– И только поэтому? Продолжайте, принцесса, должна быть другая причина. В конце концов, я человек, которого вы больше всего не любили. И мне кажется странным, что вы так поразительно изменились.
Его холодность пронзала Шану насквозь. Всегда он подстрекал и подталкивал ее, это происходило и сейчас. Каким-то образом девушка сдерживала себя, чтобы не разразиться слезами, хотя в душе у нее все клокотало от негодования й обиды.
Она схватила графа за тунику.
– Почему ты такой жестокий? – воскликнула Шана. – Почему ты держишь меня на расстоянии, тогда как я готова отдать тебе все, что имею… всю себя?
Торн натянуто улыбнулся.
– Неужели? Женщинам свойственно разыгрывать из себя милашку, когда им что-то нужно получить от мужчины. Но, тем не менее, я скоро узнаю, правду ли ты мне говоришь, или то, что мне больше всего хочется услышать. – Он резко оттолкнул ее от себя и насмешливо поклонился. – А сейчас, принцесса, вы должны простить меня за то, что покидаю вас. Мне нужно посмотреть, как устроился наш… гость.
Оцепенев, Шана наблюдала, как Торн повернулся и быстрым шагом направился к двери. И только когда она со скрипом отворилась, Шана обрела голос, рванулась вперед и закричала:
– Торн! Торн!
Но он не услышал, а может быть, сделал вид, что не слышит.
Джеффри без устали ходил по залу, когда Торн гуда вернулся. Граф уловил на себе встревоженный взгляд друга. Решив отвлечься от мрачных мыслей, он сурово приказал служанке принести пива.
– Не лей слезы по леди, – проворчал Торн. – Если бы я хотел с ней разделаться, то давно бы сделал это. – Он фыркнул и продолжил, как бы обращаясь к самому себе. – Конечно, я правильно поступил, сделав ее своей, но, черт возьми, она все же вызывает у меня недоверия!
В другое время Джеффри, безусловно, рассмеялся бы. Но теперь его красивые черты лица были мрачными, когда он посмотрел на друга, который усаживался на стул.
– Этот валлийский налетчик, Дракон, – медленно проговорил он, – он что, действительно был ее женихом?
– Да, – Торн хрипло рассмеялся. – А она еще осмеливается клясться, что не знала, что он и есть Дракон!
– Торн, возможно, я не имею права об этом судить, но мне кажется, что это может оказаться правдой.
Граф бросил на него огненный взгляд и коротко сказал:
– Тебе лучше не судить об этом. Но ты хорошо сделал, что поймал нашего неуловимого врага. Я сам доложу Эдуарду о твоем участии в захвате Дракона. Можешь быть уверен, он узнает, что это сделал ты.
Джеффри слегка улыбнулся.
– Хотя их было всего двое, мы гнались за ними полдня. По чащам и поросшим лесом горам, мы чуть не потеряли их несколько раз. Мы бы так и не поймали Дракона, если бы не его лошадь. Она захромала. Но боюсь, что другой сбежал.
По лицу Джеффри было видно, что он чувствует себя неловко.
– Я хочу предупредить тебя, Торн. Два дня назад приехал посыльный от короля. Кажется, Эдуард более чем недоволен потерями англичан.
– Говори прямо, друг мой, – перебил его граф с натянутой улыбкой. – Ты хочешь сказать, что он более чем недоволен моими усилиями по подавлению восстания здесь, в приграничных зонах.
И он рассказал Джеффри о том, что случилось в Лэндири, что действительно кто-то грабит без сожалений земли валлийцев, и все это от его имени.
– Это тот, – мрачно закончил Торн, – кто хочет очернить мою репутацию.
– И возможно подорвать веру короля в тебя, – сказал Джеффри, задумчиво поглаживая щеку. Он нахмурился. – Должен сказать тебе, Торн, что лорд Ньюбери прямо злорадствовал, когда прибыл посыльный от короля. Он открыто выражал, свое недовольствие тем, что Эдуард назначил тебя, а не его командовать здесь войсками. И не делал секрета из того, что жаждет получить Лэнгли. Вполне возможно, что он замешан в совершении этих нападений от твоего имени.
– Я тоже так считаю. – Торн сделал гримасу. – Я приму меры и впредь буду следить за его действиями.
Их разговор снова вернулся к Шане. У Торна все защемило внутри. Он снова представил ее широко открытые, блестящие, полные молчаливой мольбы глаза. Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы остаться стойким и не дрогнуть, когда она трепетала на его руках, словно раненая птица, чтобы остаться твердым к ее мольбам, произносимым тонким, слабым, дрожащим голосом.
Искушение отбросить негодование и припасть к ее сладким, мягким, нежным губам было непреодолимым. Но его железная, собранная в кулак воля не позволила ему этого. Джеффри, похоже, был настроен поверить ее заявлению, что она не знала, что под кличкой Дракон скрывается Барис. Но Торн был полон желания узнать правду, и он решил, что сейчас ее узнает.
С этой мыслью граф ушел из зала и направился прямо к тюрьме. Подойдя, он дал знак страже открыть дверь в темницу Бариса. Через минуту он уже вошел туда.
