- У меня был друг, - произнес он, - его звали Уилл. Мы были еще мальчишками. Однажды мы уснули с ним на траве, под палящим солнцем. А когда проснулись, лицо у меня было хуже, чем сейчас.
- Он тоже проснулся, - предположила Виктория. - И был потрясен.
- Он убежал, не стал слушать моих объяснений. И никогда больше со мной не разговаривал.
- Никогда?
- Никогда. - Рейберн отвел глаза. - Разрыв был не таким драматичным, как кажется. Он уехал в школу прежде, чем я настолько оправился, что смог выходить из своей комнаты.
- А вы не пытались поговорить с ним? Ведь он был вашим другом.
- Самым близким другом. Нет, не пытался. Он избегал меня. - Рейберн осекся.
Виктория старалась поделикатнее сформулировать свой вопрос:
- Он никогда не проявлял недоброжелательности? Трусости?
- Нет. Он был самым верным другом, каким только может быть мальчишка. - В его голосе прозвучала ирония.
-И вы больше никогда не видели его?
- Когда он приезжал на каникулы и после того, как закончил Оксфорд. Мы вращались в одном кругу.
- И он ни разу не высказал вам сожаления? Его не мучили угрызения совести? Рейберн помолчал.
- Иногда мне казалось, что он хочет подойти ко мне, раскаивается. В его глазах я видел грусть, когда он смотрел на меня.
- Возможно, он понял, что вел себя дурно, и испытывал стыд. Но сделать шаг к примирению не решался.
Рейберн сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
- Он женился на Шарлотте! - Это был крик души.
- Дочери викария, - прошептала Виктория. - Вы полагаете, он сделал это, чтобы причинить вам боль?
Рейберн долго молчал, потом покачал головой:
- Какое это имеет значение? Он знал, что я буду страдать.
Виктория не нашлась с ответом и стала смотреть на лужайку, видневшуюся в просвете между занавесями.
- Я все равно потерял бы ее, - сказал Рейберн. - Я думал, что люблю ее, но не настолько, чтобы ответить на вопрос, который я видел в ее глазах, тот, задать который только у вас хватило храбрости. Я молчал, и с каждым днем она отдалялась от меня. Вероятно, Уилл заметил это. Он тоже любил ее, и я об этом знал. Возможно, его женитьба на ней оказалась для меня спасением. Но тогда я этого не понял.
- Мне... мне очень жаль, - тихо произнесла Виктория.
Рейберн вздохнул:
- Мне следовало уйти намного раньше, но это было выше моих сил. Я был уверен, что любой, исключая слуг, состоящих при мне, отреагировал бы так же, как Уилл. Возможно, я ошибался, но мне это не приходило в голову. Вы доказали, что я был не прав, по меньшей мере, в одном случае, и я благодарен вам за это. Но не уверен, что многие примут меня так, как приняли вы. Вы изменили мою жизнь.
- Я не собиралась ничего менять.
- Ах, Цирцея, ваши прикосновения творят чудеса. Ей было больно за него. Она не знала, что еще она может сделать для него, но она коснулась подушки рядом с собой, жестом приглашая его сесть.
Герцог сел, а когда Виктория протянула руку к его голове, он крепко схватил ее и их пальцы сплелись. Теперь в мозолях на его руках не было ничего таинственного - она сразу же вспомнила, как напрягались и сгибались его плечи, когда он крутил индийские булавы, - но все равно эти руки успокаивали и были теплыми и сильными, хотя таинственность исчезла.
- Я не всегда был таким, - сказал он. - В детстве я обгорал не больше, чем другие дети. Я помню, как стоял на траве, под палящими лучами солнца, и при этом хорошо себя чувствовал.
- Вы теперь никогда не сможете выходить на дневной свет? Никогда? - Виктория попыталась представить себе его жизнь, проведенную во мраке.
