- Объясните, что вы намерены делать?
Леди Виктория сменила дежурную улыбку на ухмылку, не лишенную злости. Но, как ни странно, Байрон в этот момент мог бы назвать леди красивой.
Он был не слишком разборчив в своих связях, спал и с высокородными, и с простыми, но всегда гордился своим эстетизмом, когда речь шла о достоинствах женщин. Леди Виктория была высокого роста, что соответствовало моде. Волосы у нее были бесцветные и вялые. Он ничего не мог сказать о ее теле, кроме того, что оно более худощаво, чем того требовала мода, облачено в ужасное платье и, судя по всему, не менее ужасный корсет. Но мысль о корсете и наверняка чудовищном нижнем белье почему-то вызвала у Байрона не отвращение, а опять-таки любопытство.
- У брата нет денег, - заявила Виктория. - Отец в этом месяце лишил его дохода, и он вынужден оставаться в Рашворте.
Байрон вздохнул. Наступило молчание. Виктория не шелохнулась, лишь смотрела на герцога из-под опущенных ресниц, словно пыталась рассмотреть его лицо, скрытое в тени. Герцог тоже не сводил с нее глаз. Наконец он заговорил.
- Именно этого я и ожидал, - произнес он. Леди Виктория на мгновение напряглась. Хорошо хоть какая-то реакция, подумал Байрон.
- Чего именно? - спросила Виктория.
На мгновение она перестала следить за своим голосом, и Байрон с удовольствием заметил, что он у нее именно такой, ласкающий слух, как тогда, когда она дразнила его. Было бы жаль узнать, что столь прекрасный инструмент - всего лишь подделка.
- Я уже сказал, чего именно, дорогая леди Виктория. - В его голосе прозвучало удовлетворение. - Я был бы разочарован, окажись Гиффорд способным выполнить свои обязательства.
Виктория нахмурилась. Байрону показалось, что это лучше, чем личина незаинтересованности, но ничто, конечно, не могло сравниться с тем мимолетным обещанием улыбки.
- Вы хотите, чтобы его бросили в тюрьму?
- Будущий пэр в долговой тюрьме? Вряд ли такое возможно. Но я хочу, чтобы позор вашего брата запятнал его родословную до седьмого колена.
Он улыбнулся, наслаждаясь богохульством, ибо взял на себя роль Господа Бога.
- Зачем вам это? - спросила Виктория, едва сдерживая ярость.
Этот вопрос лишил Байрона удовольствия, вызванного ее реакцией.
- Потому что он взял то, что было моим. Каждое слово было горьким, как желчь. И он продолжил, не понимая, почему отвечает ей, хотя у нее нет никаких прав требовать от него ответа - и еще меньше прав услышать правду. Но какое это имеет значение? Как она может этим воспользоваться? Вряд ли в ее положении это даст ей какое-либо преимущество. Однако эта рана даже три года спустя по-прежнему жгла.
- Он разрушил нечто и полагал, что я соглашусь взять это нечто после него - нечто безупречное и совершенное - и притворюсь, будто ничего не заметил.
Леди Виктория широко раскрыла глаза от удивления, которое, конечно же, было фальшивым.
- Женщина, - тихо проговорила она.
- Да. Женщина. Жалкое, хныкающее создание, но то, которое мне было нужно. Гиффорду она тоже понадобилась, но только как игрушка. Жена предполагаемого наследника герцога или любовница графского сына. Уверен, Гиффорд проделал все очень просто.
«Урод! Чудовище!» Он знал, что Гиффорд называл его так, ухаживая за Летицией; а что еще негодяй наплел ей между сладкими увещеваниями, Байрон мог лишь предполагать.
- Теперь я буду мстить. Зачем мне фунт его плоти, когда я могу содрать с него тысячу фунтов гордости?
Виктория долго молчала. Лицо ее оставалось невозмутимым. Наконец она заговорила, ее глаза нашли его глаза в полумраке.
- Итак, вы призвали меня сюда, чтобы начать осуществление своей мести. - Она склонила голову набок, словно ожидая ответа. Он ничего не сказал; ответ и без того был ясен. - И уже начали проигрывать. В ее голосе слышалось раздражение, жесткое, циничное, насмешливое. Такой голос мог быть лишь у женщины, много повидавшей на своем веку и давным-давно утратившей иллюзии. Нет, она не черствая сухая старая дева. Не пресыщена, не разочарована. Она - наблюдательница, всю жизнь просидевшая в тени, свободная, внимательная, беспощадная. Судит ли она его теперь? Байрон встревожился.
Она продолжала:
- Чтобы ваше обращение со мной унизило моего брата, он должен был бы заботиться обо мне. Но ему нет до меня никакого дела. Джек уедет в Париж, в Неаполь или Вевей, как только уговорит отца смягчиться, и будет жить там в расточительной бедности, покуда не получит наследство. Поскольку его ничуть не волнует его репутация, то личные неудобства, с которыми сопряжена бедность, вызовут у него лишь некоторое замешательство.
