Баллантайн не шевелился и молча провожал Кортни взглядом, но как только она повернулась к нему, быстро отвел глаза.
– Трудности с вашими людьми? – спросил он.
– Ничего такого, с чем я не могу справиться.
Мимолетная улыбка коснулась его губ, хотя в остальном выражение лица не изменилось. Но гордость Кортни была задета, и она, подняв тяжелый револьвер, прицелилась в грудь Баллантайна.
– Я не побоюсь воспользоваться им, Янки. Не провоцируйте меня.
Серые глаза встретили ее взгляд, и улыбка стала откровенно насмешливой.
– Учтите, я очень меткий стрелок.
– Не сомневаюсь.
– Мне что, надо это доказать? Если вы замышляете совершить какую-нибудь глупость, то лучше я застрелю вас прямо сейчас и покончу с этим.
– Господи, что я могу замышлять? У вас есть оружие, вы можете закричать, и тогда к вам ворвется дюжина вооруженных людей. И даже если предположить, что мне удастся сдавить руками ваше прелестное горло, то куда мне после этого деться?
Утонченное высокомерие его тона взбесило Кортни. Она не могла подобрать достойного ответа и просто смотрела на Баллантайна, крепко сжимая револьвер. Свою порванную рубашку Баллантайн сменил на другую – из грубой ткани, и от этой новой одежды мускулы у него на руках и на груди выглядели еще более мощными. Раны Адриана, похоже, быстро заживали; повязка на голове пока еще оставалась чистой, но она только частично виднелась под свободно падавшими прядями золотистых волос. Долгие часы пребывания на солнце не причинили ему никакого вреда; его лицо просто потемнело до красновато-коричневого цвета, который только подчеркивал его волчий оскал. Глаза у Баллантайна были холодными и надменными, как и тогда, когда власть находилась в его руках, и Кортни была уверена, что видит, как в них блестит насмешка – насмешка над пиратской девушкой, изображающей из себя леди! Стремясь справиться с яростью, она сделала глубокий вдох и мгновенно пожалела об этом. Лиф платья не растянулся при ее вдохе, а только еще сильнее приподнял грудь – и это не осталось не замеченным Баллантайном.
– Идите к жаровне, – грубо скомандовала она, стволом револьвера указав направление. – Воздух становится сырым, а потому разведите огонь, пока я буду одеваться к обеду.
– Я подозреваю, что где-то к этому платью есть еще что-нибудь. – Его губы скривились в улыбке.
– К жаровне! – процедила Кортни сквозь стиснутые зубы.
Подойдя к маленькой железной печке в углу каюты, Баллантайн встал на колено и с шумом начал забрасывать уголь из жестяного ведра в черную топку.
У Кортни рука устала держать оружие, и она опустила его, опасаясь, что может выстрелить. Во рту у нее пересохло, ладони стали холодными и влажными, она не могла удержаться и смотрела на мышцы, вздувавшиеся на спине и плечах Баллантайна, когда он разводил огонь. Как могло случиться, что он выглядит совершенно здоровым и невредимым после двух дней, проведенных на палубе – в аду, куда она его отправила? Он был со своими людьми, верно, и со своим дражайшим другом доктором, но большинство раненых становились жертвами лихорадки или дизентерии, да еще плюс к этому удушающая жара, мухи, вонь и страдания... Ему хотя бы ради приличия следовало выглядеть бледным и измученным.
Баллантайн выпрямился, и Кортни, утратившая бдительность, вздрогнула от неожиданности.
– Что-нибудь еще, мисс Фарроу? – спросил он с покорным видом.
– Можете наполнить вином мой бокал, – распорядилась она, указывая на графин и кубок, и почувствовала, как кровь прилила к щекам. – И перестаньте глазеть на меня.
– А я глазею? Простите, должно быть, жара на палубе подействовала на мои манеры. Но между прочим, любой женщине, выбравшей себе подобное платье, следует ожидать любопытных взглядов со стороны мужчин.
– Вряд ли можно сказать, что вы просто смотрите.
– Вряд ли можно сказать, что вы то, что я ожидал увидеть, – отпарировал Баллантайн.
– Ожидали увидеть невоспитанного пиратского мальчишку?
– Я так называл вас? – Он снова усмехнулся.
– Несколько раз.
– В таком случае должен сказать, – его взгляд неторопливо скользил по ее телу, – вы очень хорошо умеете притворяться.
Кортни покраснела еще гуще. Зачем он это делает? Где его язвительность, его презрение? Она могла бы ответить на такое обращение, и с легкостью, но не знала, как реагировать на угодливость или, что еще хуже, на лесть.
Отойдя от двери, она прошла за массивный письменный стол и, демонстративно положив оружие так, чтобы можно было легко его взять, села в глубокое мягкое кожаное кресло и нетерпеливо забарабанила пальцами по подлокотнику.
– Мое вино?
Обойдя кучу разбросанной одежды, которую она вытащила из сундука, Адриан взял графин и до краев наполнил кубок кроваво-красным бордо.
