Она тихо ойкнула, когда холодная вода попала на открытые ссадины на ее запястьях, но, не обращая внимания на боль, принялась куском полотенца отмывать руки, шею, лицо, стараясь по возможности начисто стереть с себя память о клетке. Этот янки был не из тех людей, кто попусту растрачивает свое время или сострадание, и если он отправился за капитаном, ей следует быть готовой ко всему, что может произойти, когда он вернется.
Снова почувствовав тошноту, Кортни сделала вдох и наклонилась над умывальником. За последние несколько дней она не съела ничего, кроме засохшего сухаря, и быстро выпитая вода разбудила в ее желудке ложные надежды. Не зная, надолго ли ее оставили одну, Кортни заставила себя вымыть лицо мылом, а затем, сняв с груди бесполезные обрывки ткани, осторожно смыла грязь с синяков и ссадин. От переда ее рубашки мало что осталось, но ей удалось набросить на себя разорванные половины и завязать их на талии.
К тому времени как Кортни с этим покончила, у нее отчаянно кружилась голова от пульсирующей раны на руке. Рана напомнила ей о докторе, и при мысли о нем Кортни опустилась на колени и поискала под письменным столом нож, который отнял у нее Баллантайн.
Она уже разглядела его в полутьме и протянула к нему руку, но в это мгновение от страха у нее на затылке волосы встали дыбом. Быстро оглянувшись, Кортни увидела, что дверь открыта и на пороге стоит лейтенант со зловещим, как грозовая туча, лицом. Его жесткий взгляд остановился на ноже, а потом впился в глаза Кортни.
– Можешь попробовать его взять, – тихо произнес он, – но, откровенно говоря, ты создашь мне лишние трудности, если решишься на это. Однако я больше не буду столь доверчив. Только коснись ножа – и я разрублю тебя пополам.
Несколько долгих мгновений Кортни выдерживала его ледяной взгляд, а затем ее пальцы медленно отодвинулись от соблазна.
Войдя, Баллантайн со стуком захлопнул дверь. У него в висках бешено стучала кровь, а челюсти были крепко сжаты. Когда Кортни встала и повернулась к нему, его внимание привлекли тонкая талия, типично женские изгибы бедер и заметно выпирающая сквозь грубую ткань грудь.
– Вот, – буркнул лейтенант, вспомнив про узел, который держал под мышкой, и бросил его Кортни. – Сбрось свои лохмотья и надень это.
– Зачем?
– Затем, что я так сказал! – невозмутимо ответил он и, подойдя к столу, поднял с пола нож.
Кортни оглядела крошечную каюту, но не нашла места, где можно было бы укрыться от внимательных серых глаз.
– И до начала моей вахты, – хмуро уточнил лейтенант.
Пробормотав себе под нос крепкое ругательство и получив в ответ неодобрительный взгляд лейтенанта, Кортни выпрямилась, положила одежду на койку и, повернувшись спиной к янки, развязала узел на рубашке и сбросила ее с плеч. Затем грязные брюки упали к ее ногам, и перед Баллантайном на мгновение открылись стройные ноги и округлые ягодицы, сразу же исчезнувшие под торопливо натянутыми чистыми бриджами. А еще, пока Кортни встряхивала и натягивала через голову новую рубашку, у него было время заметить многочисленные лиловые синяки, усыпавшие ее кожу.
Бриджи были мешковатыми и спускались ниже колен, а домотканая рубашка достаточно широкой и бесформенной, чтобы скрыть ее фигуру – почти всю фигуру, потому что нельзя было скрыть девичью грудь и выступающие соски, касающиеся грубой ткани. Еще несколько мгновений Адриан задумчиво смотрел на нее, а затем подошел к шкафу и достал длинный широкий льняной шейный платок.
– Тебе нужно снова стать плоской, – сухо процедил он, протягивая ей платок. На этот раз, когда Кортни вновь повернулась к Баллантайну, он удовлетворенно кивнул и наградил ее легкой улыбкой. – Пойдем, – приказал он и взял цепь с расстегнутыми наручниками.
Испуганно отскочив к стене, Кортни затаила дыхание, пока не осознала, что лейтенант идет мимо нее и вовсе не собирается надевать железные браслеты ей на руки.
– Куда вы меня ведете? – заикаясь, спросила она.
– Проверить, выдержишь ли ты испытание, ирландка. А потом все будет зависеть от тебя.
Глава 3
Мэтью Рутгер тщательно мыл руки, а его мысли разрывались между загноившейся раной, которую он только что в третий раз вскрыл и вычистил, и необходимостью составить список медикаментов, которые нужно будет приобрести, когда «Орел» прибудет в Гибралтар, потому что многие порошки и мази были на исходе и требовали пополнения.
Ополоснув лицо водой, Рутгер начал яростно растирать его, надеясь таким образом хоть немного избавиться от усталости, угнетавшей его в последние дни. Обычный распорядок на судне уже почти восстановили, но госпитальный отсек все еще был до предела заполнен ранеными. За последние три дня доктор потерял пять пациентов – неплохой показатель, если учитывать жестокость сражения, происходившего на берегу, и все же их смерть не давала ему покоя.
