– Еще гороху, Джейсон? – предложила она. – Это последний свежий; с завтрашнего дня буду готовить из замороженного. Потом, – наморщила лоб, – потом не знаю.
Я отказался, и она сунула горох мистеру Райану. Тот крякнул, но от телевизора не оторвался. Да-да, от телевизора. Атмосферная пыль отражала сигналы для голографов, однако проводов, оставшихся под землей с эпохи кабельного телевидения, это не касалось. Поэтому те, у кого сохранились старые телевизоры, эти ящики с электронно-лучевыми трубками, могли подключиться и смотреть новости. Телевизор у Райанов был: чего нет у Райанов, найдешь разве что в археологическом музее.
Телевизор – он как голограф, только плоский. Со временем привыкаешь.
На экране ведущий спрашивал какого-то профессора про Ганимед.
Профессор помахал указкой в сторону висящей над столом голограммы – медленно вращающейся каменной глыбы.
– Ганимед – самый крупный спутник Юпитера. Он больше Луны, но меньше Земли, так что сила притяжения там слабее, чем у нас. Единственное, кроме Земли, место в Солнечной системе, где есть жидкая вода. Там она, правда, скрыта глубоко внутри планеты. Вот снимок, сделанный космическим зондом «Галилей» в двухтысячном году. Обратите внимание на резкие контуры – никакого венчика вокруг планеты, никакой атмосферы. – Он повернулся на стуле и ткнул в похожую голограмму рядом с первой. Края новой глыбы выглядели расплывчатыми. – А этот снимок с телескопа – всего недельной давности. Прошло тридцать семь лет – и вуаля! Атмосфера!
– И что это значит, профессор?
– Это значит, что пришельцы устроили аванпост на Ганимеде. Они создали атмосферу для всей планеты.
– А что это говорит нам о них? – Ведущий наморщил лоб.
– То, что им нужна планета с водой и воздухом. Поэтому они и стреляют по нам этими огромными снарядами, а не ракетами с атомными боеголовками. Чтобы постепенно уморить нас, не вызвав ядерной зимы.
– Они не хотят испортить товар?
Профессор на экране радостно закивал.
Мистер Райан воинственно взмахнул вилкой.
– Так отправьте туда десантников. Уж они-то сумеют кое-что испортить.
Мистер Райан горевал из-за деревьев. Но человечеству не то что десантников – хомячка не послать на Ганимед. Мы на собственную-то Луну с прошлого века не летали; как уж тут нападешь на сверхрасу, которой по силам соорудить кондиционер для целой планеты?
– Вальтер! – возмутилась его супруга. – Злом зла не исправишь.
И мистер Райан заткнулся, как затыкался всю жизнь.
Ведущий повернулся к камере.
– Смотрите после перерыва: армия беспомощна; новый Перл-Харбор.
Мистер Райан щелкнул выключателем.
– Лучше газеты почитаю.
Не удивляйтесь, снова начали печатать газеты. «Зеленые» не протестовали: деревья-то все равно гибнут.
– Какие ты выбрал войска? – обратился ко мне мистер Райан.
– «Царицу полей», – гордо ответил я.
– Ну ты дал! Это пехоту, что ль?
Ой-ой.
– Сержант посоветовал.
– Знаю я их советы, как-никак в торговле проработал. Первым делом всегда спихивают самый дрянной товар. И потом, если кто и победит в этой войне, так это ракетчики.
Признаться, я тоже подумывал о модных ныне космический войсках Объединенных наций, но, чтобы туда попасть, надо быть математическим гением, вроде Мецгера. А я, хоть и умудрился отличиться на экзаменах по словесности (за что позже регулярно слушал психологов о том, как важно не потерять цель в жизни), схлопотал трояк по алгебре и пошел легким путем: выбрал курсы по ремонту компьютеров. И это впервые с третьего класса разлучило меня с Мецгером.
– Подумать только, пехота. Ты уж хоть приведи себя в форму за этот месяц.
Месяц я провел, глотая «Прозак», чтоб не думать о маме, пропивая аванс, отсыпаясь и скачивая порнуху. Остальное время слонялся без дела.
За день до сборов я пришел в призывной пункт за путевым довольствием. Навстречу вышел парень в форме курсанта космических войск. Костюм цвета хаки, высокие ботинки, синий шарф. Вот уж кто классно смотрелся, даже сквозь постоянную мглу.
– Уондер!
Это был Мецгер. Завидев меня, он покраснел.
– Я слышал, ты, э-э-э… тоже записался… после того как…
Мецгер – вроде как мой лучший друг, но мы с ним не разговаривали с того момента, как меня задержали из-за разбитых окон.
– Ну, в общем, да. – Я передернул плечами. Да и чего болтать зря? Разве он виноват, что у него есть родители и нормальная жизнь? Не знаю, позвонил бы я ему, поменяйся мы местами. А мама бы сейчас махнула рукой и сказала, что мальчишки не способны на настоящую дружбу.
– Сам-то как здесь оказался? – спросил я. – Я думал, только хулиганов посылают на службу до окончания школы.
– Не, если нормально учиться и предки согласны, можно начать подготовку еще в школе. Вот выпущусь и… – Он сложил ладони и показал ими на небо.
