Но кто был причастен к похищению Голланда? Человек, написавший записку, или тот, кому она предназначалась?
Все эти вопросы пока оставались без ответов. После нескольких догадок мужчины решили, что неважно, откуда появился обрывок письма. Тем не менее, его сохранили на тот случай, если в дальнейшем он станет звеном в цепи доказательств.
– Мы снова в полном неведении, – заметил Генри.
– Да, это трудный случай, – согласился адмирал. – Как бы нам ни хотелось что-то предпринять, мы застряли в этой ситуации, как флот, попавший в штиль.
– Пока у нас нет оснований связывать сэра Френсиса с похищением Чарльза Голланда, – сказал Маршдел.
– Определенно, нет, – ответил Генри.
– Однако я надеюсь, вы не забыли мое предложение. Нам следует узнать, не выходил ли он из дома ночью.
– Но как это сделать?
– Нагло.
– В каком смысле нагло?
– Давайте пойдем в его особняк и спросим у первого попавшегося слуги, где был сэр Френсис около полуночи.
– Я могу сходить один, – вызвался Джордж. – В таких случаях действительно лучше не церемониться.
Он схватил шляпу и, не ожидая слов одобрения или осуждения, выбежал из комнаты.
– Если окажется, что Варни никак не связан с похищением, то мы полностью потеряем след.
– Это верно, – согласился Маршдел.
– В таком случае, адмирал, мы будем полагаться на вашу интуицию и сделаем все, что вы нам скажете.
– Пока я хочу предложить сто фунтов стерлингов любому, кто даст мне какую-нибудь информацию о Чарльзе.
– Сто фунтов – это слишком много, – отозвался Маршдел.
– Нисколько, и я буду настаивать на своем. А если сумма становится предметом спора, то я готов увеличить ее до двух сотен. Возможно, бандитам, похитившим Чарльза, заплатили гораздо меньше, и они, польстившись на мои деньги, разоблачат своего хозяина.
– Ну что же? Возможно, вы правы, – ответил Маршдел.
– Я знаю, что прав!
Такое непомерное самомнение вызвало у Маршде-ла улыбку. Тем не менее, он, как и Генри, промолчал и с нетерпением начал ожидать возвращения Джорджа. А поскольку расстояние между поместьями было небольшим, младший Баннерворт выполнил миссию быстро и объявился раньше, чем его ожидали. Войдя в комнату, он не стал ожидать вопросов и тут же сообщил:
– Мы в тупике. Я абсолютно убежден, что вчера сэр Френсис никуда не выходил после восьми часов вечера.
– Проклятье, – проворчал адмирал. – Надо отдать должное этому дьяволу. Но он точно связан с этим делом.
– Определенно связан.
– Джордж, у кого ты получил такую информацию? – уныло полюбопытствовал Генри.
– Прежде всего, от слуги, которого я встретил неподалеку от дома Варни, а затем от другого – уже у ворот особняка.
– Значит, ошибки быть не может?
– Конечно, нет. Слуги отвечали мне мгновенно и искренне, так что я не сомневаюсь в их словах.
Дверь открылась, и в комнату вошла Флора. В сравнении с тем, как она выглядела несколько недель назад, несчастная девушка казалась жалкой тенью. Нет, она по-прежнему была прекрасной, но целиком и полностью подходила под описание той жертвы разбитого сердца, которая во цвете лет сошла в могилу от душевных мук. И как сказал поэт:
«Непомерно прекраснее, чем смерть, Она выглядела такой же печальной».
Бледность Флоры навевала сравнение с мрамором. Сжав ладони, она смотрела на мужчин и пыталась отыскать в выражении их лиц хотя бы малейшую надежду или утешение. Ее можно было принять за изящную статую отчаяния.
– Вы нашли его? – спросила она. – Вы узнали, где Чарльз?
– Флора, успокойся, – взмолился Генри, приближаясь к ней.
– Скажи мне, где он? Вы же отправлялись на поиски.
– Мы не нашли его.
– Тогда я сама пойду искать Чарльза. Никто не приложит к этому столько усилий и веры, сколько я. Лишь моя чистая любовь может помочь в таких поисках.
– Поверь мне, милая Флора, нами сделано все, что было возможно за это времени. И мы принимаем дальнейшие меры. Клянусь, сестра, мы ни на миг не успокоимся.
– Они хотели убить его! И убьют! – скорбно сказала девушка. – О, Боже мой! Они убьют его. Я еще не сошла с ума, но все идет к тому, что скоро мой разум действительно угаснет. Чарльз пытался защитить меня от вампира, и это обрекло его на гибель. Проклятый вампир!
– Флора, возьми себя в руки!
– Чарльза убьют за любовь ко мне. Я знаю это. Знаю! Вампир преследует меня. Мне уготовлены страдания. А те, кого я люблю, найдут свою смерть по моей вине. О, молю вас, оставьте меня на погибель! Если кто-то в семье Баннервортов должен понести Божью кару за злодейства наших предков, то пусть этой жертвой буду я и только я!
