почему я полчаса назад чуть не раздавил несчастного, выскочившего на дорогу пса?! Ведь я хотел его раздавить, слышите?! -Слышу, - чуть слышно сказал стоящий позади, - И вот что Мартиков. Отныне твои беды кончатся, я был послан, чтобы помочь тебе. -Кто ты? - шепнул бывший старший экономист, глотка болезненно сжалась, на лбу выступила испарина. Он жаждал ответа, жаждал до безумия, но вместе с тем и боялся этого. Тишина. Павел Константинович вдруг понял, что совершенно не слышит дыхание странного гостя. Словно никого нет там, позади. Но рука то, остается на плече. -О своих неприятностях можешь забыть. Их больше нет. В назначенный день, спокойно иди в суд, никто тебя уже не зацепит. Отныне ты невиновен. -Но как... -Мои проблемы, - ответил гость, а потом добавил, - вернее, наши. Ты все понял, иди и ничего не бойся. Отныне ты чист. -Если я правильно понял, - сказал, вдруг Мартиков, - должны быть какие то условия. Ведь у вас всегда есть условия. Может быть, ценой будет моя душа? Сухой смешок. Как-то совсем он не сочетается с низким тембром голоса. -Нет, душа твоя мне не нужна. Ты, Мартиков, крупно ошибаешься. Мы не из преисподней, мы поближе, и действительно хотим тебе добра. А условия? Их ты получишь сразу после суда, когда убедишься в том, что я был прав. Подойдет такое? -Да, - сказал Мартиков, рука на плече сводила его с ума, хотелось поскорее скинуть ее, как маленькое, омерзительное, многоногое чудовище. - Да, я согласен. -Вот и ладушки, - сказал незнакомец, - у здания суда, на Центральной улице будет припаркован черный сааб 9-5. Стоять он будет в тени большого такого, древнего вяза. Подойдешь туда, и получишь инструкции. Это все. Настала тишина. Было слышно, как шумит вода у плотины. И никакого звука дыхания, кроме неровных вдохов и выдохов самого Мартикова. -А документ никакой не надо подписывать? - наконец сказал он. Его слова повисли в воздухе. Никакого ответа. На том берегу, над дачами резко каркали стаи ворон. И тут Павел Константинович не выдержал и оглянулся. Позади него никого не было - пустой и голый клочок пляжа. Песок, грязная земля, округлая галька. И никаких следов, никакого подтверждения, что здесь вообще кто-то был, только глубокие следы с четкой выемкой от каблука - его, Мартикова, дорогих кожаных ботинок. Но рука все еще лежала у него на плече. В панике Мартиков тряхнул плечом, сбрасывая ее на землю. Посмотрел, со свистом втягивая воздух. На плече было пусто, ничто не наблюдалось и на песке, куда по идее должно было свалиться. -Бред... - сказал Мартиков в пустоту, в прозрачную утреннюю тишь, безумие. Никого не было. В конце концов, он собрался и отправился домой. А вот теперь, стоя на ступеньках у храма Фемиды, вынужден был признать, что все это не было чушью. А сам факт разговора с непонятным гостем был реальным свершившимся событием. Выискивая черный автомобиль на центральной улице Мартиков укорял сам себя. Сейчас в самый разгар жаркого дня, да еще после того, как все благополучно завершилось, тот недавний страх на реке казался глупым и надуманным. Вообразить, что гость пришел из преисподней, да, конечно, нервы у Павла Константиновича были тогда напряжены и натянуты, как струна. Но все же. Раньше он не замечал за собой особой тяги к мистике. А если вспомнить, как он предлагал неведомому гостю, без всяких сомнений здравомыслящему и деловому человеку, собственную душу - так вообще стыдно становилось. Кем бы ни был, этот невидимый пришелец, потусторонней тварью он не был. -"Секта?" - спросил себя Мартиков - "Тайное общество? Мафия? Какая разница, в моем положении примешь помощь от любого". И он спустился со ступенек, даже не оглядываясь на старое здание, еще недавно снившееся ему в страшных снах. Его, Мартикова, нечистое прошлое сгорело в дымном, чадящем пламени, и можно было начинать думать о новой жизни. Новой спокойной жизни. Уехать за город. Встречать рассветы, провожать закаты, ходить на рыбалку. Собирать ягоды и грибы. Основать новую фирму, зарабатывать деньги. Насвистывая веселую песенку Павел Константинович шел вдоль Центральной улицы, с бесшабашным интересом подростка глядя на проезжающие мимо автомобили и спешащих куда то озабоченных людей. С таким восторгом жизнь воспринимают лишь малые дети, да получившие амнистию смертники. Черный сааб сразу бросился в глаза, хотя и стоял он под раскидистым корявым вязом, бросавшим на теплый асфальт густую тень. Мощный турбированный мотор авто был выключен и тихонько пощелкивал, остывая. Мартиков сразу вспомнил об условия, и улыбка его слегка угасла. Несмело он подошел к автомобилю и поднял руку, чтобы стукнуть в абсолютно непроницаемое тонированное окно. Но не успел, оно само почти бесшумно скользнуло вниз. На ладонь, не больше. Мартиков слегка наклонился, намереваясь увидеть собеседника, но в салоне царила абсолютная тьма. Хотя нет, мигало там что-то красное, словно включенная сигнализация, что без сомнения было полным абсурдом, потому что в машине кто-то был. -Я пришел, - сказал Павел Константинович, и с неудовольствием обнаружил, что голос его звучит хрипло и даже малость испуганно, как у маленького мальчика, к которому обращается на улице страшно выглядящий незнакомец в черном плаще. -Удовлетворен? - спросили из сааба. -В смысле? - замялся Мартиков, - А, насчет суда? Да, удовлетворен. Большое спасибо. -Спасибо в карман не положишь. - Ответили ему расхожей поговоркой. - Но нас, собственно не интересуют материальные ценности... Мартиков мучительно сглотнул. День вокруг потерял изрядную долю своей привлекательности. Бывший экономист наклонился к окну и тихо спросил: -Вы говорили об условиях. Я готов их выполнить. -Хорошо, - сказал ему знакомый голос их непроглядной черноты салона, а потом ровным невыразительным тоном продиктовал свои условия. День подернулся инеем, словно вместо июля на вдруг пришел сизый леденящий январь. Мартиков почти физически чувствовал, как примерзает к спине пропотевшая от жары рубашка. Он потел крупинками льда, так ему, во всяком случае, казалось. Смысл слов был страшен. Он был... противоестественным! -Нет, - выдавил из себя Павел Константинович, - нет, я... не могу. - Ноги его ослабли, и он против воли прислонился к лакированной крыше машины. В салоне было тихо, потом голос сказал, негромко и с убеждающими интонациями: -Ну, Мартиков, где же твое честное слово? Ведь ты даже душу хотел предложить в залог спасения. А то, что я предлагаю, ей богу, куда меньшее зло. -Нет. - Уже тверже сказал Мартиков, сердце его испуганно колотилось, а потом его не секунду пронзила острая боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81