Уже сейчас военные били с земли ракетами по вражеским снарядам, а по слухам, всего через несколько месяцев установят постоянный патруль перехватчиков между Землей и Луной. Вот где оторвутся фанаты компьютерных игр. Мецгеру вообще все легко давалось – но в леталках ему просто не было равных. Говорят, победы в голоиграх – признак талантливого пилота-перехватчика. Им нужны те же рефлексы.
– А ты теперь где, Уондер? На курсах вертолетчиков?
Иногда Мецгер вел себя прямо как взрослый. Дипломатично. Мы оба прекрасно знали, что я не в ладах с математикой, а после космических кораблей вертолеты считались заманчивей всего в армии.
Я щелкнул его пальцем по плечу.
– Вертолеты для слабаков.
– Тогда где?
Мимо прошли две девчонки. Светленькая жадно пробежалась глазами по Мецгеру и что-то зашептала подружке.
Мецгер осклабился.
Девчонки и так постоянно на него заглядывались, а теперь он еще и Люк Скайуокер впридачу. Я глянул на небо и, щурясь на серое солнце, сказал:
– В пехоте.
– В пехоте? – На мгновение он опешил, однако потом пришел в себя. – Так это здорово. Не, правда здорово. – Мецгер обвел взглядом голые деревья. – И когда отбываешь?
– Завтра с утра.
– Небось все это время мускулы качал.
– Еще бы.
– Есть повод напиться.
Следующим мрачным утром я, сгорбившись, сидел на скамейке в аэропорту, обхватив руками больную голову, и время от времени поглядывал на неуклюжий самолет за окном – серый, как каждое утро с начала войны.
Я раньше не видел самолетов с пропеллерами – разве что в музее – но пыль, поднятая снарядами, разъедала реактивные двигатели. После того, как рухнули два реактивника, пассажирские рейсы отменили. Аэропорты теперь – сплошь для военных.
Пыль и для пропеллеров не радость, но механики обложили двигатели фильтрами, чтобы задерживать грязищу. Мешки от фильтров свешивались из-под крыльев, как коровье вымя.
Я потер пульсировавшие виски. Прошлым вечером мы с Мецгером раздобыли пива, съездили за город, стащили козу, привезли ее в школу и выпустили в школьной столовой. Идею, как всегда, подбросил Мецгер. Наглость у летчиков в почете.
Я повернулся к соседу, здоровенному негру, развалившемуся на кресле. Выглядел он так же хреново, как я себя чувствовал.
– Что скажешь, эта старая корова поднимется в воздух?
Он насупился.
– Корова? Это «Геркулес»-то? С-130 был лучшим самолетом в свое время.
Нате вам! Очередной фонтан из цифр и букв. Эти призывники, похоже, действительно угодили сюда по собственному желанию. Я что – единственный нормальный среди психов?
– По машинам, дамочки! – Капрал из самолета казался еще фанатичней призывников.
Мы встали, потягиваясь, покрякивая и роняя слюни. Если топтанием на месте можно победить в войне, то у нас неплохой потенциал.
Погрузились и поднялись в воздух. На счастье, «Геркулес» не только не рухнул, но еще и загромыхал, как бочка по булыжникам, так что больше пламенных слов слушать не пришлось. Мы дважды садились сменить мешки для фильтров и наконец шмякнулись оземь (я не преувеличиваю) примерно в полдень по местному времени, где бы ни было это самое место.
– Выгружайтесь, дамочки, приехали. Форт Индиантаун, штат Пенсильвания.
Звучало вполне цивилизовано. Не то чтобы Гренландия или джунгли какие.
Самолет опустил трап, и внутрь дохнуло Антарктикой. Когда нас согнали по трапу и выстроили в четыре ряда на потресканном, поросшем сорной травой асфальте, мои зубы стучали так, что глаза тряслись в глазницах. Оказывается, в Пенсильвании нет цивилизации.
– Взвод! Смир-рна!
Я навидался военных фильмов, перестроенных под голограф, и знал, что «смирно» значит вытянуться и замереть. Будто мама поставила тебя к дверной стойке и отмечает твой рост карандашом. Во дурь, а?
Ветер гнал сухие листья по снегу и уносил прочь выхлопы «Геркулеса». Кто-то закашлялся.
Я смотрел прямо перед собой на запорошенные снегом холмы, покрытые серым голым лиственным лесом, который не всякий колорадец видывал. Это вам не наши сосны.
– Надо было в Гавайскую армию подаваться, – сказал я негру-здоровяку из аэропорта.
Он фыркнул.
Да, не лучшая моя шутка. А вот однажды, когда Мецгер обедал с девчонкой-болельщицей, я рассмешил его так, что у него молоко пошло носом.
– Имя, курсант? – прогремел позади меня голос, так что волосы на шее встали дыбом.
– Мое, сэр?
– Сэр? На «сэр» обращаются к офицерскому составу!
Военный вышел вперед и вперился мне в глаза, так близко, что казалось, он коснется меня широким полем своей коричневой шляпы. Обветренное лицо человека до того старого, что из-под шляпы выглядывали седые волосы. Ледяные серые глаза, холоднее, чем форт Индиантаун.
