– Дюбель толкнул дверь ногой. – Я дома!
Сергей прыгнул на кровать, перекатился, упал на пол, ожидая выстрела.
Дюбель засмеялся и ласково позвал:
– Рыбка, рыбка!
Сергей слышал, как парень двигается по паркету.
– Хватит музыки, – послышалось с той стороны кровати. – Теперь только наверняка…
Столяров лихорадочно озирался, вжавшись в пол.
Ничего подходящего.
Стул далеко. Вазочки на полке над кроватью. Не достать. Сама кровать слишком огромная, тяжелая, на высоких, толстенных, витых ножках. Под кроватью только пыльный паркет.
Скользкий…
Раздумывать было некогда. В тот момент, когда Дюбель вспрыгнул на смятое покрывало, Сергей ухватился за края кровати и что было сил потянул на себя. По паркету, как по катку, он скользнул в пыльную темноту. Уперся ногами, толкнулся.
– Куда?! – завопили сверху. Оглушительно бухнуло. И там, где только что были ноги Сергея, матрас лопнул ватой, пружинами и поролоном. Дюбель дико взвыл, заверещал.
Еще ничего не понимающий Столяров вынырнул из-под кровати, грязный и напуганный до полусмерти.
Парень прыгал на матрасе, поджимая окровавленную ногу.
– Сука! – выл Дюбель. – Сука!
«Этот идиот прострелил себе стопу! – сообразил Сергей. – Но сколько было выстрелов? Два или один?» Он подхватил ближайшую к кровати вазу и швырнул ее в психа.
Болевого шока для парня явно не существовало. «Дурь», которую глотал этот удивительный уродец, работала на все сто. Дюбель оказался шустрее на долю секунды и отбил обрезом летящий в него снаряд. В момент удара ружье выстрелило. С полок посыпались черепки, и Сергей, не тратя драгоценного времени, кинулся на противника. Сбил с ног. Упал сверху, неумело молотя кулаками.
Однако Дюбель, несмотря на щуплое телосложение, оказался силен. Удар коленом едва не вышиб из Столярова дух. Затем паренек откинул голову назад, мотнулась немытая челка, на какой-то миг Сергей увидел злые, налитые кровью глаза и суженные зрачки, а потом… все вокруг вспыхнуло разноцветным, скула мигом онемела, перед глазами поплыла муть. Удара под ребра он уже не почувствовал, только мешком свалился набок.
«Боднул меня, – эта мысль почему-то сильно удивила Сергея. – Как баран. Боднул».
Через долгие, очень долгие полминуты разноцветного беспамятства он услышал щелчок.
«Пиздец», – сообразил Столяров.
Однако Дюбель почему-то медлил.
«Чего же он ждет?»
По щекам мягко похлопали. Кто-то поднес к разбитым губам прохладное. Струйка воды полилась на шею, за рубашку. Столяров открыл рот, подавился, закашлялся.
– Живой, – констатировал знакомый голос.
– Валить надо, – сочувственно произнес Рома, когда Сергей все же открыл глаза. – Такой шухер подняли. Сваливаем…
Рядом в осколках большой, под «династию Мин», вазы валялся Дюбель. Его руки совершали странные плавательные движения.

10.

Как спустились по лестнице, Сергей не помнил. Только мелькали пролеты, и кто-то крепко держал его под руки. Из рассеченной губы сочилась кровь, глаз заплыл.
В какой-то момент на площадку выскочила бабулька, которую вежливо, но твердо задвинули обратно.
– Стреляют, бабушка, псих какой-то. Наркоманы проклятые. Совсем страну довели! – скороговоркой обрисовал ситуацию Тимофей.
Старушка заохала, всплеснула руками.
– Ироды… – донеслось из-за спины.
Холодный воздух улицы запершил в горле, глаза болезненно сощурились.
– Машина, машина где?… Твою мать!
Коротко рыкнула мотором синяя «Тойота», взвизгнули покрышки, и вот уже все четверо ввалились на заднее сиденье.
– Гони, родной, гони, – задавленно крикнул Тимофей, оказавшийся в самом низу. – Сейчас от ментов уходить будем.
Водитель ничего не ответил, тронулся плавно, аккуратно вышел через арку на проезжую часть, точным движением вогнал машину в соседний ряд, между ржавым «жигуленком» и приземистой «лягушкой» неопределенной марки. Через несколько десятков метров совершил по всем правилам разворот, ушел на соседнюю улицу и вскоре затерялся в потоке автомобилей, исчез в каменных кишках огромного города.
Где-то далеко-далеко завыли сирены.
– Давайте как-нибудь рассортируемся, а? – полузадушенно предложил Тимофей. – Мне тут как-то не того.
Клубок тел распался. Кто-то осторожно перелез на переднее сиденье. Сергея усадили в середине на заднем. Роман достал аптечку и начал чем-то холодным обрабатывать рану. Попробовал было сунуться к Грише, которому в свалке двинули в челюсть, но тот отмахнулся, держась одной рукой за щеку.