- Вы могли в этом убедиться. Когда небо затянуто облаками или когда идет дождь, я могу выйти, и то с величайшей осторожностью. И еще в сумерках и на рассвете.
- Неудивительно, что вы не рассказали об этом Шарлотте. Только большая любовь может подтолкнуть на такой подвиг - прожить жизнь с человеком, который не может наслаждаться светом дня.
- Это верно, - бросил Рейберн.
Они сидели молча. Виктория старалась запомнить каждое мгновение, проведенное в обществе герцога, каждую черточку его лица, изуродованного ожогами. Скоро она уедет и будет жить воспоминаниями.
Она не знала, как долго они просидели вот так, но какое-то движение на аллее вернуло ее к действительности. Сквозь просветы в занавесях Виктория увидела Энни и Эндрю.
Эндрю энергично жестикулировал, а Энни мотала головой.
- Рейберн, взгляните! - Виктория жестом указала на окно.
Он встал и заглянул ей через плечо. Внезапно Эндрю остановился и схватил Энни за плечи, а она продолжала мотать головой. Он взял ее за руку и опустился на колено.
- Он сделал ей предложение! - не без удивления произнесла Виктория.
Рейберн усмехнулся:
- Похоже, она не в восторге от этой перспективы. Я думал, они уже договорились.
Еще несколько мгновений, и Энни наконец кивнула.
Эндрю вскочил, приподнял ее и поцеловал. Виктория посмотрела на Рейберна.
- Я завидую им.
- Их молодости? Восторженности? Оптимизму? - Он выгнул бровь.
- Их простоте. Их наивной храбрости. Они не боятся трудностей.
- Когда-то вы тоже так поступили, по крайней мере я знаю это с ваших слов.
Она покачала головой:
- Надеюсь, жизнь не обойдется с ними жестоко, как со мной.
Виктория снова взглянула на влюбленную парочку и почувствовала пустоту в груди.
- Если бы только я могла, стоило бы снова испытать боль.
Когда появилась Энни с обедом, она все еще пылала и улыбалась. Девушка поставила поднос на сундук, отошла к двери и стала теребить в руках передник.
- Вы что-то хотите сказать? - спросил Рейберн, не обращая внимания на насмешливый взгляд, брошенный на него Викторией.
- Ваша светлость... - Энни залилась румянцем. - Ваша светлость, мы с Эндрю решили пожениться. - Она опустила глаза.
- Я обещал ему домик привратника, но не раньше, чем умрет старый Сайлас, - ответил Байрон.
Энни подняла сияющие глаза.
- Ах, я знаю, ваша светлость! В том-то и дело, Сайлас будто собрался жить вечно, а дядя Том просит меня поехать с ним в Лидс, потому что, когда он уедет, здесь у меня не будет семьи, вот Эндрю и сказал, что он станет моей семьей. - Она вздернула подбородок. - Надеюсь, вы дадите нам свое благословение и позволите служить вам и дальше, после того как мы поженимся. Дядя Том продает нам свой дом в деревне, и не так уж будет далеко ходить каждый день.
Байрон долго смотрел на нее, потом кивнул.
- Милости просим оставаться и вас, Энни, и Эндрю. Как я и обещал, вы получите сто фунтов.
- Спасибо, ваша светлость! - просияла Энни. Потом она опустила руку в карман передника, и снова вид у нее стал робкий. - Перед смертью его светлость, ваш двоюродный дедушка, дал мне вот это. - Она вынула из кармана передника нитку жемчуга с медальоном из драгоценных камней и застежкой. - Он сказал, это часть того, что отошло бы герцогине, но раз у него не было герцогини, он подарит эту вещь мне, и я могу делать с ней что хочу. - Энни волновалась, путала слова. - Я не брала это, он мне подарил. И я хранила это до сих пор, но зачем мне, простой девушке, драгоценности?..
- Я верю вам, Энни, - прервал ее Байрон, видя, что она сейчас заплачет.
