Повинуясь внезапному желанию, Сара рванула перламутровые пуговицы, и платье упало на усыпанную листвой землю. Потом она сбросила мокрую от пота холщовую нижнюю юбку и изогнула шею, пытаясь расстегнуть корсет.
- Ты останешься здесь, - заявила она орудию пыток из китового уса.
На секунду она представила, какое лицо было бы сейчас у ее матери, но продолжала решительно расстегивать ненавистную штуковину. Она вспомнила, в какой ужас пришли мать и мисс Арнольд, впервые узнав об Амелии Блумер и ее модели женских брюк.
Щеголихи в больших американских городах надевали под платье шелковые шаровары до щиколоток, соединенные с блузой. А самые смелые из них носят шаровары, которые завязываются под коленом, оставляя ногу внизу прикрытой лишь чулком и верхней юбкой.
- Грех прикрывают, - возмущались некоторые.
- Женщины легкого поведения, - называли мама и мисс Арнольд всех женщин, рискнувших надеть брюки.
Сара в сердцах дергала крючки и кнопки. Она бы с удовольствием поменяла этот свой корсет на шаровары. Сейчас они казались ей такими удобными и практичными.
- Шаровары! - фыркала мать. - Амелия Блумер служит дьяволу! Нормальная женщина носит не штаны, а сорочки и нижние юбки!
Сара обеими руками содрала с себя мокрый корсет и изучающе взглянула на него.
- Последняя новинка из Нью-Йорка, современно и удобно, - процитировала она строчку из каталога Монтгомери Вару. - Вот уж поистине удобно! - И она закинула эту последнюю новинку как можно дальше в кусты.
Потом стащила с себя белую холщовую сорочку. Оставшись только в туфлях, бумажных черных чулках и свадебной шляпке с голубыми бархатными лентами, аккуратно завязанными под подбородком, она наклонилась над ручьем, вглядываясь в его течение. Потом быстро опустила ладони в воду и стала пригоршнями брызгать ее себе на шею, на все свое уставшее тело. Медленно натянула рубашку, нижнюю юбку и платье без пуговиц. Постояла немного, освеженная, ощущающая неизъяснимое блаженство. Платье слишком крепко облегало талию, но не шло ни в какое сравнение с «современной и удобной новинкой из Нью-Йорка», которую она выкинула.
Тихо напевая, Сара всматривалась в густую листву деревьев и вдруг вздрогнула. На нее с любопытством смотрели пять красновато-коричневых обезьян. Она вытаращила глаза и хотела убежать, но потом поняла, что они не настроены враждебно, а просто разглядывают ее. Обезьяны скорчили ей рожи, а она - им.
- А-га! - Сара ринулась прямо на обезьян, взмахивая руками.
Обезьяны разбежались. Одна из них с детенышем на руках ухватилась за лиану и повисла, наблюдая за ужимками Сары. Сара погрозила ей пальцем.
- Заруби себе на носу, я не собираюсь больше носить ничего подобного. Никогда.
Обезьянка влезла повыше, прижимая к себе детеныша и пронзительно крича.
Сара несколько раз топнула сначала одной ногой, потом второй, чтобы убедиться, что неприятное покалывание в них окончательно прекратилось, поправила шляпку, и вернулась к мужчинам.
Мархем заметил, с какой счастливой улыбкой Сара раскладывает по импровизированным тарелкам жареных цыплят, свежий хлеб, маленькие кучки липкого риса. Каждому досталось еще и по спелому банану с того самого дерева, листья которого заменили им тарелки.
Сара хлопотала, стараясь никого не обделить, но, казалось, мысли ее были далеко от того, что она делала, и мысли эти были явно приятные.
Интересно, почему мисс Айова улыбается как чеширский кот? У нее должны быть свои тайны, очаровательные маленькие тайны. Капитан Нэш не замечал, как его улыбка становилась все шире и шире. Он настолько расслабился, что позволил Бонгу и Рудольфо увеличить время отдыха.
Пока все спали, Мархем учил Сару, как правильно разрезать спелый плод манго, чтобы сок не попал на одежду. С довольной улыбкой он смотрел, как она засовывает в рот половинки сочного, по вкусу напоминающего персик фрукта. Ее закрытые от удовольствия глаза и детское причмокивание он счел вполне достойной наградой за уроки.
Вторая половина дня оказалась для Сары более трудной, чем первая, хотя она избавилась от мучившего ее корсета. Дважды колесо повозки попадало в глубокую колею, и маленький пони не мог сдвинуть ее с места без посторонней помощи. Сару манили крошечные орхидеи и другие экзотические цветы, и она спрыгивала с повозки, как только предоставлялась такая возможность. Но свирепый взгляд или окрик Мархема заставлял ее быстро забираться в повозку. Казалось, его совсем не восхищали ни живописные группы обезьян на ветках деревьев, ни вьючный обоз, ползущий по тропинке в джунглях.
- Вы задерживаете нас. Идти так же быстро, как лошади, вы не можете, а ждать, пока вы прогуляетесь, не можем мы. - Он указал на заросли, к которым они подъезжали. - Там тоже будет полно обезьян и цветов. А теперь надо двигаться, госпожа учительница.
