Выкрашенную дешевой краской для волос под медведя шкуру, Захар Семенович неизменно находил на общедачной помойке, куда ее отправляли разочаровавшиеся покупатели. Находил и снова пускал ее в дело. Еще дачники любят копаться в огородах. Хотя в Нижнем городе ничего не растет, это их не останавливает и потому прошедший ранним, солнечным утром вдоль Мелочевки любопытствующий увидит лишь задранные в голубые небеса кормовые части прилежных копальщиков. Некоторые, кстати, докапываются до самых невероятных вещей. До пещер, например. У каждого города есть свои легенды. Есть они и у данного городка. Выплывают они неизменно из Нижнего города, а потом взбираются на холм и активно забивают уши уже Верхнегородской элите, прежде чем забыться через две три недели. Хотя есть слухи из разряда вечных. Так, к ним относятся без сомнения призраки заброшенного завода, безглазые рыбы мутанты в Мелочевке, загадочный неупокоенный дух во дворце культуры (якобы в бывшем здании горкома есть подземный каземат со специально оборудованной пыточной камерой, и обретается одна из его, каземата, жертв), и разветвленная сеть пещер под всем городом. Пещеры эти не естественные - на самом деле это длинные, причудливые пересекающиеся штольни в которых добывали известняк (точно) и опалы (по слухам). Крепь штолен ненадежна, она скрипит и стонет под массой породы, и по сему входы в пещеры вот уже десять лет как засыпаны, чтобы предохранить местную ребятню. И лишь иногда народ случайно натыкается на сохранившиеся входы, обычно в густом лесу, на крутом берегу Мелочевки. Или докапывается, как усердные не в меру дачники, потому что некоторые штольни подходят опасно близко к поверхности. Естественно можно себе представить кем населяет километры и километры заброшенных коридоров людская молва. Слухи о таинственных пещерах расходятся так далеко, что в город иногда приезжают совершенно полоумные диггеры с блестящими фанатическими глазенками. Приезжают с одной целью - забраться в пещеры. Те кто выбирается на поверхность (а получается это не у всех, что лучше всего подпитывает зловещие слухи), рассказывают горожанам занимательные байки о подводных озерах, сталактитах и корявых надписях на неизвестном языке на стенах. Надписи-надписями, но откуда в искусственных штольнях сталактиты с озерами не может объяснить не один из приезжих трубопроходцев. Выдвигались версии, что хозяева шахты докопались случайно до цепи естественных пещер, которыми вроде бы ископана вся округа, но пойди пойми, где кончается пробитый вручную проход, а где начинается скрытая трещина в монолите известняка. Местный сталкер здесь тоже есть - Степан Приходских, который много раз ходил в пещеры и всегда возвращался. Говорят, он забирался в такую глубь, что всем этим диггерам и не снилось. Вот только рассказать ничего Степан не может, потому что он типичный представитель антиэлиты Нижнего города, и утро без поллитры давно не начинает. К тому же в последнее время он серьезно тронулся мозгами и вещает окружающим о таинственном спиртовом источнике, что якобы нашел он в дальних пещерах. Впрочем речи его так невнятны, что никто давно не принимает их всерьез. Слухов много: о том, что в окрестном лесу якобы есть старая Советская ракетная база, что она еще работает. Что в баре "Кастанеда" организованном постаревшим и помудревшим растаманом Евгением ночами устраивают дикие оргии с участием всех известных наркотиков. О том, что просвещенный Ангелай, отец основатель и по совместительству единственный не одержимый член своей именной секты, на самом деле вовсе даже не человек, а расторможенный дух явившийся прямиком из адских пределов. О том, что на городской свалке на людей нападает обросшее бытовыми отходами существо - надо полагать пришедшее прямиком с экрана трешевого ужастика "Уличный мусор". Городская свалка вообще примечательное место. Одним своим краем она захватывает пустующее пространство заброшенной фабрики, другим упирается прямо в ажурную ограду пригородного кладбища. И тут уж ничего не поделать, когда основывалось кладбище о заводе, и тем более о свалке никто ни не думал. Зажатое между двух патогенных зон вместилище мусора неизменно привлекает к себе внимание и кучку бомжей, которых находятся в городе на положении блаженных, чем активно и пользуются. Но в эту ненастную ночь, вы, волшебным образом зависнув над свалкой, увидели лишь унылые мокрые горы отбросов да две жалкие человеческие фигурки, что наперекор дождю пытались что-то отыскать среди вымокшего мусора. Впрочем этим естествоиспытателям было не привыкать, а тяжелый случай абстиненции толкал их на скорейшее свершение подвигов. Они и сами были мусором, эти двое, только не бытовыми, а человеческими отбросами, о чем даже не догадывались, копаясь в дурнопахнущей куче в поисках неразбитого сосуда, стоящего в их среде весьма и весьма дорого. Как бы то ни было, но этим двоим было суждено встретить этой хмурой ночью свою судьбу.
