Юный Голланд сунул в карманы куртки заряженные пистолеты, дабы в минуту опасности они оказались под рукой. Затем он накинул походный плащ, который привез с собой в особняк Баннервортов, и подошел к окну.
Луна уже сияла, хотя и как-то тускло. На небе было много облаков, они рассеивали свет, и лишь отдельные лучи ночного светила проникали сквозь эту белесую пелену. Чарльз не мог разглядеть из окна того места, где он должен был встретиться с Варни. Его комната находилась не так высоко, чтобы позволить ему смотреть поверх деревьев. Но из нескольких окон второго этажа пруд и дуб были хорошо видны. И так уж случилось, что адмирала разместили в спальной, которая располагалась над комнатой его племянника. А поскольку старик был занят мыслями об утренней дуэли между Чарльзом и Варни, он не мог заснуть. Покрутившись полчаса в постели и осознав, что с каждым мгновением его ум становится все более озабоченным, прославленный моряк решил прибегнуть к средству, которое порою помогало ему в сходных ситуациях.
Он оделся и собрался походить час-другой по комнате, а затем опять вернуться в постель. Но так как у него не оказалось спичек или огнива, чтобы зажечь свечу, адмирал подошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру и залюбовался парком, освещенным призрачным сиянием луны.
Перед ним открывалась широкая панорама. Взгляд возносился над верхушками деревьев и упивался видами, которые могли бы восхитить любого человека. И хотя старый моряк никогда бы не признал, что перспектива может быть красивой, если в ней на половину нет воды, он все-таки не устоял, открыл окно и выглянул наружу, с восторгом осматривая луга и деревья, чьи размытые контуры в дрожащем лунном свете поражали своим изяществом и благолепием.
А в это время Чарльз Голланд, желая избежать ненужных встреч и расспросов о его ночной прогулке, решил покинуть комнату через балкон, который, как мы помним, был словно приспособлен для подобной цели.
Прежде чем уйти, он бросил взгляд на панель с картиной и сказал:
– Ради тебя, моя милая Флора. Ради тебя я иду на встречу с ужасным оригиналом этого портрета.
Он открыл створку эркера и вышел на балкон. Для молодого и сильного юноши спуск со второго этажа не представлял особой трудности, и через несколько мгновений он был уже на парковой аллее. Между прочим, если бы Чарльз посмотрел наверх, то увидел бы седую голову дяди, который в этот миг выглядывал из окна. Его прыжок с балкона наделал достаточно шума и привлек внимание адмирала, но тот узнал племянника и не стал поднимать тревогу. Он ни минуты не сомневался, что это Чарльз, так как увидел его на открытой лужайке при свете луны.
Мысль о крике отпала сама собой. Не зная, что побудило племянника покинуть комнату, адмирал решил не окликать его, иначе это могло бы помешать Чарльзу в выполнении его намерений.
– Наверное, он что-то услышал или увидел, – прошептал старик. – И ему захотелось прояснить ситуацию. Мне нужно помочь пареньку. Ведь здесь я абсолютно бесполезен.
Он отметил про себя, что Чарльз спешит и шагает в точно выбранном направлении. Когда его фигура скрылась среди деревьев у большой цветочной клумбы, адмирал пожал плечами и озадаченно сказал:
– Куда же он собрался? Мальчишка полностью одет. На нем был даже плащ.
После некоторых размышлений старик пришел к мнению, что Чарльз услышал какой-то подозрительный шум, поднялся с постели, оделся и отправился в парк на разведку. Как только эта идея оформилась в его уме, адмирал спустился на первый этаж, где в одной из комнат должен был нести ночную вахту Генри Баннерворт. Юноша действительно находился там. Увидев почтенного гостя, он немного удивился, поскольку до полуночи оставалось лишь насколько минут.
– Я пришел сказать вам, что Чарльз по какой-то причине покинул дом, – произнес адмирал.
– Покинул дом?
– Да, я видел, как он шел через лужайку к парковой стене.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Я разглядел черты его лица при лунном свете.
– Возможно, он услышал какой-то шум и решил определить его источник, чтобы в случае опасности поднять тревогу?
– Мне тоже так кажется.
– Тогда я сейчас же пойду за ним следом, если вы покажете мне направление его маршрута.
– Без проблем. А на тот маловероятный случай, если я ошибся, давайте сначала зайдем к нему в спальню и убедимся в отсутствии Чарльза.
– Хорошая мысль. Это положит конец всем нашим сомнениям.
Они направились в комнату Голланда, и старый моряк оказался прав. Его племянника там не было, а открытую створку эркера покачивал ветер.
– Как видите, я не ошибся, – сказал адмирал.
– Я вижу, – ответил Генри. – Но что это такое?
– Где?
– На туалетном столике. Здесь три письма, и, похоже их специально разложили так, чтобы они привлекали внимание любого, кто войдет в эту комнату.
– Действительно!
– Давайте-ка посмотрим.