– Поставьте его на стол, – бросила Кортни, – а потом можете... можете снова уложить все эти вещи в сундук.
Адриан поставил кубок на стол и посмотрел на груду причудливых нарядов, валявшихся у его ног. С нескрываемым изумлением он поднял вещицу из прозрачного шелка, очень напоминавшую сорочку, которая была на Кортни под муслиновым платьем.
– Оставьте сундук. – Кортни испуганно вскочила и выхватила вещицу из рук Баллантайна. – Я сделаю это сама.
– Мне было бы очень приятно...
– Я сказала – оставьте!
Пожав плечами, он смотрел, как Кортни, снова опустившись в кресло, взяла кубок. Она сделала глоток, но сухость в горле не прошла, и она выпила все вино. Не очень твердой рукой Кортни поставила кубок на стол и, взглянув на Баллантайна, заметила у него на губах улыбку.
– Это довольно крепкое вино, если у вас нет к нему привычки, – произнес он, когда Кортни потребовала снова наполнить бокал.
– Едва ли вы тот, кто может давать советы относительно напитков. И кто сказал, что я к нему не привыкла?
– Действительно, кто? – пробормотал он и посмотрел на поднос с серебряными кубками. – К тому же молодой леди не следует пить в одиночку.
Кортни с изумлением смотрела, как он бесцеремонно налил себе вина, прежде чем снова наполнить ее кубок. В ее глазах вспыхнул огонь, а пальцы заплясали на рукоятке револьвера.
– Янки, вы когда-нибудь задумывались, что было бы, если бы мы сражались на одной стороне? Положим, мой отец сражался бы против паши, а не за него, и, положим, мы встретились бы как союзники. Тогда вы тоже не захотели бы принимать меня всерьез?
– Я очень серьезно отношусь к вам, Ирландка.
– Нет. – Кортни покачала головой. – Нет, Янки. Это неправда. Вы относитесь ко мне серьезно только тогда, когда можете что-то из этого извлечь. Например, на борту вашего корабля, когда вы понимали, что только я одна стою между Сигремом и вечностью. Или вчера, когда вы думали, что можете сыграть на моем сочувствии. Обморок был очень правдоподобным. Вы заслуживаете аплодисментов. – Кортни с удовольствием отметила, что в его глазах сверкнул гнев. – Возможно, вы даже рассчитывали, что я помогу вам убежать? Это так, Янки? Скажите честно, вы думали, что одна ночь в постели, одно пьяное изнасилование превратят меня в безумно влюбленную девушку?
– Не думаю, что вы мне поверите, – спокойно ответил Баллантайн, – если я скажу, что, так же как и вы, сожалею о случившемся в ту ночь или что это не имеет никакого отношения к тому, как я отношусь к вам.
– А как вы относитесь ко мне, Янки? – Она лукаво взглянула на него поверх наклоненного кубка. – Я знаю, что мое тело доставило вам удовольствие, хотя вы говорили, что ничего не помните. Или, быть может, оно слишком понравилось вам? Разве ваша Дебора не радовала вас таким же способом?
– Моя невеста не имеет к этому никакого отношения. – Адриан стиснул челюсти.
– Нет? Это означает, что вы не собираетесь рассказать ей обо мне? О том, как вы пали со своего высокого пьедестала добродетели? Как это вы сказали? – Она задумчиво сжала губы, не обращая внимания на блеск его глаз. – А-а, да. Кажется, вы сказали, что понадобилось бы очарование самого сатаны, чтобы заставить вас нарушить свое обязательство перед прекрасной Деборой. Такое извинение вы преподнесете ей? Скажете, что вас соблазнил сатана?
– Сатанинский ром, так будет вернее, – язвительно ответил Адриан. – Но я не припомню, чтобы упоминал при вас имя Деборы.
– Вы также заявляли, что не помните, как разорвали мою одежду и как затащили в свою постель. – Кортни с хриплым смехом откинулась в кресле; вино пело в ее крови, поддерживая ее храбрость. – Или вы будете утверждать, что это я изнасиловала вас?
У Адриана в висках застучала кровь, и когда Кортни протянула руку к графину, его взгляд непроизвольно потянулся к открывшейся под муслином коже. Из-под платья выглянул не такой уж маленький кусочек розового тела и остался на виду, но Кортни пребывала в блаженном неведении. Воспоминание об этом нежном теле оставило в памяти Баллантайна отпечаток, который не могло стереть никакое количество рома. Адриан вспомнил теплоту этого тела, которое было податливым и мягким. Кортни жадно тянулась к его губам – несмотря на все обвинения в его адрес. Несмотря на то, во что она хотела заставить его поверить!
Он приказал себе сконцентрироваться на ее руках и смотреть только на то, как она наливает вино. Господи, сколько нужно времени, чтобы наполнить два кубка?
– Давайте, Янки, пейте... – держа в руке наполненный кубок, Кортни снова откинулась на спинку кресла, – если у вас нет причины снова опасаться за свою порядочность.