Черный как ночь сааб 9-5 неторопливо катил по изогнутой улице. Полузадушенный сочащейся темнотой фонарный свет играл на хромированных дисках машины, поблескивал на молдингах и высвечивал миниатюрные луны в наглухо тонированных стеклах. Сизый дым лениво вытекал из двух хромированных же выхлопных труб, диаметр которых ясно говорил о мощи движка скрытого под черным лаком капота. По прихотливо изогнутой кромке заднего стекла шла красная надпись крупными готическими буквами: "Wonung in Trondesheim". Слова слабенько светились в темноте. Фары машины не горели, а за непроглядной тьмой ветрового стекла совершенно было не увидать водителя. Что-то там поблескивало, за двойным тонированным триплексом - диод сигнализации, или скажем панель приборов, красноватым таким мерцающим светом. Достигнут широко распахнутых с незапамятных времен ворот свалки автомобиль замер, и даже двигатель его больше не ворчал приглушенно. Липкая морось оседала на полированной крыше машины, конденсировалась крошечными, прозрачными капельками. Бомж Васек настороженно приподнял голову и вгляделся во тьму. Ничего не увидел, и продолжил свое не очень интеллектуальное, но в высшей степени насущное занятие - продолжил извлекать уцелевшую пивную стеклотару из кучи отбросов высотой с него самого. Бомж Витек, похожий на соратника настолько, словно они были родными братьями, или, учитывая их внешний вид, скорее двумя клоунами работающими вместе, что-то пробурчал с другой стороны кучи. -Ты че там?! - спросил Васек напарника и получил из-за кучи ответ. Сказано сие было невнятно, но в нем ясно угадывались матерные обороты. Васек (кстати в свое время лучший выпускник районной школы за целых три года - в давние-давние времена), с трудом уяснил, что напарнику требуется некая помощь, и поспешил обойти немилосердно воняющую кучу. -Витек, ты че?! - изумился он, увидев как названный, скрючившись в три погибели напряженно тащит из местного мусорного Эвереста что-то похожее на массивную дверцу от шкафа. Дверца не давалась, и Витек понапрасну оскальзывался на размокшей земле свалки. Пар вырывался у него изо рта мешаясь с непотребными словами. Васек в замешательстве остановился, не зная что и думать по такому поводу. Некоторое время на его лице отражалась тяжкая мыслительная деятельность, а потом он все же сконцентрировался и выдал на гора идею: -Витек! Ты, это... дай помогу! Смысл ответа Витька свелся к тому, что таких тупоумных олухов как его напарник надобно гнать из свободного уличного племени поганой метлой, потому как пользы от них как с козла молока. Но в этой тираде промелькнули согласные нотки и потому Васек поспешил присоединиться к напарнику. К его удивлению вытаскиваемый предмет оказался вовсе не дверцей от шкафа, а массивным и совершенно целым зеркалом в покрытой какой-то окалиной металлической, затейливой рамой. Поднатужившись, бродяги дернули зеркало за раму и освободили его из плена отбросов. Витек молча отстранил напарника и с натугой поставил зеркало вертикально. Стекло было матовым, а потом первые капельки ночного дождя растеклись по нему грязными пятнами и Васек понял, что оно просто покрыто застарелой пылью. На свету находка преобразилась, и даже загадочно заблестела. Вещь явно была очень старая, может быть антикварная. Может быть стоила много денег. Мысль эта мелькнула в затуманенных мозгах Васька и он уже открыл рот, дабы поведать сию мысль напарнику, как вдруг обнаружил, что тот стоит обеими руками удерживая раму и не двигается. Свет фонаря хитро поблескивал на пыльной поверхности. Витек не двигался и его напарник, поколебавшись, заглянул ему в лицо. Отраженный свет из зеркала освещал застывшую непроницаемую маску, возникшую вдруг на лице бездомного. Глазки у него были бессмысленны и мутны, как впрочем и всегда когда он перебирал лишнего. Или не всегда? Васек толкнул друга в плечо и вопросил: -Да ты чего, Витяй? Чего смотришь? Нет ответа. И тут Василий с неприятной дрожью осознал, что от его толчка Витек даже не покачнулся. Так и стоит, как изваяние с этим дурацким зеркалом в руках. А в старом стекле отражается его силуэт. Движимый странным порывом, Васек приблизился к зеркалу и протер стекло обшлагом своего потрепанного ватника, чтобы получше разглядеть отражение. В следующее мгновению он с глухим выкриком отшатнулся, рот его приоткрылся, а в глазах медленно разгоралась искорка страха. В зеркале был не Витек. Вернее отражение сохраняло его черты, вот только этот двойник за стеклом был без сомнения разумен и полон несусветной