Она знала, что он прав. Но ноги не хотели этого знать. Они хотели ходить!
Уже поздно вечером, взмокшие от пота, пыльные и грязные, они остановились на ночевку под раскидистыми деревьями. Крик обезьян напомнил Саре их первый привал, ручей и маленькую обезьянку с детенышем, которая кричала точно так же.
Сильный мускусный запах джунглей не заглушал ароматов невидимых цветов, тишину нарушал лишь хруст рвущихся лиан, когда их караван продирался сквозь заросли.
Наконец Мархем дал знак остановиться, и на мгновение наступила абсолютная тишина. Люди, лошади, мулы как будто замерли. Но вот где-то прокричала птица, нетерпеливо заржали лошади, звякнула упряжь. Мархем спрыгнул с коня и подошел к Саре, зачарованно сидящей в повозке. Мягкий грунт заглушил звон его шпор.
- Приехали, девочка. Солнце уже зашло, и мы проведем ночь здесь. - Он протянул ей руку.
Она заглянула в темный омут его глаз, неотрывно смотрящих на нее, и даже растерялась от того, что безошибочно прочитала в них. Глубоко вздохнув, она положила руки на широкие плечи замершего в ожидании капитана. Он мягко опустил ее на землю и так и остался стоять, держа ее за талию. Она попыталась высвободиться из его рук и тут же споткнулась о колесо повозки.
- Мы стоим прямо на тропинке. А что, если кто-нибудь захочет пройти?
- Здесь не Айова, где по дорогам день и ночь кишат фургоны и повозки. - Он указал на скрывающуюся в густой растительности узкую тропу. - Если кто-нибудь и захочет пройти по этой тропе, мы уж как-нибудь сумеем укрыться от его взгляда.
Сара понимала, что задает наивные вопросы, но не знала другого способа выяснить то, что ее интересует. Ей вспомнились слова мисс Арнольд: «Нельзя стесняться вопросов, как же еще вы будете познавать мир?»
- Мне надо будет сегодня готовить? - Его руки так крепко сжимали ее талию, что она едва дышала, испытывая в то же время необыкновенное чувство уверенности и покоя.
Мархем покачал головой:
- Мы съедим то, что приготовила Лус. Нельзя допустить, чтобы пропала такая вкусная еда. - Он отпустил ее. - Можете идти, но не теряйтесь из виду. - Он проводил взглядом Бонга и Рудольфо, которые гнали к зарослям лошадей и мулов. - Они идут к реке, но вам лучше далеко не отходить без провожатых.
Сара вспыхнула, повернулась и молча пошла в глубь леса, чувствуя спиной внимательный взгляд карих глаз, потом так же молча скользнула в сторону, пристально всматриваясь в покрытую густой травой землю. Остановившись возле изо всех сил тянущейся к свету карликовой пальмы, она резко обернулась, Мархем Нэш все еще смотрел ей вслед.
- Осторожнее. Смотрите под ноги и вокруг себя, мисс Айова. Помните, что здесь могут быть змеи.
Сара застыла среди листвы, касающейся рук, лица, юбки. Змеи? Она не могла сдвинуться с места - ни назад, ни вперед.
- Вы видите меня? - услышала Сара его голос.
Она повернулась и посмотрела в просвет между листвой. Мархем Нэш смотрел на то место, где она только что была. Да, она видит его и слышит. А он видит ее?
- Ответьте, - вновь резко прозвучал его голос.
- Я вижу вас. Я скоро вернусь. - Она старалась говорить как можно мягче.
Когда Сара вновь подошла к повозке, Мархем уже достал из нее матерчатую сумку с едой.
- Вокруг что-то не видно банановых деревьев. Я поищу что-нибудь, что можно использовать в качестве тарелок, - заявил он, скрываясь в зарослях.
Вернувшись, он протянул ей куски деревянной коры с обломанными и скругленными краями.
- Воспользуемся корой. Мы заночуем здесь, около повозок, и не будем разжигать костер.
- Мы будем спать здесь? - Сара и сама удивилась, что ей раньше не пришло в голову, где они будут спать.
- А вы полагали, что мы будем ночевать в отеле? Вы ляжете под повозку, а мы втроем расположимся вокруг. Это лучший вариант. - Он подошел к повозке и вытащил скатанную в тюк постель, которую Лус сделала для Сары по его просьбе. - У вас даже будет крыша над головой. Это большая роскошь для филиппинских джунглей, - усмехнулся он.
Лежа под повозкой, Сара любовалась полоской лилового бархатного неба, усеянного звездами, которые вспыхивали белыми, розовыми и зелеными огоньками.
«Держу пари, что Мархем видит не узкую полоску, а все небо целиком», - подумала она и придвинулась ближе к колесу, чтобы увидеть то, что видят его широко открытые глаза.
Переодетый в рубашку цвета хаки, он лежал, вытянувшись во весь рост, подложив под голову седло. Чтобы удобнее было смотреть, она приподняла край белой москитной сетки, прикрепленной за кольцо на дне повозки.