Стараясь обуздать гнев, Адриан взял свой бокал и поднес к губам. Кортни сделала то же самое, и их взгляды встретились над краями серебряных кубков.
«Что ж, – размышляла она, – не так уж трудно вывести его из равновесия. Достаточно одного укола, и он совершает ошибки, как любой другой человек. Он для меня не опасен, он не обладает загадочной властью надо мной. Если кто-то чувствует опасность, так это он. Ах, как сладка победа, когда знаешь, что он понимает эту опасность!»
– Второе падение с величественного пьедестала добродетели... – провокационно пробормотала она. – будет трудно найти объяснение, не так ли, Янки? Даже вынужденное падение будет губительным для человека ваших непоколебимых принципов.
Адриан заметно напрягся, когда она встала и, обойдя вокруг стола, остановилась перед ним на расстоянии вытянутой руки. Она беззастенчиво разглядывала его застывшее тело, и Адриан, хотел он того или нет, не смог отвести взгляд от ее лица, не смог удержать свои чувства и не ответить на острый аромат ее кожи. Мыло и горячая вода совершили чудо, и теперь она казалась ему сказкой, явившейся из какой-то другой, далекой жизни, и от того, что Кортни, судя по всему, даже не сознавала этого, у него по телу пробежала дрожь.
А кроме того, в ее глазах появилось что-то новое и волнующее. Адриан пожалел, что не может разодрать рану на виске, – боль помогла бы прочистить мозги и вернуть разум. Взгляд Кортни играл с его телом, дразнил, затягивал в сияющий зеленый водоворот и будоражил инстинкты – им больше нельзя было доверять.
«Воспользуйся своим шансом, – говорили они ему. – Спасайся! Вырвись! Не попадись снова в одну из ее ловушек. Думай о доме, думай о Деборе, думай о Морском Волке... думай о чем угодно!»
Кортни поставила кубок на стол и замерла неподвижно; презрение, которое она чувствовала в Баллантайне, заманивало ее на опасную почву. Ее кожу обжег жар его глаз, смотревших на нее, сердце колотилось в груди, и она догадалась, что Адриан бросает ей вызов, дразнит ее, насмехается над ней.
Она подняла руки и с нарочитой нежностью положила их ему на грудь. От этого движения у нее по спине пробежал холодок, и Кортни затаила дыхание, не уверенная, действительно ли ощутила под пальцами легкий трепет. Ремень, удерживавший полы рубашки Адриана, был достаточно свободным, и раздвинуть грубую ткань оказалось легким делом. Запустив руку в густые заросли медных волос, она провела ею по упругой груди, твердые мускулы которой обожгли ее пальцы. Потом добралась до сосков; твердые и ждущие, они вовсе не соответствовали неестественно окаменевшему надменному подбородку.
Ее исследование распространилось вверх, к крепкой шее; пальцы задержались в ямке у ключицы, а затем двинулись по изгибам мускулистых плеч. Кортни подняла взгляд к скульптурно высеченному подбородку, и ее сердце, обезумев, пропустило несколько ударов. Губы Баллантайна были сжаты в тонкую линию, а на щеке судорожно подергивалась мышца, увлекая ее взгляд еще выше... И даже если бы его руки в этот момент не вцепились ей в плечи, она громко вскрикнула бы от изумления, увидев откровенную ярость, светившуюся в его взгляде. Как луч света, отражающийся от лезвия меча, этот взгляд вонзился в нее, проткнул, пригвоздил так, что она не смогла бы пошевелиться, даже если бы ее конечности имели способность или желание это сделать.
Не успела Кортни перевести дыхание, как ее руки были заломлены за спину, а она сама оказалась безжалостно прижата к твердой мужской груди.
– Так вы этого хотите? – прорычал Баллантайн, наклоняясь к ней.
Кортни крутилась и вырывалась, но он не отказался от своего намерения. Его губы, коснувшись мягкого изгиба шеи, обожгли ей кожу. От такого натиска чувства у Кортни смешались, но ей все же удалось выдернуть руку, широко замахнуться и нанести в высокомерную челюсть звучный удар за несколько секунд до того, как его рот прижался к ее губам. Прошипев проклятие, Баллантайн снова прижал ее кисти к пояснице и с такой жестокостью рванул их вверх, что Кортни, вскрикнув, испуганно взглянула на него.
Ее дрожащие губы приоткрылись, глаза расширились и потемнели, а затем неожиданно затянулись пеленой слез. Плотно прижимая Кортни к себе, Адриан чувствовал, как ее груди упираются ему в грудь, чувствовал дрожь в ее руках и ногах, и отчаянно старался не обращать на это внимания, однако его тело отреагировало так бурно и мощно, что этого нельзя было не заметить.
Гнев так же быстро остыл, как и вспыхнул, и Адриан снова выругался, на этот раз приглушенно. Кем была эта женщина, этот полу-ребенок? Как получалось, что она в одну минуту доводила его до слепой ярости, а в следующую зажигала в нем огонь желания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68