– Я старший инструктор по строевой подготовке сержант Орд, и обращаются ко мне «господин инструктор». Имя?
Капля слюны вылетела у него изо рта, но замерзла прежде, чем коснулась моего лица, и отлетела в сторону, как бейсбольный мяч.
– У-Уондер, господин инструктор.
– Курсант Уондер. – Он остановился. Сержант говорил громко, чтобы всем было слышно, несмотря на завывающий ветер. Наверняка он повторял это с каждой группой, и на сей раз примером буду я. Должно быть, от этой мысли я закатил глаза.
– В положении «смирно» разрешается дышать, моргать и глотать. Не разрешается шутить, закатывать глаза и танцевать макарену.
Что танцевать? Я дрожал на ветру, как дряхлый «понтиак».
Орд развернулся, заложив руки за спину.
– Взвод стронется с места и уйдет с приятного ветерка в помещение, когда курсант Уондер правильно встанет по стойке «смирно».
Я почувствовал волну ненависти от каждого промерзшего насквозь курсанта на этом асфальте. Так нечестно! Я не мог стоять смирно. Дрожь – безусловный рефлекс. Я же ничего не сделал. Ну, может, конечно, не стоило открывать рот.
Меня даже в лыжном свитере била дрожь. А на Орде была легкая форма: выглаженная хлопчатобумажная рубашка, штаны и отполированные до блеска ботинки. И дурацкая шляпа. Но он продолжал ходить взад-вперед, будто прогуливался по пляжу.
Минуло, наверное, минуты три, прежде чем мое тело вконец закоченело и перестало дрожать. Казалось, прошло не меньше получаса.
Орд повернулся к нам, руки за спиной, и перекатился с носков на пятки.
– Хорошо. По команде «разойдись» вы поднимете свои вещи, повернете направо и неспешно направитесь в каптерку – во-он туда.
Он показал на заснеженный барак на горизонте. Барак был, наверное, не далее чем в полукилометре, но казалось, будто он в другой стране. Кто-то всхлипнул.
– Там вам дадут горячую еду и обмундирование, включая полевые куртки с подкладками. Эти куртки, как вы позже поймете, наилучшая защита от плохой погоды, когда-либо изобретенная человечеством.
– Боже мой, да пошли уже, – раздался шепот.
Орд будто не слышал.
– Еда и обмундирование поставляются за немалые деньги налогоплательщиков, которых вам выпала честь защищать.
Снова завыл ветер. Кто-то процедил сквозь сжатые зубы: «Мой член замерз, а то бы я штаны обмочил». И если бы парень обоссался, мы бы точно кинулись греть руки об пар.
Орд и на это не обратил внимания. Уверен, налогоплательщики озверели бы, узнай они, что Орд на их деньги издевается над сиротами, которых занесла нелегкая в армию.
– Разой-дись!
Видимо, «неспешно направитесь» по-армейски значило «кинетесь бегом». Правда, если бы я знал, что будет дальше, то побежал бы в другую сторону.

4

Мы вломились в каптерку, точно высаживаясь на вражеский берег. Внутри ее делила пополам перегородка по пояс высотой. За перегородкой скучали солдаты в зеленой форме, а позади них, на полках, лежали такие же зеленые вещи. Мы выстроились за одеждой и получили по стопке шмотья – до подбородка. Запахло бабушкиным шкафом.
– Пользованные штуки, – сказал я знакомому негру-здоровяку.
– Не, их с войны никто в руки не брал.
– Со второй Афганской?
– Со второй мировой.
Я фыркнул.
– Я на полном серьезе. – Он бросил вещи на деревянный стол и кивнул на отмытые деревянные стены. – Армия переполнена. А здесь в последний раз готовили солдат к Вьетнаму.
Флегматичный солдат сорвал пакет со стопки полевых курток. На пол посыпались шарики от моли.
Я протянул негру руку.
– Джейсон Уондер.
– Дрюон Паркер, – его рука будто проглотила мою.
– Откуда ты столько знаешь, Паркер?
– Я давно хотел записаться. Мой дядя генерал.
И Дрюон сознательно выбрал пехоту? Выходит, я не ошибся с выбором.
– Дядя говорит: сначала надо побывать в аду, а потом можно перейти и на генерал-адъютантскую службу. Так что я начал с пехоты.
Я упал духом, но после воспрянул.
– Перейти?
Он потряс головой.
– В военное время, если нет связей, такого не происходит. Практически все здесь останутся в пехоте до самой смерти.
– Военное время? Может, космические войска и воюют на Луне…
– Не в этом суть. Экономика сейчас ни к черту, безработица как никогда, одна надежда на армию. Открывают лагеря типа этого, роются на складах. Хотят нас всех подготовить.
– К чему подготовить?
Паркер пожал плечами.
– Чистить воронки, оставшиеся от городов. Эвакуировать новые города. Разгонять недовольных, когда кончится еда. Ты что, новостей не смотришь?
Зачем, когда можно послушать краткий пересказ в исполнении Паркера? Он хороший парень, и умный в придачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29