- Спасибо вам, ваша светлость, - обрадовалась Энни. - Я хотела бы это продать, но не знаю, как это сделать.
Байрон протянул руку.
- Если вы доверите драгоценность мне, я попрошу ювелира ее оценить и предложу вам за нее справедливую цену.
Лицо Энни расплылось в улыбке.
- Ой, вот спасибо, ваша светлость! - Она протянула Байрону ожерелье и отошла к двери. - Чуть не забыла! Это принесли сегодня для вас, миледи. - Она вынула из кармана письмо, положила на край подноса с обедом и удалилась.
- Опять от мамы, - сказала Виктория и, бросив на Байрона взгляд, промолвила: - Вы благородно поступили с Энни.
Он пожал плечами:
- Не вижу здесь особого благородства. Ведь она - моя кузина, вы сами сказали.
- Но не каждому это пришло бы в голову. - Виктория хотела было распечатать письмо, но, увидев на конверте почерк Джека, нахмурилась.
- Что-нибудь не так? - спросил Байрон.
- Письмо от брата. А Джек никогда мне не пишет. - Она сломала печать, прочла письмо и нахмурилась еще больше.
- Что случилось? - спросил Байрон. Вместо ответа Виктория протянула ему письмо.
«Виктория!
Я знаю, что ты занята весьма деликатными переговорами по моему делу, и не стал бы писать, если бы не крайняя нужда. У матушки начались припадки, дрожат руки, речь бессвязная, и налицо признаки слабоумия. Это началось в тот вечер, когда ты уехала, и поначалу мы подумали, что это обычная ее манера все драматизировать.
Врач говорит, что, возможно, это пройдет, но пока трудно сказать что-либо определенное. Она спрашивает о тебе почти каждый час, и отец подозревает, что это ее последняя воля. Он настаивает на твоем немедленном возвращении домой, и я присоединяюсь к нему.
Поторопись, пожалуйста.
Джек».
- Вам нужно ехать, - сказал Байрон, охваченный отчаянием.
- Да, - согласилась Виктория.
- Завтра утром...
- Какая нелепость! - вдруг рассмеялась Виктория. - Я сломала лодыжку и заставила вас пострадать для того лишь, чтобы нарушить наш договор за день до его истечения!
- Порвите этот договор, - произнес Байрон. - Я больше не буду преследовать вашего брата.
В глазах у Виктории блеснули слезы.
- Благодарю вас, - прошептала она. - Какой же вы добрый! Я этого не заслужила.
Он сел рядом с ней, обнял за плечи.
- Господи, неужели я стану мстить Джеку, зная, что это причинит вам боль?
Она положила голову ему на грудь, по ее щеке скатилась слеза.
- Если вы поедете первым поездом, завтра будете в Рашворте. Не прошло и трех дней с тех пор, как написано это письмо. Будем надеяться, что за это время с вашей матушкой ничего плохого не случилось.
Виктория снова рассмеялась.
- Ужасный я человек, не правда ли? Я оплакиваю не только свою мать, но и саму себе.
- Вчера ночью вы тоже плакали.
- Я думала, вы спите.
Он смахнул слезу с ее щеки и поцеловал свою влажную ладонь.
- Я заметил следы слез сегодня утром. Почему вы плакали?
Виктория закусила губу.
- Вы пострадали из-за меня. К тому же у меня болела лодыжка. И мне... мне не хотелось думать об отъезде, потому что я вдруг почувствовала себя счастливой.
- Счастливой? - Байрон ошеломленно смотрел на нее. - И это явилось причиной ваших слез?
- Да. Потому что счастье недолговечно.
Она подняла на него глаза, полные боли и нежности. Рейберн задохнулся от радости.
Он положил руку ей на плечи и повернул ее к себе.
- Тогда давайте сделаем так, чтобы эта ночь стала незабываемой. - Рейберн привлек к себе Викторию и запечатлел на ее губах поцелуй.