Отслужив семь лет в военно-морском флоте, Мэтью стал мечтать о том, чтобы лечить обычные болезни вроде подагры или ангины. С него было достаточно раздробленных, окровавленных рук и ног, не поддающихся лечению. Он достаточно насмотрелся на крепких молодых парней, которых приносили вниз: глаза их были ослеплены вспышками пороха, а тела обожжены и страшно обезображены вражеской артиллерией.
Оседлая, подобающая джентльмену практика, от которой он отказался полжизни назад, казалась ему все более заманчивой. Его отец, как и дед, и прадед, был врачом, и если он, Мэтью Рутгер, хотел продолжить династию, скоро ему потребуются жена и сын.
Он опустил руку и непроизвольно погладил рубец на раненом левом колене. Были и другие памятки о его образе жизни – шрамы на спине и на ребрах, ожоги на теле, полученные при оказании помощи людям на палубах во время битвы. У него уже не было сил видеть эту жестокость, он слишком устал от нее – стал слишком гуманным, как говорил Адриан.
Вздохнув, доктор принялся мыть использованные инструменты, напоминая себе, что нужно взять у главного мастера по парусам еще ниток, а плотника попросить приделать новую рукоятку к пиле для костей, потому что когда он в последний раз пользовался ею, загнал занозу себе в ладонь. Щепка все еще была там и уже начинала жечь тело адским огнем.
«Медики – самые недисциплинированные больные, – грустно подумал Мэтью, – Да я и сам такой же».
Выбрав на столе иголку, доктор присел на край скамьи и повернул руку к фонарю. Заноза вошла в правую ладонь и полностью скрылась в распухшей руке. Ругая себя за неумение расторопно работать левой, Рутгер неожиданно услышал донесшийся с порога смех.
– Похоже, тебе может понадобиться небольшая помощь.
– Адриан, прости за задержку, но я должен был осмотреть пару наших людей. Отвратительное дело эти пороховые ожоги. Иногда они заживают сразу же, а иногда оказываются гораздо опаснее, чем кажется на первый взгляд, и... – Он резко оборвал себя на полуслове, увидев позади лейтенанта хрупкую фигурку, и приветливо улыбнулся, заметив чистую одежду и отсутствие наручников. – Привет, Корт. Как твоя рука?
Кортни ничего не ответила и постаралась спрятаться поглубже в тень.
– Сменил гнев на милость, Адриан? – спросил Рутгер.
– Давай просто скажем, что я размышляю над вариантами, – ответил Баллантайн, прислонившись к стене.
– Что ж, это неплохое начало, – усмехнулся доктор. – Корт, иди сюда, к свету, и дай мне взглянуть на твою руку. Рана жжет? Горит или кровоточит?
Кортни покачала головой, помня строгое наставление Баллантайна давать короткие ответы и не поднимать глаз, и, неохотно выйдя из тени, закатала рукав выше заскорузлой повязки. Показав на край скамьи, с которой только что встал, доктор начал разматывать бинт.
– Вытаскивать нитки совсем не так больно, как накладывать шов. – Он наклонился и напугал Кортни, понюхав совершенно зажившую рану. – Раз нет ни малейших признаков нагноения, вероятно, не должно быть и большого шрама.
Но улыбка не вернулась к доктору. Плотный веер ресниц скрывал глаза мальчика, но Мэтью почувствовал напряжение в своем пациенте, когда тот зажал пухлую нижнюю губу между рядами ровных белых зубов. Он взглянул на Адриана, но не смог прочесть, что таилось в глубине холодных серых глаз.
Нахмурившись, Рутгер принялся орудовать над стежками маленьким ножом и пинцетом. Почерневшая нитка довольно легко выдергивалась, оставляя крошечные капли ярко-красной крови. Сам шрам был неровным розовым рубцом на бледной коже, и, обследуя его, доктор заметил то, на что раньше не обратил внимания: детскую мягкость руки, отсутствие мускулов, которые должен иметь даже девяти-десятилетний мальчик.
– О-о! – Кортни отдернула руку в сторону от дрогнувшего ножа доктора.
– Прости, рука соскользнула. Все еще ненавидишь мир, да?
– Только некоторую его часть, – невозмутимо ответила она.
– Все могло быть хуже, ты понимаешь? – Улыбнувшись, Рутгер снова принялся разрезать и выдергивать нитку. – Намного хуже, чем оказаться под надзором лейтенанта Баллантайна. Обычно он бьет только туда, где не остаются следы.
Он мягко сделал ударение на слове «обычно» и выразительно посмотрел на рассеченный и припухший подбородок Кортни. Были и другие признаки того, что Адриану был брошен вызов: свежие красные отметины у парня на руках выше локтей и неуверенность, с какой он сел на скамью.