Генри поднес свечу и, взглянув на конверты, с удивлением воскликнул:
– О Господи! Что бы это значило?
– А что такое?
– Эти письма адресованы нам. Разве вы не видите?
– Кому именно?
– Одно для вас. Адмиралу Беллу…
– Проклятие!
– Другое мне, а третье – Флоре. Еще одна загадка! Адмирал ошеломленно посмотрел на конверт, который передал ему Генри.
– Поставьте свечу на стол, – попросил он юношу. – И давайте прочитаем письма.
Генри так и сделал. Они одновременно вскрыли адресованные им послания. На несколько мгновений в комнате воцарилась гробовая тишина, а затем старик, покачнувшись, сел в кресло и тоскливо произнес:
– Должно быть, я сплю. Скажите, мне все это снится?
– Но почему? – в тон ему воскликнул Генри и бросил письмо на стол.
– Проклятье! Что вы узнали? – сердито вскричал адмирал.
– Лучше сами прочитайте. А о чем говорится в вашем послании?
– Вот, смотрите. Нет, я поражен! Мужчины обменялись письмами и с тем же бездыханным вниманием прочитали их от начала до конца. Затем они молча посмотрели друг на друга, не зная, как выразить свое недоумение.
Чтобы не томить читателей, мы ниже приводим содержание этих посланий. Так письмо, адресованное адмиралу, гласило следующее: «Мой милый дядя.
Прошу вас проявить благоразумие и не показывать другим эту записку. Я решил покинуть особняк Баннервортов. Флора уже не та девушка, которую я знал. После известного нам случая она изменилась и более не может обвинять меня в непостоянстве. Я по-прежнему люблю ее прежний образ, но не желаю жениться на женщине, которую навещал вампир.
Я провел здесь достаточно времени и убедился в том, что ее встреча с вампиром не была иллюзией. Теперь я полностью уверен в этом факте и знаю, что после своей смерти она превратится в такую же страшную и Богом проклятую тварь.
Дядя, я отбываю на континент и свяжусь с вами из первого крупного города. Надеюсь, к тому времени вы тоже покинете особняк Баннервортов. Я советую вам сделать это как можно быстрее.
С заверением искренней любви, ваш племянник Чарльз Голланд».
Письмо, адресованное Генри, содержало следующий текст:
«Уважаемый сэр.
Если вы спокойно и бесстрастно обдумаете болезненные и печальные обстоятельства, в которых оказалась ваша семья, то не будете винить меня за поспешный отъезд, ибо сами настаивали на том, чтобы в такой пикантной ситуации я действовал с благоразумием и дальновидностью.
Поначалу я думал, что визиты вампира к вашей сестре были иллюзией ее напуганного рассудка. И если бы мы нашли им какое-то удовлетворительное объяснение, то я бы с гордостью исполнил все мои обязательства перед этой юной леди. Однако доказательства убедили нас в обратном. Вы, как и я, уже не сомневаетесь, что Флору навещал мужчина – будь он вампиром или нет.
При таких обстоятельствах я не могу брать ее в жены. Возможно, вы будете обвинять меня в промедлении и говорить, что я мог бы отказаться от помолвки в первый день пребывания в вашем доме, когда мне давалась такая возможность. Но я тогда еще не верил в существование вампира. Теперь же, зная, что это болезненный факт, я с горечью прошу вас забыть о брачном союзе, который мне хотелось заключить с вашим семейством во имя самых добрых и честных намерений.
Я постараюсь как можно быстрее отплыть на континент. Будет лучше, если мы с вами никогда не встретимся. Ваша романтическая натура наверняка призвала бы меня к ответственности за боль и огорчения несчастной Флоры, но в подобной ситуации я не могу считать себя виновным в ваших бедах.
Примите мои заверения в уважении к вам и к прекрасной Флоре. Ваш бывший, но искренний друг Чарльз Голланд».
Вот какими были письма, заставившие адмирала Белла и Генри Баннерворта без слов посмотреть друг на друга. Эти признания, написанные на бумаге, оказались настолько неожиданными, что заставили обоих мужчин усомниться в адекватности их чувств. Однако письма лежали на столе – эти свидетельства позорного поступка. А Чарльз Голланд исчез – исчез неведомо куда.
Первым пришел в себя адмирал. Он затопал ногами и сердито закричал:
– Ах, негодяй! Хладнокровный змееныш! Я знать его теперь не желаю! Этот мошенник мне больше не племянник! В моем роду никто не поступил бы так, даже спасая себя от тысячи смертей!
– Кому же тогда доверять? – возмущенно спросил его Генри. – Кому доверять, если друг и товарищ, которому мы отдали свои сердца, предал нас подобным образом? Какое потрясение! Нет худшей боли, чем обида на неверность тех, кого мы так любили всей душою.
– Нет, но какой подлец! – не унимался адмирал. – Черт бы его побрал! Пусть он подохнет на навозной куче! Я выброшу его из сердца. Нет, лучше я найду его и раздавлю, как паука! Я сверну мошеннику шею! А что касается мисс Флоры, благослови ее Господь, то я сам женюсь на ней и сделаю ее адмиральской женой. Да, да, я сам женюсь на ней, хотя считаюсь дядей этого пирата!
