Пули рикошетили от камней и прыгали вокруг нас, но слизни, похоже, никудышные стрелки. Может, они действительно плохо различали нас из-за красной формы.
Мы же их видели уже в пятидесяти ярдах от себя.
– Переключайтесь на непрерывный огонь! – С этого расстояния прицельные выстрелы нас не спасут.
В первую очередь я обращался к Пигалице, однако не успели слова сорваться с моих губ, как она уже переключила рычажок на пулемете. Я поспешил последовать ее примеру и яростно застрочил по слизням.
Я потерял счет израсходованным магазинам, когда вдруг понял, что моя патронная сумка опустела.
Из-за камней на меня выскочил слизень, размахивая оружием. Я парировал удар и вогнал штык в зеленую плоть, туда, где должно быть лицо. Слизень рухнул в страшных корчах; его соки забрызгали мой рукав. Я приготовился встретить других – и умереть.
Несколько минут простоял я, сжимая винтовку в дрожащих руках, пока не понял, что других не будет.
Дыхание вечернего ветра разогнало пыль. Обугленные трупы слизней, местами лежавшие один на другом, выстилали равнину. Дальше всех пробрался тот, которого я победил в рукопашной – или руко-псевдоподной – схватке. Две армии преодолели световые года в космосе и сошлись в сражении, которое закончилось поножовщиной.
Я оглянулся. Напарник Пигалицы упал рядом с пулеметом с аккуратной дыркой во лбу. Рядом, лицом вниз, лежала сама Пигалица. Кровь застыла у меня в жилах.
– Нет! Нет, нет, нет, нет! – Я прыгнул к ней, и ее пальцы сжались. Слава богу!
Только потом я увидел большое красное пятно на плече крутки Пигалицы.
Медленно, осторожно я перекатил ее на спину и разрезал куртку. На дне глубокой раны виднелись осколки кости. Порошок с антисептиком и коагулянтом – я уже сыпал его на рану – остановит кровотечение, но, судя по виду пятна, Пигалица литр крови потеряла.
– Джейсон?
– Ты жива, все в порядке.
– Мне холодно.
Шок. Кровопотеря. Я поднял ее ноги выше головы и подложил под них камни. Вот чего здесь хоть отбавляй, так это камней.
Ее мертвый напарник лежал в куртке с электроподогревом. Совершенно излишняя роскошь.
Долгие минуты я стягивал куртку с окоченевшего трупа, заворачивал в нее Пигалицу и настраивал температуру, чтобы куртка ее грела. Я поставил Пигалице капельницу с плазмой из моего рюкзака. Ей нужно было еще.
Я включил рацию.
– Джейсон? Что там у тебя творится?
Голос генерала Кобба вернул меня к моим обязанностям.
– Мы их остановили, сэр!
– Это я и без того вижу, мне КОМАР показывает. Какого лешего ты сразу не доложил?
Боялся, что Пигалицу убили.
– Оказывал первую помощь раненым, сэр. Нам нужны санитары. Срочно.
– Не вам одним. Пошлем, кого сможем. И еще, Джейсон, – Говард считает, что слизни вернутся. Перегруппируй своих ребят.
– Как же им вернутся. Мы ведь всех перебили. Они даже не отступали.
– Говард говорит, скорее всего, их тут где-то выращивают. Будут плодить их, пока у нас не кончатся боеприпасы или нас всех не перебьют.
Хорошенькие новости.
Пигалица застонала.
– Сэр, мне надо…
– Знаю, знаю, возвращайся к ребятам. Конец связи.
Я включил на боевом монокле монитор состояния моих солдат. Шестнадцать зеленых полос рядом с именами обозначали выживших. Полоса Пигалицы мигала зеленым цветом: значит, ранена. Рядом с девятью именами светились красные крестики. Среди этих девяти был капрал из Чикаго.