– Сестра, успокойся, – крикнул Генри. – Я не ожидал такого от тебя! Подобные слова не достойны христианки, и ты сама об этом знаешь. Вспомни, как милостив был к тебе Бог. А ты говоришь о каре. Лучше замолчи и успокойся.
– Успокоиться?! Мне?
– Да. Прояви свой интеллект, которым мы прежде восхищались. Конечно, когда беды приходят одна за одной, человеку свойственно воображать, что вся это нарочно подстроено. Мы обвиняем Провидение за то, что Оно не помогает нам своими чудесами. В минуты бед люди забывают, что, будучи обитателями Земли и членами огромной социальной системы, они время от времени должны подвергаться инцидентам, которые мешают эффективной работе общества.
– Ах, брат! – с упреком воскликнула девушка. – Ты просто никогда не любил.
– И что?
– А то, что ты не можешь чувствовать, как твоя жизнь зависит от дыхания другого человека. Ты спокойно рассуждаешь на эти темы, потому что не знаешь того накала эмоций, с которым невозможно справиться.
– Флора, ты ко мне несправедлива. Я только хотел сказать, что Провидение не обрекает тебя на несчастья. Никаких извращений природы на твой счет не происходит.
– Значит, ты считаешь, что преследования вампира – да и само его существование – не является извращением природы?
– Он имел в виду другое, – вмешался мистер Маршдел.
– Страдающая жертва не может разделять с вами бесстрастные рассуждения. Мне кажется, что я самая несчастная девушка в мире.
– Все беды пройдут, сестра, и звезда твоего счастья снова взойдет над горизонтом.
– Ах, если бы я могла надеяться на что-то подобное.
– Надежда – привилегия несчастных. Почему же ты лишаешь себя даже этой малости?
– Потому что мое сердце кричит от отчаяния.
– Не говорите так, мисс Баннерворт, – вмешался адмирал. – Если бы вы поплавали в морях с моё, то никогда бы не впадали в безнадежное отчаяние.
– А вас когда-нибудь спасало Провидение? – спросил Маршдел.
– Да, и, смею сказать, не единожды. Однажды у мыса Ашант мы попали в ужасный шторм. Матросы срезали грот-мачту, но нам все равно грозила гибель. И только благодаря Провидению мы дотянули на полузатопленном судне до ближайшего порта.
Маршдел повернулся к Флоре и взглянул на ее печальное лицо.
– Вот видите. Надежда всегда остается. И она у вас есть!
– О чем вы говорите?
– Покинув эти места, вы снова найдете покой, которого лишились здесь.
– О, нет!
– Подождите. Я думал, вы хотели уехать отсюда. Насколько мне помнится, это было ваше твердое убеждение.
– Оно таким было, но обстоятельства изменились.
– Разве?
– Чарльз Голланд исчез рядом с домом, и я останусь здесь, чтобы разыскать его.
– Действительно, он был похищен где-то рядом, – согласился мистер Маршдел. – Но это еще не говорит о том, что его не увезут в другое место.
– В другое место? Куда же?
– Ах, если бы я знал ответ на ваш вопрос!
– Мне надо найти его – живым или мертвым! Я должна увидеть Чарльза, прежде чем оставить этот мир, который отныне потерял для меня свое очарование.
– Не отчаивайся, Флора, – подбодрил ее Генри. – Я сейчас же поеду в город и попытаюсь прояснить ситуацию. Мне кажется, что Чарльз стал жертвой какой-то грязной интриги. Мы задействуем всех наших друзей, чтобы отыскать его. Надеюсь, мистер Чиллингворт поможет мне. Не сомневайся, сестра, через нескольких дней мы узнаем, что случилось с Чарльзом Голландом.
– Спасибо, брат. И поезжай, не мешкая.
– Да, я сейчас же отправляюсь в путь.
– Мне вас сопровождать? – спросил Маршдел.
– Нет, лучше останьтесь здесь и позаботьтесь о безопасности Флоры.
– Не забудьте предложить двести фунтов стерлингов в качестве награды за любую надежную информацию о Чарльзе, – напомнил адмирал.
– Я все устрою.
– Надеюсь, из этого что-нибудь получится, – сказала Флора.
Она посмотрела на адмирала так, словно просила у него сил и мужества для новых надежд. И старый моряк ответил:
– Конечно, получится, моя милая. Не падайте духом. Если мне в голову засела какая-то мысль, то ее оттуда и молотком не выбьешь. Мы не свернем с выбранного курса и не откажемся от наших убеждений.
– Наших убеждений в честности Чарльза, – добавила Флора. – Мы будем отстаивать их до конца!
– Непременно, моя дорогая.
– Ах, сэр, как я рада, что среди этих бед нашелся человек, который будет действовать по справедливости. Мы с вами знаем, что Чарльз, с его умом и благородством, не мог писать таких эгоистических писем. Это просто абсолютно невозможно.
– Вы правы, мое дитя. А теперь, мастер Генри, поезжайте, если вы не передумали.