– Успокойтесь, сэр, – сказал Генри. – Вас никто не обвиняет.
– И зря! Потому что я действительно его дядя! И был настолько глуп, что любил этого трусливого бездельника!
Старик опустился в кресло, и его голос задрожал от эмоций:
– Мой юный друг, я должен вам сказать, что с радостью бы умер до того, как все это случилось. Позор за его поступок хуже смерти. Я просто сгораю от стыда и горя.
Слезы брызнули из глаз адмирала, и Генри при виде скорбящего старца немного успокоился, хотя гнев в его груди кипел как лава вулкана.
– Адмирал Белл, – сказал он, – вы не в ответе за своего племянника. Мы не можем винить вас за бессердечность другого человека. Однако позвольте мне попросить вас об одной услуге.
– Какой? Что я могу для вас сделать?
– Не говорите никому об этих письмах.
– Да я и не смогу. Ведь вы прогоните меня из дома.
– О, небеса! За что?
– За то, что я дядя Чарльза! За то, что я старый дурень, который всегда любил его и восхвалял!
– Но это ошибка благородной души, уважаемый сэр, и она не может вас дискредитировать. Я тоже считал Чарльза Голланда идеальным другом.
– Ах, если бы я знал о его планах!
– Ну что вы, сэр! Такая двуличность – явление редкое. Ее невозможно было предсказать.
– Подождите, подождите! А он отдал вам пятьдесят фунтов стерлингов?
– Что?
– Он передал вам деньги?
– Пятьдесят фунтов стерлингов? Нет, мне он ничего не отдавал. А почему вы задали мне этот вопрос?
– Потому что сегодня Чарльз занял у меня эту сумму якобы с той целью, чтобы ссудить ее вам.
– Я никогда не слышал об этом.
– Какой он негодяй!
– Мне кажется, что эта сумма понадобилась ему для путешествия на континент.
– Ах, черт! Та же самая мысль пришла и в мою дурную голову. Я только что подумал: «Эй, приятель! Твой племянник оказался настоящим жуликом». Но кто бы мог предположить? Чарльз Голланд – лжец и мерзавец.
– Факт остается фактом, адмирал. Он исчез, и лучше не воспоминайте о нем в моем доме. Забудьте о Чарльзе, как это постараюсь сделать я, и о чем мы с братом будем умолять нашу несчастную сестру.
– Бедная девушка. Что мы ей скажем?
– А что тут говорить? Мы отдадим ей письма, и пусть Флора сама убедится в ничтожестве того, кого любила.
– Да, так будет лучше всего. Девичья гордость поможет ей справиться с горем.
– Я тоже надеюсь на это. Она из рода гордых и благородных людей, и мне верится, что Флора не унизит себя слезами о таком двуличном человеке, каким показал себя Чарльз Голланд.
– Нет, разрази меня гром! Я найду его и вызову на дуэль! Он должен ответить перед нами за свой позорный поступок.
– Зачем? Не надо!
– Как не надо? Надо!
– Лично я не буду стреляться с ним.
– Не будете?
– Конечно, нет. Он низко пал в моих глазах, а я не желаю сражаться в благородном поединке с тем, кого считаю лживым и бесчестным человеком. Для Чарльза у меня осталось лишь безмолвное презрение.
– У меня тоже останется к нему презрение, но только после того, как я сверну ему шею… Или он свернет мою! Мерзавец! Мистер Баннерворт, мне стыдно находиться в вашем доме.
– А вот здесь вы ошибаетесь, сэр. Как джентльмен и бравый офицер, как человек чистейшей и незапятнанной чести, вы своим присутствием придаете нам силу и дух.
Адмирал пожал руку юноше и печально сказал:
– Давайте вернемся к этому вопросу завтра утром. Сейчас во мне нет былой рассудительности. Я слишком разгневан и огорчен. Но завтра утром, мой юный друг, мы примем окончательное решение. Благослови вас Бог. Спокойной ночи.

Глава 27
Разговор с Маршделом. – Сцена в столовой. – Мнение Флоры о трех письмах. – Восторг адмирала

Мы просто не можем описать те чувства, которые испытывал Генри Баннерворт, узнав о предательстве и бесчестии друга, каким он наивно считал Чарльза Голланда. Однако так уж получается, что благородных и образованных людей больше ранит не жуткий и злобный поступок чужака, а бессердечность близкого им человека, к которому они питали полное доверие. Подумать только! Еще каких-то несколько часов назад Генри мог бы поставить на кон свою жизнь за честь Чарльза Голланда – настолько он твердо верил в искренность его слов и обещаний.
Теперь же, смущенный до предела, юноша почти не сознавал, куда идет или, вернее, убегает. Закрывшись в спальной, он честно и с усердием попытался найти извинение для проступка Чарльза, но ему это не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39