Камера была тесной и холодной, свет пробивался через решетку, расположенную высоко над дверью. Пленник сидел на полу, прислонившись спиной к сырой каменной стене.
Барис медленно поднялся, когда увидел, кто стоял напротив.
– Лорд Вестен, – сказал он, подчеркнуто низко поклонившись. – Вы оказываете мне честь своим присутствием.
Глаза Торна сверкнули. Валлиец не выказывал покорности ни в голосе, ни в манере держаться.
– Вы устроили нам веселую охоту в течение многих месяцев, – холодно заявил граф. – Но все рано или поздно кончается, так же и ваш маскарад с Драконом.
Барис напряженно улыбнулся.
– Но это вовсе не значит, что люди перестанут сопротивляться. Мой народ не сдается так легко.
– Ах, да, вы же упрямцы. Я это хорошо знаю. Вспоминаю, что в Мервине вы чувствовали себя таким умным, понимая, что я вижу вас во плоти. И мне в голову не приходило, что вы и были тот самый Дракон. Представляю, как вы смеялись потом с небезызвестной принцессой!
Когда Торн закончил говорить, то уже не мог сдерживать свою ярость.
Барис напрягся. Казалось, что его гнев не имеет границ, когда он узнал, что граф-бастард сбежал из Мервина, похитив при этом Шану и сделав ее своей женой. И конечно, его роль Дракона была своего рода местью и заключалась в том, чтобы направить свой меч и ум против графа в этой игре между Англией и Уэльсом.
– Вы ведете себя так, словно вы один пострадали, – сказал Барис, не скрывая горечь. – Но я хотел бы вам напомнить, милорд, что это вы похитили мою невесту!
– А мне хотелось бы напомнить вам, что она – моя жена, и при всем при этом спасла свою хорошенькую шейку. Что, если король вдруг узнает, что она скрыла, кто вы такой? И тот факт, что она моя жена, – ее единственное спасение!
Барис весь побледнел.
– Шана ничего не знала, ничего! И вы ошибаетесь, если думаете иначе.
Торн скривил губы.
– Что?! Вы хотите сказать, что она не знала о нашем маскараде?
– Да, – горячо сказал Барис. – Никто, кроме нескольких верных друзей и принца Левеллина не знал об этом, так как дело было довольно опасным. И если бы все было так, как вы говорите, то есть я сообщил бы Шане об этом, то таким образом я поставил бы ее под угрозу. Я никогда не стал бы так рисковать! Я ее слишком люблю, чтобы подвергать опасности ее жизнь.
Их взгляды столкнулись, и мужчины замолчали. Казалось, что время тянулось бесконечно долго, а в воздухе ощущалось огромное напряжение.
Торн ожидал, что Барис встанет на защиту Шаны, но чего он не ожидал, так это того, что поверит ему. Даже в такой ситуации граф понимал, что Барис не лжет…
Нет, Барис не лгал. Торн не мог не поверить в пламенное заверение пленного рыцаря, что Шана невиновна в обмане, что она не знала, кто был Драконом.
Торн сжал губы, ему, собственно, и нужно было услышать заявление Бариеа. Это все, что он хотел знать. Но почему он не чувствовал облегчения? И почему его сердце так больно сжималось?
Граф повернулся и позвал тюремщика. Голос Бариеа остановил его на полушаге.
– Подождите! Мне хотелось бы знать… как она? Она здорова?
Торн медленно повернулся, прижимая руки к бокам.
– Вам не стоит беспокоиться о ее благополучии, – резко сказал он. – Она больше не нуждается в вашей заботе.
К тому времени, когда Торн покинул тюрьму, он уже не мог обманывать себя по поводу тех чувств, которые терзали его душу – это была простая обыкновенная ревность. И хотя он презирал себя за такую слабость, все же не переставал задавать себе вопрос, как теперь Шана будет отвечать на его притязания, когда снова появился Барис. Будет ли отказывать ему снова? И снова станет доставлять печаль?
Эта мысль казалась Торну невыносимой, но хотя Барис, возможно, и был ее любовью, граф знал, что его очаровательная жена не знала до него ни одного мужчины, даже Бариса. Он, а не Барис, лишил ее невинности и сделал ее своей. Торн испытывал какую-то первобытную радость оттого, что он был первым мужчиной, разбудившим в ней страсть.
«Она принадлежит, только мне, – яростно подумал Торн. – И ей-богу, она должна знать это!»
Как раз в этот момент, когда он так размышлял, Шана собралась принять ванну. Она быстро окунулась в воду, бросив мимолетный взгляд через плечо. Когда девушка увидела Торна, стоявшего в дверях и сердито смотревшего на нее, она отвернула взгляд, подтянув при этом колени к груди.
Дверь закрылась. Вместе с его присутствием в комнате воцарилось молчание и повисло ожидание.