Мэтью прослужил с Адрианом шесть лет и знал, что за обманчиво сдержанными манерами скрываются железная воля и горячий, несдержанный нрав. Тот, кто был не способен почувствовать неуловимые предостерегающие сигналы, мог мило беседовать с мягким, любезным человеком, а в следующий момент получить словесную порку, сдирающую кожу до самых костей. Люди уважали Адриана, признавали лидером и беспрекословно ему подчинялись.
– Вот и все. – Мэтью выдернул пинцетом последний стежок. – Несколько дней тебе нужно будет беречь руку. Следи, чтобы рана была чистой и не... Черт! – Ручка ножа соскользнула и загнала занозу еще глубже в ладонь. – Могу я попросить тебя приложить свою твердую руку? Половина но-креи сидит у меня под кожей, и я не могу вытащить оттуда эту проклятую штуку.
– Пусть попробует Корт. – Баллантайн лениво взглянул на Кортни. – У него достаточно твердая рука. – При этом предложении выражение на лице Мэтью заметно изменилось, и Адриан рассмеялся низким горловым смехом – смех вообще редко раздавался в стенах больничного отсека. – Ведь это была твоя идея попробовать перевоспитать мальчишку – или ты участвуешь в добрых делах только на словах?
– Вот. – Мрачно взглянув на Кортни, Мэтт протянул ей иголку. – И ей-богу, если твоя рука соскользнет...
– Не знаю, хочется ли мне это делать, – покосившись на протянутую ладонь и застрявшую занозу, а потом на иголку, объявила Кортни.
– Делай, – тихо приказал Баллантайн. Взяв иголку, она взглянула на лейтенанта.
– Мне что-то не хочется любоваться на это, – отворачиваясь, пробормотал Мэтью. Его рука напряглась, когда он почувствовал, как холодные пальцы Кортни сомкнулись вокруг его запястья. Задержав дыхание, он ждал болезненного мстительного укола, а Кортни впервые слабо улыбнулась, зная, что получила великолепную возможность доставить американскому доктору несколько неприятных минут. Она невозмутимо смотрела на него огромными зелеными глазами, и Мэтью, выругавшись, повернулся к ней. – Ну? В чем дело? Я... – Посмотрев на ее руку, он увидел иголку с пресловутой деревянной щепкой на конце, а потом, взглянув на свою ладонь, разглядел капельку крови на месте занозы. – Будь я проклят, если я что-то почувствовал!
– Я же говорил, что у него твердая рука, – произнес нараспев Адриан. – Не желаешь ли побриться?
– Нет! Я хочу сказать... э-э... спасибо, не нужно. Но я... – Мэтью замолчал, пристально всматриваясь в лицо Кортни. Она на секунду расслабилась и сейчас открыто улыбалась смущенному доктору. Картина было поразительной: улыбка открыла мягкие красивые губы и привлекла внимание Мэтью к нежному румянцу на щеках, на которых никогда не было и не будет ни единого мужского волоска; длинная тонкая шея была слишком изящной, чтобы перейти в крепкие мускулистые плечи; вывод доктора подтвердился тем, что открывалось за расстегнутым воротом ее рубашки. Рот у Рутгера медленно открывался, пока элементы головоломки складывались вместе, как металлические опилки вокруг магнита. – Боже мой! – Он встретился взглядом с Адрианом, ища подтверждения своей догадке. – Он – девушка!
– Я и не надеялся, что ей удастся провести тебя во второй раз. – Громко вздохнув, лейтенант отошел от стены.
– Провести меня... О чем ты? Или ты хочешь сказать, что знал о том, что он... что она...
– Мое знакомство с мисс Фарроу произошло так же неожиданно, как и твое, – сухо сообщил он Рутгеру. – Около часа назад и гораздо тяжелее.
Доктор посмотрел на Кортни. Девушка, отойдя подальше, снова нахмурилась, а ее взгляд настороженно перебегал с одного янки на другого. Понадобилось несколько секунд напряженной тишины, чтобы ее имя дошло до сознания Мэтью.
– Фарроу? – потрясение выдохнул он. – Ты сказал – Фарроу?
– Да.
– А Дункан Фарроу и Эверар Фарроу?..
– Ее отец и дядя соответственно.
Для Мэтью это было уже слишком. Тяжело опустившись на ближайший стул, он снова окинул взглядом Кортни – ее темные бриджи, широкую рубашку и копну волнистых волос, а потом, посмотрев на розовый припухший шрам на руке под закатанным рукавом, подумал о том, какое лечение оказали ей его усталые руки в тот первый день.
– Боже мой, – недоверчиво бормотал он, поворачиваясь к Адриану. – Почему ты не сказал мне хоть что-нибудь? И что ты теперь собираешься с ней делать? Адриан... ты же не можешь отдать ее в руки Дженнингса. Он ведь... Он...
– Я слишком хорошо знаю, что он с ней сделает, – угрюмо перебил его Баллантайн. – Именно поэтому я и привел ее к тебе.
– Ко мне?
– Не люблю повторяться, но это была твоя идея.
– Моя идея? – Мэтью ошарашено оглядел одежду Кортни, и ему в голову пришла одна мысль. – Ты же не думаешь всерьез, что можно продолжать маскировать ее под мальчика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68