- Что вы там видите, капитан Нэш?
- Я ничего не вижу. Я думаю. - Он повернул голову в ее сторону.
Их лица разъединяло всего несколько дюймов.
- А сейчас я вижу молодую леди, которая в самом скором времени вся покроется укусами москитов, если не опустит москитную сетку.
- Но в домике священника не было москитных сеток.
- Армейские службы пытаются очистить Манилу от этой заразы, мы тоже этим занимаемся, и это очень нужная работа. Да и потом, вы тогда так устали, что не заметили бы даже целую армию летающих насекомых.
- Но у вас, у Бонга и у Рудольфо нет сеток.
- Мы недостаточно сладкие для этих дьяволов. Но когда они увидят вашу нежную, розовую кожу... хм... хм... они позовут свои семьи и всех своих знакомых на многие мили вокруг, чтобы все могли насладиться вашим телом, дорогая.
Но она все равно не опускала сетку до конца, чтобы все-таки видеть капитана.
- Не беспокойтесь о москитах. Лучше скажите мне, о чем вы думаете?
- О том, что это небо прекрасно, но небо в резервации еще прекраснее.
- Капитан, неужели вы соскучились по дому?
- Да нет. Просто ваши расспросы заставили меня о нем вспомнить. Но теперь мой дом - военная часть, и я этим вполне доволен. - Он подвинулся поближе к колесу, разделявшему их, словно барьер. - А вы? Еще не скучаете по дому?
- Наверное, немного. Но я не жалею, что осталась, если вы это имеете в виду.
Они стали говорить тише, увидев, что к ним подходит Бонг, который спал по другую сторону повозки. Разбуженный Бонгом Рудольфо сел на одеяле, ему, как выразился Мархем, предстояло идти в первый караул. Сара решила, что это, вероятно, принято в армии - все время кому-нибудь находиться в карауле. Но здесь караулить было вроде бы незачем.
- Возможно, потом вы и пожалеете, юная леди. На Филиппинских островах все совсем по-другому.
- Не думаю. - В глазах Сары промелькнуло любопытство. - А вы жалеете, что уехали из Оклахомской резервации и поступили служить в армию?
- Я знал, что когда-нибудь мне придется навсегда расстаться с домом, и решил поехать учиться на Запад, в Массачусетс. Мама взяла с меня слово, что там я поступлю служить в армию. Что я и сделал. Мудрая старушка.
- Почему она так хотела, чтобы вы пошли служить на Западе?
Мархем улыбнулся, и при свете звезд она увидела белую полоску зубов на фоне темного загорелого лица. Он перевернулся на живот и оперся подбородком на руки.
- Они знали, что у меня диплом об окончании хорошей школы, что фамилия моя - Нэш, а отец - из Кентукки... и что я белый.
- А... - Сара покраснела. Разумеется, он никогда не смог бы поступить на службу в армию там, где знают, что его мать индианка. И, конечно, он никогда бы не стал офицером.
- Извините.
- Не стоит извиняться. Я получил от этих двух культур все лучшее. Детство я провел как индеец... лучшее детство трудно себе представить. Охота, рыбалка, абсолютная свобода, слияние с природой. - Ее опять ослепила белозубая улыбка, - В армии я передаю свои знания другим людям, обучаю их владеть оружием и тоже в основном на открытом воздухе. - Он опять лег на спину и, глядя на звезды, радостно произнес: - У меня прекрасная жизнь.
- Вы не жалеете об утерянной свободе, о той жизни, которой живут индейцы?
- У меня была свобода, пока она вообще у индейцев была. Я охотился и каждый день ловил рыбу, ночевал с друзьями в лесу у костра, где мы рассказывали друг другу старинные легенды и предания. - И снова улыбка осветила его лицо. - Сейчас все не так. Теперь индейским детям приходится жить как белым, Иначе о них забывают, их опережают, оставляя на задворках современного мира. - Он помолчал, - Мы должны измениться, иначе наш народ погибнет от болезней, пьянства и тяжелого труда, все равно где, в резервации или в большом городе. Резервация - это единственное место, где индеец может сохранить чувство собственного достоинства, - тихи сказал он и бросил камешек в ближайший куст олеандра.
Захлопала крыльями какая-то птица, заглушив на минуту наполнявшие джунгли жужжание и стрекот бесчисленных насекомых. Может быть, среди них были и те самые трехдюймовые жуки, которых показывал ей Рудольфо? Они совсем не были страшными, а даже красивыми, похожими на фальшивые драгоценности.
Голос Мархема вернул ее к разговору.
- У моих детей уже не будет такого опыта, какой был у меня. Даже если я вернусь в резервацию. Время индейцев прошло... а с ним и образ жизни индейцев, каким он был во времена моего детства, со своеобразными обычаями и языком, тем самым, на котором говорили мои предки. - Он вздохнул.
Эта безропотная покорность поразила Сару.
- Мама говорит: успех в мире белых в наши дни зависит от внешности.
Сара переменила положение.
- Вы совсем не похожи на индейца, каким я его себе представляла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33