Когда вечерний ветер набрал силу, мы отступили в обесслизненную пещеру позади нашего сектора. Тащить Пигалицу – только бередить рану, но не оставлять же ее на ветру. Я накачал ее морфием и взвалил на плечо. Пока Шария оставалась в сознании, она не проронила ни звука. Потом вскрикивала с каждым моим шагом.
Той ночью я лежал, прижимая к себе Пигалицу, и, наверное, проваливался в сон, потому что хорошо помню кошмары. Мне снились мертвецы. Мама. Вальтер Лоренсен, отдавший за меня свою жизнь, но так и не заслуживший медалей. Вайр, наш опытный старшина. Пух. Заряжающий, чьего имени я так и не узнал, с дыркой в голове. Восемь других солдат, с которыми я едва успел познакомиться – восемь красных мигающих крестиков, и все из-за того, что я не знал, как их спасти.
С рассветом ветер утих, и слизни вернулись. На сей раз артиллерия накрыла их еще в нескольких милях до горы. Я нес тройную службу: командовал, стрелял из пулемета и заряжал его. Последний слизень упал в ста ярдах от моего укрытия.
И все равно мы потеряли троих. Мало-помалу слизни нас измотают. У меня болело все тело – от костей до ногтей. Я отчитался штабу и стал чистить пулемет. Обычно я разбирал его за секунды; теперь у меня ушло три минуты.
Какой смысл сопротивляться? В конце концов слизни все равно прорвут нашу оборону. Мой дом – бледная точка в небе. Девушки, с которой я собирался провести свою жизнь, нет в живых. Другая, ставшая мне сестрой, лежит при смерти. Я голоден и одинок. Если в следующем бою у меня кончатся патроны и слизни доберутся до нас, я и пальца не подниму в свою защиту. Пускаю убивают. Я слишком устал, чтобы сражаться дальше.
А ведь что-то говорил мне капитан Якович миллион лет назад… Что-то о письмах родственникам погибших, которыми командиры измеряют свою вину.
В битве при Геттисберге генерал Джордж Пикетт бросил свою дивизию на укрепления северян. «Атака Пикетта» вошла в историю как синоним бессмысленной мясорубки. Оглушенный Пикетт вернулся к основным силам конфедератов. «Возвращайтесь в вашу дивизию, генерал», – приказал ему Ли, на что Пикетт ответил: «Генерал, у меня нет больше дивизии».
Как хорошо я их сейчас понимал – и Пикетта, и Яковича.
Обойдя взвод и убедившись, что ребята накормлены, я удалился в пещеру и сел рядом с Пигалицей. Пока остатки взвода чистили оружие в окопах, я кормил Шарию с ложки чуть теплым бульоном. Морфин снимал боль, но за ночь ее глаза ввалились. Она снова потеряла сознание. Без более компетентной помощи ей осталось жить часы.
– Майор Уондер?
У входа в пещеру стоял запыхавшийся санитар с винтовкой за плечом. Он козырнул, я ответил тем же. До чего это все абсурдно!
– Наконец-то! Вот раненая. И я, между прочим, все еще исполняю обязанности лейтенанта, а вовсе не майор.
Он было смутился.
– Не совсем, сэр. Теперь вы командуете третьим батальоном второго полка.
– Что?
– Нас вчера изрядно потрепали, сэр. Многих повысили. Вас в том числе.
Я присел рядом с Пигалицей и закатал ей рукав, обнажив разъемы, к которым санитары подключают полевые мониторы.
– Слушай. Спасибо за новости, конечно. Только ведь ты санитар. Ей нужна медицинская помощь. Приступай.
– Вы не поняли, сэр. Я не санитар, а связной. Радиосеть накрылась сразу после того, как от вас получили сообщение сегодня утром. Мне приказано доставить вас в штаб. Без промедлений.
У меня закружилась голова. Бред какой-то.
– Хорошо. Тогда возьмем ее с нами.
Санитар с сомнением покачал головой.
– Она не переживет переноски.
Я уже потерял двенадцать солдат. Пигалицу я терять не намерен.
– Значит, я остаюсь.