Без слов Торн пересек комнату, чтобы встать прямо за спиной принцессы. Его тяжелый взгляд остановился на женщине, которая не давала покоя его душе. Ее волосы, завязанные в узел, открывали изящный завиток и округлость плеч. Она же, не отрываясь, смотрела на резные зазубринки по краю деревянной ванны и не удостаивала своим пленительным взором графа. И потому, как она сжалась в воде, Торн уже знал, что нервирует ее своим вниманием.
И действительно, нервы Шаны были натянуты, как тетива лука. Ей отчаянно хотелось посмотреть на мужа, чтобы понять, в каком он настроении.
Принцесса почувствовала облегчение, когда он стал сбоку ванны. Ужасно нервничая, но, надеясь, что Торн этого не заметит, она медленно поднимала глаза.
К счастью, от его гнева не осталось и следа. Но Шане ничуть не стало от этого легче, так как она вновь почувствовала в нем скрытую угрозу. Он стоял над ней, высокий и устрашающий, хотя ничего и не делал, а только смотрел на нее.
На его губах появилась легкая улыбка, а Шана почувствовала, что у нее во рту все пересохло.
– Почему ты так на меня смотришь?
– Принцесса, – все так же мягко улыбаясь, сказал он. – Я только восхищаюсь тем, что принадлежит мне.
Отчаяние охватило ее сердце. Куда подевался нежный и заботливый любовник, которым он был несколько последних дней? А этот рыцарь с холодными глазами был ей хорошо знаком. Шана зажмурила глаза, желая погасить боль, которая словно ножом пронзила ее сердце.
«Боже, – горько подумала она. – Ведь она уже внушила себе, что они слишком далеко зашли, а может быть, даже придет время, и они не будут думать друг о друге. Но явно ничего не изменилось. Она была всего лишь его собственностью, чтобы доставлять ему удовольствие без любви и нежности».
Шана открыла глаза и увидела, что Торн закатал рукава туники, взял мыло и льняную ткань, которую она положила рядом с ванной.
Глаза девушки округлились. Она издала слабый, застрявший в горле звук.
– О, не стоит благодарить меня, – послышался его дерзкий голос у нее за спиной. – Вы мыли меня, принцесса, когда я был болен. Думаю, что настал мой черед оказать вам услугу.
Торн наклонился и ловко и быстро намылил ее изящную спину и плечи. Шана замерла, боясь пошевелиться, боясь даже дышать. Его руки скользили по ее покатым плечам и груди, затем – по ее рукам, опуская их на края ванны.
Пульс Шаны застучал в бешеном ритме. Теперь граф уже стоял перед ней. Небрежно он отбросил ткань в сторону. Краешком глаза принцесса видела, как Торн обильно намылил руки. Она громко вздохнула, когда его тонкие длинные пальцы скользнули по ее грудям, отчего они затрепетали и набухли, словно бутоны. Граф наклонился и прижался губами к ее затылку. Снова и снова кончиками пальцев он водил вокруг ее возбужденных грудей, приближаясь, но, почти не касаясь их трепещущих вершин.
Его шепот, томный и хриплый, раздался у нее над ухом…
– Ты убеждала меня, что можешь терпеть мои поцелуи, только представляя, что я Барис. Скажи мне, принцесса, это все еще правда?
Она ответила прерывисто дыша.
– Нет, – слабо сказала она. – Это никогда не было правдой.
Шана положила голову ему на плечо. Торну нужно было только слегка наклониться, чтобы своими губами накрыть ее рот, удивительно нежный и притягательный. И когда он поднял голову, девушка почувствовала себя обделенной, потому что ждала поцелуя.
– Это очень радует меня, моя милая. Это меня очень радует. И, все же, мне хотелось бы знать… Когда я ласкаю и прикасаюсь к тебе в этом месте, – его дьявольские пальцы гладили кончики ее грудей, поднимая соски до болезненного возбуждения так, что у Шаны вырвался стон, – ты тоже закрываешь глаза, чтобы увидеть своего возлюбленного Бариса?
Он не дал ей возможности ответить, продолжая низким и грубоватым голосом:
– Мне хотелось бы знать, желаешь ли ты Бариса, когда я глубоко погружаюсь в тебя, так глубоко, что уже не знаю, чья кровь бешено пульсирует: твоя или моя?
Шепот был соблазняющим. Ее сердце застучало еще сильнее. Шана трепетала, подумав о том, что они делали, что она позволила ему делать. Девушка подумала, что любила Бариса всем своим существом, но никогда не могла бы себе представить, что Барис ласкал бы ее так, как Торн ласкал сейчас.
Сильная и одновременно нежная рука коснулась холмиков ее грудей, впадинки на животе, добралась до нежных волос, охранявших ее самую большую драгоценность. И пальцы Торна посягали на эту драгоценность, на это сокровище, и глубоко и плавно погрузились в горячее лоно принцессы. От этого дерзкого, грабительского набега Шана лишилась речи и со стоном разжала в воде свои красивые ноги. Страсть горячила ей кровь, затуманила разум, вызывая при этом единственное желание испытать все то новое, что Торн осмелится предложить, почувствовать оглушающее давление его плоти.
– Скажи мне, милая, это о Барисе ты мечтаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46