Глава 21
- Жаль, что я не могу прикоснуться к вашему лицу, - задумчиво произнесла Виктория, пропуская сквозь пальцы волосы на затылке Рейберна.
Они лежали на ее кровати, совершенно голые. Тарелки, оставшиеся после ужина, стояли на столике рядом с мерцающей свечой. Рейберн велел Энни оставить поднос у двери и потом принес его, так что им не пришлось одеваться. Рейберн поднес ее руку к губам.
- Прикоснитесь.
- Вы знаете, что я говорю не об этом.
- Если посчитать площадь в квадратных дюймах, я более открыт и доступен, чем вы в данный момент. - Он указал на ее забинтованную лодыжку.
- Но кому хочется трогать мою лодыжку? - возразила Виктория.
Рейберн перекатился и оказался сверху, прижав ее к кровати. Кожа у него была теплее и грубее, чем у нее, а короткие волосы на груди щекотали ее соски.
- Мне хочется трогать вашу лодыжку. Хочется трогать каждую частичку вашего тела. - Его плоть у ее ног пошевелилась, и ответный жар сгустился у нее внутри и отозвался в позвоночнике.
- Это глупо, - едва слышно произнесла Виктория, но его резкий ореховый взгляд вызвал у нее головокружение.
- Возможно, - согласился он, потеребив ее губы своими губами.
Виктория вздрогнула. Она хотела поймать его поцелуй, но Рейберн слегка отстранился.
- Каждую частичку, - повторил он. - Хочу владеть вами целиком.
- А что я получу взамен?
- Воспоминание обо мне, которое будет согревать вас по ночам.
Его прикосновения возбуждали ее. Приводили в восторг.
Она обхватила его голову обеими руками и приникла к его губам, обхватила Рейберна ногами и приподняла бедра. Рейберн застонал, когда их губы встретились, наклонил голову так, чтобы кончик его носа с волдырем не коснулся ее щеки, и ответил на призыв ее губ. Даже язык у него был горячий, уговаривающий, настойчивый, обещающий, его плоть пульсировала у нее между ног, но входить внутрь он не спешил.
Все было так, как в их первую ночь. Она схватила его за плечи и оттолкнула.
- Вы не могли бы прекратить ваши игры хотя бы на минуту, на час? - В ее тоне звучали приказание и мольба.
Он отпрянул, выпрямился и сел.
- Я думал, вам это нравится.
Так и должно быть, подумала Виктория, испытав стыд.
- Мне нравилось и нравится, но не сейчас. Я не могу перенестись в тот день, когда приехала сюда. Будь у нас будущее, другое дело.
- Чего же вы хотите? Если это в моей власти...
- Это в вашей власти. Единственное, что мне нужно, - это вы целиком. - Она улыбнулась печально этому повторению его слов, и он тоже улыбнулся, кивнув головой.
- Тогда вы просите не о малом.
- У нас целая ночь впереди. - Она протянула к нему руки, и он скользнул между ее бедер. При этом задел лодыжку, и Виктория вздрогнула от боли.
Рейберн остановился.
- Ох уж эта лодыжка! - прорычал он, положив ее ноги себе на плечи, чтобы лодыжка находилась в безопасности, после чего вошел в нее.- Ну а так хорошо? Виктория рассмеялась. Глаза Рейберна потемнели, и он стал двигаться быстрее.
Виктория отвечала на каждый толчок, и когда глаза ее затуманились от наслаждения, а тело перестало ощущать влажные скомканные простыни, Рейберн оставался в ней.
Наконец Виктория распластала ладони на его груди и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
- Давайте придем к финишу вместе, - прошептала она.
Рейберн будто только и ждал этих слов. Теперь они двигались в одном ритме, задыхались, стонали, пока волна наслаждения не унесла обоих в заоблачные выси. Потом Рейберн лег рядом с ней и положил ее голову себе на грудь.
- Теперь вы довольны? - прошептал он ей в волосы.
Они долго лежали, не произнося ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27