– Я уже еду. До свидания, Флора. Постараюсь сделать все возможное.
– До свидания, брат. И пусть небеса ускорят твою поездку.
– На том и остановимся, – произнес адмирал. – А теперь, моя дорогая, не согласитесь ли вы потратить полчаса на прогулку по парку? Я хочу вам кое-что сказать.
– С большим удовольствием, – ответила Флора.
– Мисс Баннерворт, – вмешался Маршдел, – я бы не советовал вам отходить далеко от дома.
– А вашего совета никто не спрашивал, – заметил адмирал. – Или вы хотите сказать, что я не способен позаботиться о леди?
– Нет, но…
– Довольно! Идемте, моя дорогая, и если на нашем пути встанут все вампиры мира, то мы разберемся с ними в два счета. Вперед, дитя мое, и не слушайте злобного карканья.

Глава 29
Древние руины. – Взгляд через железную решетку. – Одинокий пленник в подземной тюрьме. – Тайна

Не забегая вперед и описывая сюжет по порядку, мы, тем не менее, хотели бы привлечь внимание читателей к моменту, который может дать нам пищу для догадок.
Неподалеку от особняка, с незапамятных пор принадлежавшего семейству Баннервортов, находились древние руины, известные как старый монастырь. Вполне возможно, это были остатки одного из тех полувоенных строений, которые в средние века были очень многочисленны во всех уголках Англии. В тот период истории христианская церковь настойчиво и дерзко претендовала на политическую власть. Как мы знаем, дух времени отверг ее, но в те дни служители церкви насаждали истину своих доктрин с помощью сильной руки, и повсюду возводились мощные монастыри. Один из них лежал теперь в руинах почти на границе обширных владений Баннервортов.
Прикрываясь святостью религии, такие цитадели создавались в целях обороны и агрессии, и эта так называемая монашеская обитель больше походила на крепость, чем на церковное строение. Ее развалины были погребены под землей. Единственной уцелевшей частью были остатки трапезной, в которой веселые монахи пировали и проводили ночи в пьяных кутежах.
В стенах этого большого и мрачного помещения имелись низкие сводчатые двери. За ними начинались каменные лестницы, которые вели куда-то вниз – в лабиринты подземных коридоров, комнат и склепов. И, насколько помнят люди, никто не смел входить туда из-за страха и риска заблудиться. По словам местных жителей, подземные галереи имели многочисленные ловушки и ямы с водой. В основном, такие россказни были чистейшей выдумкой но они успешно охлаждали чрезмерный жар людского любопытства.
Об этих руинах знала вся округа, и, конечно же, остатки обители были хорошо известны членам семейства Баннервортов. В детстве каждый из них играл там с утра до вечера, и как это часто случается со знакомыми местами, монастырские развалины вообще перестали замечать.
Однако именно сюда мы приведем сейчас читателей, потому что древние руины оказались вовлеченными в нашу историю.
Был вечер – вечер того первого дня, когда сердце бедной Флоры стенало от тоски по Чарльзу. Лучи заходящего солнца скользили по живописными развалинам. Края потрескавшихся камней сверкали золотыми точками. Сочные краски заката преломлялись цветными стеклами большого мозаичного окна, и пятна отражений играли на каменных плитах пола, превращая его в замысловатый гобелен, достойный покоев любого монарха.
В этот час тут царила красота. Ее колоритность могла бы побудить любого человека, с душой романтического склада, отправиться в долгий и трудный путь – лишь бы взглянуть на такую картину. И когда солнце опускалось к горизонту, пятна света на древних потрескавшихся стенах постепенно темнели от искрящегося золота до алых оттенков и дальше к фиолетовому цвету, как бы вплавленному в тени вечера и переходящему в абсолютную тьму.
Здесь было тихо как в могиле. Такую полную и торжественную тишину почти невозможно описать, поскольку в ней отсутствовал любой намек на человеческое присутствие. И все же вековые стены вызывали мысли о давно прошедших временах, когда в этой трапезной звучали голоса людей и раздавался звон посуды. Наверное, поэтому всепоглощающее безмолвие, пропитавшее собой гранитные камни, несло в себе чувство меланхолии. И даже тихое жужжание насекомых не нарушало покоя этих древних и печальных развалин.
Лучи заката постепенно угасли. Все погружалось в темноту. Поднялся тихий ветерок, который пробежал по осыпям стен и каменным плитам, зашевелив высокую траву. Внезапно тишину взломал чудовищный крик отчаяния. Такой мучительный стон мог исходить лишь из уст пленника, заточенного на безвременный срок в подземной тюремной камере.
Да, это был скорее стон, чем крик. Он походил на жалобу души, когда человек, обреченный на лютую пытку, не имеет времени на то, чтобы призвать отвагу, и исторгает звук, который невозможно повторить.
Несколько напуганных птиц взлетели в ночное небо и с шумом унеслись в темноту, чтобы найти покой в ближайшей роще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39