Слова, слетавшие с ее уст, казались репликой из какого-то грубого фарса. Глухой к оскорблениям, нечувствительный к ударам по гордости, не видящий собственного падения... Может ли существовать такой человек? У Гиффорда было все, о чем мечтал Рейберн; Гиффорду не нужно было красться в темном плаще по окраинам аристократического общества, он мог блаженствовать в свете и улыбаться, будучи уверен, что его принимают, даже обожают, в то время как эксцентричность Рейберна терпят только ради его титула. И когда он, Рейберн, поставил под угрозу все это благополучие, родная сестра Гиффорда вдруг сообщает, что ее брату все это безразлично? Это был удар под дых. Байрон не сомневался в том, что леди говорит правду. Единственным утешением - и весьма небольшим - для него было то, что если месть не удастся, Гиффорд останется хорошим капиталовложением, так же как еще полдюжины молодых денди, к которым он тайком послал своего агента, чтобы тот купил их долги по пенсу за фунт. Но Байрон не мог смириться с вероятностью своего поражения - пока не мог. Месть могла остаться не чём иным, как мечтой, плодом воображения, но все равно мечта эта была сладостна.
- В таком случае зачем вы здесь? - осведомился Байрон, подавив желание стереть довольную улыбку с ее лица. - Вы души не чаете в брате и хотите спасти имя, которое он не ценит?
- Души не чаю? Ошибаетесь. Когда мы были маленькими, он клал мне в постель жаб.
- Тогда зачем? - повторил он, сбитый с толку.
Виктория не ответила. Лицо ее оставалось непроницаемым. Байрон ничего не знал о ней, но уже начал на ощупь прокладывать путь к ответу на свой вопрос.
- Потому что именно вы боитесь остракизма, - медленно проговорил он. - Вы приехали не ради Гиффорда, а ради самой себя.
По выражению ее глаз он понял, что попал в цель.
- Я сделала это ради семьи.
- Разумеется. И таким образом ради самой себя.
- Что вы знаете о моих мотивах? - Она прищурилась.
Ее самообладание дало трещину. Байрон расслабился и парировал:
- А что вы знаете о моих? Мы с Гиффордом были друзьями. Он рассказывал мне о вас, хвастал, что ради него вы готовы на все. Я сразу понял, что из вас двоих вы умнее и пользуетесь уважением у всех членов семьи. И не ошибся. Ради Гиффорда вы готовы на все, но лишь при условии, что это в ваших интересах. Вы эгоистичны и себялюбивы, дорогая леди Виктория, и знаете это не хуже меня.
Леди Виктория побледнела и, дрожа от негодования, вскочила. Ее серо-голубые глаза сверкали, как начищенное серебро.
- Полагаю, вы и не думали найти какое-либо приемлемое решение. Я ухожу! Немедленно! Не желаю больше подвергаться оскорблениям. До свидания, сэр.
Выпрямившись, она повернулась и направилась к двери.
Ошеломленный, он вскрикнул, чтобы остановить ее, когда она взялась за дверную ручку.
- Я вас еще не отпустил!
Она замерла, в ней кипели негодование и энергия. Он это чувствовал, даже находясь в противоположном конце комнаты. Его словно ударило электрическим током. Не ощутила ли то же самое и она? Он не знал, как ее удержать, и сказал первое, что пришло в голову:
- Там гроза. А следующей почтовой кареты не будет до завтра.
- Не сомневаюсь, что вы предоставите в мое распоряжение ваш экипаж, - ледяным тоном произнесла леди Виктория и стала поворачивать ручку.
- Зачем такая поспешность? - Он старался выиграть время. Им овладело какое-то странное отчаяние.
- Почему бы нет? - Голос ее прозвучал равнодушно, однако она перестала вертеть ручку. Даже плохой корсет не мог скрыть изящества ее гибкой фигуры, соблазнительной линии шеи.
Черт бы побрал ее пуританское платье и строгий пучок волос. Он должен разрушить этот барьер, разделявший их. Леди вообразила, будто сможет легко победить его, Байрона. Что ж, посмотрим, чего стоит ее благопристойность. Ему в голову не приходило, что он не сможет осуществить свою месть. Знать бы об этом раньше. Неужели он не мужчина? Неужели не способен удержать женщину? Голос его сел от гнева, когда он произнес:
- Вы хотите, чтобы вашему брату простили долги? Это невозможно. Я слишком много потратил, купив их, и это вполне успешное вложение денег. Но потребовать их можно, лишь когда он войдет в права наследства. А это не так-то просто.
Леди Виктория отпустила дверную ручку, но головы не подняла.
- Что вы хотите взамен?
Байрон скрестил на груди руки. Мечта об отмщении рассеялась как дым. Но если он не может отомстить брату, почему должен отказываться от сестры?
- Вас.
Глава 2
Виктория круто повернулась.
- Что?! - вскричала она, расхохотавшись, но смех тотчас же уступил место ярости.
- Вас, - произнес герцог таким тоном, словно это было самое разумное предложение в мире. На миг Виктории показалось, что так оно и есть. Но тут ее стала бить дрожь.