– Круто, – прокомментировал Тимофей, оборачиваясь назад. – В общем, Серега, ты молодец. Спасибо.
– Помогло хоть?
– Помогло. По крайней мере, имя заказчика мы знаем. Странные это ребята, в общем. Никогда бы не подумал, что так можно работать. Грубо, очень грубо. Ни маскировки, ни черта. Куда мир катится! Скажи, Гриш, мы такими не были в их возрасте.
Гриша покачал головой. У него болела челюсть.
– Вломились в базу. Уперли. Наследили. Вообще странно, что их этот Коля, мордоворот, не попалил. Как считаете?
Гриша покосился на Рому, тот сделал вид, что полностью занят раной Сергея.
– Хотя да. – Тимофей тоже кинул взгляд на Романа. – Чайники чайниками, а на такую дешевку не попали. Надо отдать должное.
– Да психи они, ненормальные! – проворчал Рома.
– Это точно, – Тимофей кивнул. – Как я понял, Дюбель у них был чем-то вроде защиты. Безбашенный совсем.
– А кто меня обокрал? – спросил Сергей. – Этих нашли? Или мы сейчас малолетнюю банду прессовать начнем по очереди?
– Шут с тобой! – замахал руками Тимофей. – Малолетками пусть кто-нибудь другой занимается. Молодое поколение отмороженное пошло совсем. Мы с батутовцами – динозавры. Понятия. Стрелки. Базары.
– Между прочим, ты предлагал Дюбеля в лес вывезти, – напомнил Роман.
– Я не с той целью предлагал. Мне надо было его изолировать, психа, пока я его дружков буду на чистую воду выводить. Не все же они такие, как кремень!
– А знаете, чего я думаю, – вдруг оживился Рома. – Этот Дюбель у них вроде ловушки был. Потому и в онлайне все время. На него выйдут, мол, да на нем и сломаются.
– Черт его знает… Слишком сложно, по-моему. Ты ноут его захватил хоть?
– Естественно! – Рома даже обиделся.
– Хорошо.
– Блин. Кто меня обокрал?! – Сергей повысил голос. Сразу же к горлу подкатил комок. В голове зазвенело.
– Такое имя, как Борис Карасик, тебе чего-нибудь говорит?
– Говорит.
– Живет в Зеленограде. Банковские реквизиты… Почтовые адреса… Можно банк ломануть.
Гриша энергично замотал головой.
– Чего? Не надо банк?
Гриша кивнул.
– Ну, тогда извини, – Тимофей обратился к Сергею. – Банк мы не можем сейчас. У нас что-то полоса пошла не того цвета.
Гриша снова кивнул и указал на челюсть.
– Вот, как ему зубы повышибали, так пошло-поехало.
Гриша молча пожал Тимофею руку. Понимаешь, мол.
– А мне банк и не надо. Устанешь бегать потом.
– Точно. Контора солидная…
– Так что только беседа с глазу на глаз.
– Ага. – Рома наконец залепил ссадину на лице Сергея пластырем. – Тебе сейчас только так. С глазу на глаз. Потому как глаз у тебя еще долго будет один.
– Да и есть одна сложность, – добавил Тимофей. – У нас работа имеется. И на ней было бы неплохо появляться. Хотя бы иногда. Так что мы тебе Ромку дадим. Для разговора и поддержки. Ну, а если что не так пойдет, ты нас сдерни.
Он посмотрел на Гришу.
– Какой-нибудь отпуск нам положен?
Тот неопределенно пожал плечами.

11.

За городом было холодно. Несмотря на то что факт глобального потепления был окончательно доказан несколько лет назад, природа все же иногда брала свое. Иногда, на несколько дней, зима все же становилась зимой, а не подмороженной версией осени. Особенно сильно ее холодное дыхание чувствовалось вдалеке от городских лабиринтов, энергоцентралей, машин, дорог. От всего этого теплого, вечно тающего, посыпанного разномастными реагентами поля, на котором росли год от года людские муравейники.
Снег опускался на голые ветви берез, превращая их в толстые белые лапы, клонящиеся к земле, словно деревья опускали беспокойные руки, наслаждаясь моментами тишины и зимнего покоя. В оглушающей тишине с шуршанием падали снежинки.
Человек стоял на засыпанной белой крупой поляне. Белый пар его дыхания поднимался из-за поднятого ворота пальто. Глаза закрыты. Густая черная шапка волос, облепленная снегом. Морщины.
Человеку было плохо. Тошно на душе. К тому же его мучила неистребимая изжога.
Неподалеку стояла женщина, она осторожно, чтобы снег не слишком скрипел, притоптывала на месте, стараясь согреться. Модельная обувь, пусть даже зимняя, не слишком подходила для подобных поездок. Однако женщина знала, что в такие моменты мужчину лучше не беспокоить.