Санитар положил руку на винтовку.
– Генерал Кобб лично приказал мне доставить вас хоть под прицелом.
В глазах у меня побагровело. Лица мамы, Вальтера, Пух, погибших подчиненных слились в сплошной калейдоскоп. Не думая, я вскинул винтовку и приставил дуло к голове санитара.
– Под прицелом, говоришь? Как тебе такой прицел, а? – Я кивнул на Пигалицу. – Немедленно приступай к работе или мозги высажу.
Санитар разинул рот. Я снял винтовку с предохранителя.
– Она – член моей семьи. Ее муж – мой лучший друг. Он сейчас на орбите, надеется, что здесь я не дам ее в обиду. Это ты понимаешь? Я не позволю родному мне человеку погибнуть. И пусть третий батальон второго полка идет куда подальше.
Санитар замер, будто истукан – только руки, словно сами по себе, разматывали провода от полевого монитора.
– Как скажете, сэр. Давайте, глянем, как с ней дела.
Я опустил винтовку. Санитар присел к Пигалице и дрожащими пальцами подключил монитор. Мы подождали, пока тот пискнет, и санитар наклонил его к себе, считывая показания.
– Кровопотеря. Небольшое нагноение. Пуля расколола ключицу, хотя это не смертельно. В целом состояние тяжелое, но стабильное. Кто-то хорошо о ней позаботился. Ребенок тоже в порядке.
– Ребенок?
Пигалица отвернулась, и я понял, что это правда. Правда настолько дикая, что я не знал, нарушает ли она устав. К тому же с современными контрацептивами случайная беременность – неслыханное явление.
– Эй, ты что, не предохранялась?
– У меня еще два месяца в запасе. Пока что я боеспособна.
– Тебя же тошнит каждое утро.
– Как и многих других.
Что правда, то правда. И потом, армия терпит утренний кашель курильщиков. Пока что Пигалица вполне справлялась с заданиями. Через месяц, если потребуется, она примет пилюлю, и плод рассосется.
– Но зачем?
– Вдруг я потеряю Мецгера…
Если бы мне удалось сохранить частицу Пух, или Вальтера, или кого-нибудь из родственников, нарушил бы я устав? Конечно! Только что я чуть не убил санитара, пытаясь спасти Пигалицу.
– Не волнуйся за него; с ним ничего не случится.
Вряд ли она вняла моим словам. Если рассуждать трезво, Мецгер в безопасности: у слизней нет зенитной артиллерии. Тут «Книга чисел» не ошиблась. Но если верить «Книге чисел», Пух тоже должна быть жива.
– Джейсон? – Пигалица сжала мой рукав. – Ты должен идти. Ты ведь сам сюда вызвался. А я выживу. Если ж нет – так и я сама сюда вызвалась.
Никто из нас не потупил взгляд. Вальтер, Пух и двенадцать погибших солдат – они тоже когда-то вызвались и погибли на службе. Я перед ними в долгу. Я бы не бросил Пигалицу за честь, или родину, или для того, чтобы убить больше слизней. Но я оставлю ее в память о Вальтере, Пух и, в конце концов, ради нее самой – ее и ребенка.
– Мецгер знает?
Она покачала головой.
– Я готов, – обратился я к санитару, надев рюкзак. – Как придем в штаб, можешь подать на меня рапорт.
Он едва заметно улыбнулся.
– Раз вы идете, мне нет никакой нужды возвращаться. И тут работы хватит. Раненая ваша еще не совсем вне опасности, и у меня припасена в сумке парочка волшебных средств. К тому же мы не пишем друг на друга рапорты. Все мы одна семья.
Я наклонился к Пигалице и поцеловал ее на прощанье в лоб.
– Спасибо.
После чего я развернулся и помчался в штаб. Пока бежал, глянул на равнину. Там, на горизонте, нарастала тень еще больше вчерашней.