злобы. Словно в это отражение разом вселились все худшие черты и всяческие пороки, что были у оригинала, не затронув при этом ни одной светлой его черты. И эта жестокая темная личина за серым стеклом ухмылялась. Выражение же лица оригинала было бесстрастно, а глаза казались незрячими кусочками голубого мрамора. С тем отстраненной безмятежностью Витек начал медленно наклоняться к зеркалу, как будто хотел упереться лицом в стекло или поцеловать его. А двойник из темной глубины тоже стал приближаться, не оставляя этой своей леденящей усмешки. Его лицо было похоже на лицо утопленника ясным летним днем возникающего из мутной речной воды. Васек захотел закричать. Его утлый и ограниченный мирок, в котором он провел последние пять лет стремительно утрачивал границы и раздувался как извлеченная на поверхность глубоководная рыба. Раздувался чтобы взорваться в последней ослепительной вспышке. А под сенью горы дурнопахнущего мусора разворачивалось все более кошмарное действо. Двойник достиг границы стекла раньше Витька и стал противоестественным образом выпячиваться наружу, на глазах обретая рельеф. Витек наклонил голову еще и его лоб соприкоснулся со лбом выходца из зазеркалья. И стал с ним сливаться. На глаза у Васька, его давний сотоварищ превращался в единое целое с непонятной, но без сомнения злобной тварью из зеркала. Лицо Витька исчезло поглощенное чужой личиной, он сделал еще шаг, распахнув широко руки и обнял зеркало. Его руки тут же начали погружаться в железную ранее раму, словно она была сделана из размякшего пластилина. На месте головы трепыхалась и судорожно вздрагивала какая то неясная биомасса телесного цвета. Зеркало дрожало, меняло свои очертания, и на глазах превращалось с Витьком во что-то одно. Действо сопровождалось слабыми хлопками, совсем не страшными. Когда в шевелящейся массе вдруг проглянуло оскаленное лицо двойника, возникшее там, где у Витька когда-то была спина, мир наконец взорвался. Василий заорал, повернулся и побежал прочь, нелепо размахивая руками. Ноги у него заплетались, рот раскрылся в долгом заливистом вопле, заполненные до краев паническим ужасом глаза обратились к моросящим небесам. Шатаясь, он достиг ворот свалки, выскочил на темную улицу, не прекращая орать, запнулся и тяжело повалился на гладкий капот сааба, заставив машину качнуться. Потом вскочил, и размазывая грязь по обезумевшему лицу побежал вниз, в сторону реки, унося за собой свой долгий крик. Когда он окончательно затих вдалеке, скрежетнул и завелся двигатель автомобиля. Дым вырвался из выхлопных труб едким облаком, потом снова заструился лениво. Мягко стронувшись с места сааб миновал ворота и поехал к центру свалки. За лобовым стеклом что-то багрово помаргивало - может быть диод, а может и панель приборов.
Часть первая.
Темна вода во облацех.
1.
Неожиданный контрастный душ вернул в это хмурое утро чувство недовольства миром Владиславу Сергееву, человеку в общем то довольно жизнерадостному. Впрочем не ему одному. Многодырчатая головка душа доселе изливавшая на клиента горячую и остро пахнущую хлором благость, вдруг спазматически содрогнулась и напрочь эту благость утратила, оставив во Владиславовом распоряжении только ее холодную составляющую. В принципе холодный душ с утра не такой уж кошмар, при условии что это утро солнечного июльского дня с температурой уже выше двадцатиградусной отметки. Нынешнее утро под таковое явно не подходило, предпочитая солнечным лучам вялую осеннюю морось и осеннюю же промозглость. Ругнувшись сквозь судорожно сжатые от неожиданности зубы, Влад прикрыл ледяной поток и, содрогаясь от холода, поспешил покинуть доисторическую чугунную ванну, а следом и саму ванную комнату. Чистая одежда не грела и он поспешил накинуть поверх еще и свитер грубой вязки и отмороженного серо-малинового цвета. Стало полегче. И холод уже не стремился забраться под кожу. В однокомнатной квартире естественно не топили (еще бы, лето ведь), и потому бодренький утренний заморозок свободно разгуливал по комнате врываясь в расклеенные на лето окна. Влад подошел к окну под бодренькое бормотание радиоприемника, выглянул наружу. Дворик был пуст и захламлен. Карусель уже успели погнуть и она уткнулась одним сиденьицем в землю вознеся другую на недосигаемую для пятилетних детей высоту. Со стороны она выглядела как исполинский пропеллер вдруг покинувший своего рассекающего небо (или море) хозяина и влетевший с разгона прямо в центр дворика колодца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81