- Я, ваша милость, не предмет для сделок. - Голос ее дрогнул, и в нем вместо гнева прозвучал призыв. Черт знает что! Ей тридцать два, она старая дева, а ведет себя, как шестнадцатилетняя инженю. Герцог не первый домогается ее, но он не похож ни на одного из прежних ее поклонников.
Рейберн отрывисто рассмеялся. Ее руки, скрытые в складках платья, сжались в кулаки.
- У каждого есть своя цена. Какова ваша? Респектабельность? Деньги? Власть? - Он покачал головой. - Позволив себе забыть о долгах брата до того момента, когда он войдет в права наследства, вы одним махом решите все три проблемы: сохраните лицо, предотвратите потерю ценного капитала и окажетесь в роли спасительницы. Чем вы заплатите за спасение брата? Собой?
Виктория чувствовала, как он шарит по ней глазами, изучая во всех подробностях - от строгой прически до практичных высоких ботинок. Он видел ее насквозь. Женщину, которая сбежала из душных гостиных Рашворт-Мэнора, чтобы промчаться галопом по дальним полям арендаторов. «Это непристойно», - сказала себе Виктория, но не проронила ни слова, а он продолжал:
- Полагаю, вы уже заплатили своим телом, предавая себя изо дня в день, когда надевали ваш бесформенный корсет и застегнутое до самого подбородка платье. Все, чего я прошу, - это на неделю, на одну-единственную неделю предать себя совершенно иным способом. И кто знает? Быть может, вы найдете свое истинное «я».
- Ваша милость! - Виктория притворно вздохнула. Подобные предложения ее никогда не шокировали. Но сейчас она даже не почувствовала себя оскорбленной. Ее влекло к этому загадочному, похотливому герцогу, и его предложение возбудило ее, хотя могло вызвать лишь отвращение. Ведь она приехала сюда, чтобы спасти семью от позора, которым обернется банкротство ее брата, а именно это герцог и предлагает. А цена просто смешная.
Когда ее начали раздражать затейливые танцы светских приличий? Когда притязания на управление делами графства стали казаться оковами? Она жила ради этого, но желала совсем другого. Того, что скрывалось в самых отдаленных уголках ее души. Это были дикие неистовые порывы. И сейчас они вырвались на свободу. Видимо, гроза пробудила их, прорвалась сквозь годы опыта.
А Рейберн продолжал, понизив голос:
- Подумайте над моим предложением. Одна неделя, и я разрешу Гиффорду выплатить долг после того, как он войдет в права наследства. Вы вернетесь героиней, и никто, кроме нас двоих, никогда не узнает о нашей сделке.
- А из этой недели сколько времени будет принадлежать вам? - Она притворилась, будто обдумывает его нелепое предложение.
Рейберн басовито хмыкнул.
- Каждый момент будет моим, но если вас интересует, сколько времени мы проведем в постели, я отвечу - столько, сколько я захочу.
Неприкрытый голод в его голосе вызвал ответ в ее груди и глубже, в ее голове и воображении. Она попыталась сдержать опрометчивые порывы, которые призывали ее не упускать такой возможности - не ради брата Джека или Рашворта, но ради себя самой. Что ощутит она, когда герцог прикоснется к ней? Когда после столь длительного перерыва снова окажется в объятиях мужчины? Несмотря на его репутацию дебошира, Виктория полагала, что свидание с герцогом может окончиться лишь простым удовольствием и ничем иным, а она заслуживала некоторого удовольствия, о котором можно будет вспоминать на старости лет. Сама по себе эта циничная мысль не имела ничего общего с тем, как бешено билось у Виктории сердце.
Она ведь уже сделала выбор, превозмогая жар и тревогу, которые переполняли ее. Но что, если она испытает совсем иное? Она подсчитала дни после последних месячных; шансов забеременеть почти не было.
Она понимала опасности и выгоды того, что предлагал ей герцог, могла бы разложить их по полочкам, взвесить все за и против. Она все еще колебалась, ибо как измерить странные, смешанные импульсы, которые пьяно пролетали через ее мозг?
- Ну же, дорогая леди Виктория, - торопил ее герцог. - Не бойтесь. Вряд ли я вас укушу.
Это решило все. Она не видела его лица, но ироничный, снисходительный тон сказал ей все. Он хочет совратить ее для забавы, чтобы тишком посмеяться над ней, раскрывая таинства любви перед глупой увядающей девственницей. Он получит ее, а она - его, а потом они посмотрят, кто больше удивится. Она вызывающе вздернула подбородок и попыталась найти его глаза в полумраке.
- Дайте мне посмотреть на вас, - приказала Виктория.
Некоторое время Рейберн не шевелился. А вдруг он откажется от своего предложения? Но он медленно встал и повернулся боком к камину, так, что тусклый отсвет от углей падал ему на лицо.
Герцог не был самым высоким мужчиной из тех, кого она видела, так же как самым сильным, но он заполнял собой комнату - навис над ней так, как никогда не нависал ее более высокий брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27