36

Я несся к штабу вдоль почти пустых траншей, слушая, как бомбы с «Надежды» дождем сыплются на равнину. Потом взрывы затихли. Слишком рано. Я задрал голову, придерживая шлем. Серебристая точка «Надежды» светила с неба, все еще явно на огневой позиции. Странно.
Вскоре грохот от оружия слизней понесся по скалам. Они уже приблизились на расстояние ружейного выстрела. А «Надежда» – молчок.
Пока я бежал, то думал – застрелил бы я на самом деле санитара или нет. Думал, сказать ли Мецгеру о том, что его жена беременна. Думал, как же нас крепко ударило, если через два дня сражений специалиста четвертого класса назначают командовать батальоном. Батальоном, в котором три пехотные роты и одна рота тяжелого оружия. Батальоном, в идеале (от которого мы были, конечно, далеки) состоящим из восьмисот человек, чья жизнь будет в моих руках.
К тому времени, когда за очередным поворотом показалась штаб-квартира, звуки сражения стихли. Мы снова отбили атаку.
С тех пор, как меня отослали командовать взводом, саперы соорудили над штаб-квартирой навес и укрепили его каменными обломками. Под ощетиненным антеннами навесом суетились солдаты: подбежав ближе, я понял, что они оттаскивают раненых. Насыпь вокруг штаб-квартиры выстилали тела слизней. Если зеленая нечисть уже сейчас так близко подобралась к нашему штабу, их следующая атака будет последней.
Я нырнул под навес и подождал, пока заработает прибор ночного видения. Первым, кого я узнал, был Говард Гиббл: он сидел, прислонившись спиной к стенке траншеи. На его тощих коленях лежала винтовка с треснувшим прикладом. Говард ненавидел оружие и брался за винтовку только в самом крайнем случае.
Рядом с Говардом присел санитар и перевязывал ему окровавленную руку.
– Что случилось? – спросил я.
Санитар закончил возиться с повязкой.
– Слизни прорвались в штаб. Майор собственноручно уложил полсотни. Последних двух добил прикладом.
Я с трудом сдержал улыбку.
– Ух ты, Говард!
Он закинул голову назад.
– Убил бы за сигарету.
– Ты все еще думаешь, они единое существо?
Говард устало кивнул.
Вошел дежурный по штабу и при виде меня вытянулся по струнке, едва не проломив головой крышу.
– Сэр!
– Меня зовут Уондер.
– Генерал Кобб приказал привести вас к нему сразу, как появитесь, сэр.
И он повел меня глубже в лабиринт крытых траншей, в который превратился штаб за время моего отсутствия. Сипели рации. Рядами стояли носилки с ранеными. И среди них слишком многие были уже не ранеными, а мертвыми.
Меня передали другому дежурному, с которым мы прошли в самый мозг экспедиционных войск. Это здесь слизни пробили крышу и прорвались в штаб. Многие инопланетяне все еще лежали на полу. Да, не связывайтесь с Говардом Гибблом…
– Я Уондер, новый командир третьего батальона второго полка.
– Уже нет, сэр, – подсказал сбоку дежурный.
– Как? – Ярость вскипела во мне. Что же я, бросил Пигалицу за просто так?
– Джейсон!
Я обернулся. Генерал Кобб лежал на носилках с кровавой повязкой на лице. Я подскочил к нему; он наощупь поймал мою руку и нахмурился, когда его пальцы окрасились кровью.
– Сильно ранен, сынок?
Я посмотрел себе на руку. Из плеча торчал кусок металла. Я его даже не почувствовал.
– Нет, сэр. А вы?
Он грустно тряхнул головой.
– Я не могу командовать тем, чего не вижу.
Кто-то сзади звал маму. Я на секунду оглянулся.
– Ты хорошо справился со взводом, – продолжал генерал. – Справишься и с дивизией.
В ушах у меня зазвенело – и не только от какофонии вокруг нас. Мне что же, предлагали сыграть в покер на судьбу всего человечества на кону? Да я и правил-то не знаю. И карт у меня нет.
– С дивизией, господин генерал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29