Все равно не ответит и раньше определенного срока не уйдет.
Мужчину звали Борис Карасик. Занимался он дизайном. И около месяца назад воспользовался ворованными чертежами, чтобы заработать денег. Деньги были потрачены на новую машину, модельную обувь для женщины и красивый блестящий пистолет. Последнее приобретение было скорее случайностью. Точно определить, на кой черт ему оружие, Борис не мог. Просто, как всякий гражданин Российской Федерации, он имел на него право.
Нельзя было сказать, что Борис мучился угрызениями совести. Нет.
Украденный проект был не первым и, видимо, далеко не последним. Об авторах этих разработок Карасик старался не думать. «На то и щука в озере, чтобы карась не дремал», – любил повторять он в такие моменты. Нехитрый каламбур «карась-Карасик» его даже веселил.
То, что заставляло Бориса страдать, было выше простой совести. Это были муки уязвленного самолюбия. Столь же самокритичный, насколько и честолюбивый, Карасик ясно сознавал собственную творческую импотенцию.
Он прекрасно работал в команде, когда-то даже возглавлял группу разработчиков промышленного дизайна. Чувствовал меру, стиль, всегда понимал поставленную задачу и умело балансировал на грани между стилем и пошлостью. Все, что касалось разработок чьих-то идей, администрирования, управления, – получалось у Бориса великолепно. Но… Но Карасику хотелось большего. Ему хотелось творить, создавать, извлекать из небытия, из хаоса ноосферы нечто оригинальное, настоящее, новое. То, с чем уже другие, в сущности, такие же, как он сам сейчас, будут работать, восхищаться, обрабатывать грани тех алмазов, что предоставит им он, Борис.
Копирайтер, чьи разработки никому не нужны.
Более того. Копирайтер, бездарность работ которого понимает он сам.
Человеку менее честолюбивому на это было бы наплевать. Есть возможность рубить фишку, есть возможность зарабатывать, есть возможность делать свое дело, пусть не так блестяще, но на кусок хлеба с маслом хватает. Чего еще нужно?
Нет.
Стремление к высокому основательно портило Борису жизнь.
Его не понимал никто. Ни друзья, ни клиенты, ни женщины.
По крайней мере, сам Борис так думал, играя и сознавая свою игру в непризнанного гения.
– Может, пойдем? – тихонько подала голос окончательно замерзшая женщина. – А?
Борис обернулся и долго смотрел на нее ничего не выражающими глазами.
– Холодно… – неуверенно пожаловалась женщина.
– Замерзла? – с не менее холодным сочувствием в голосе поинтересовался Борис.
– Да.
– Тогда пошли. Пошли тогда.
Каким-то особенным, исключительным тоном он сумел, сказав всего четыре слова, привить ей чувство вины.
Молча они вернулись по своим следам к автомобилю. Новенький «Сузуки Витара-Дуо» приветливо мигнул габаритами.
Борис сел за руль, ввел идентификационную карточку в приборную панель. Двигатель коротко рыкнул, завелся, выбросив облако синеватого дыма.
– Ну что, поехали? – непонятно к кому обращаясь, спросил Карасик.
– Поехали… – тихо прошептала женщина. Когда за окнами понеслись дорожные столбы, она окончательно утвердилась в решении оставить Бориса. Без всякого уважительного повода. Просто бросить. И все.
Что она и сделала этим же вечером.
Собрала какие-то вещи, избегая касаться того, что он когда-то дарил ей. Не из желания казаться скромной и честной, не будучи ни той ни другой, просто от сложного, подсознательного омерзения. Зашвырнула какие-то тряпки, белье, зубную щетку, безделушки, пару любимых дисков, документы, все в кучу, в одну спортивную сумку. Неловко пожала плечами. Буркнула что-то, не то «Прости», не то «Прощай». Кинула ключи от квартиры на столик и хлопнула дверью.
Все это время Борис сидел на незастеленной кровати и смотрел на нее понимающе, от чего на душе у женщины становилось еще более мерзко. Хотелось скандала, ссоры, криков, битья небьющейся посуды. Но повода не было. Поэтому она ограничилась лишь хлопком дверью.
– Дрянь, – произнес в пустоту квартиры Борис. – Дрянь и дура.
Он встал, подошел к зеркалу.
– А чего ты хотел? – спросило отражение. – Любви до гроба? Они жили счастливо и умерли в один день?
– Нет, – ответил Борис. – Я на это не рассчитывал.
– Ну, так чего разнылся?
– Я?
– Ну да. Ты. Тут есть кто-то еще? Нет. Это все ты. Разговариваешь сам с собой и занимаешься самобичеванием.
– Как последний идиот.
– Точно. – Ну и в жопу тогда.
Борис отвернулся от зеркала, дошел до кухни, вытащил из-за стола сложенный картонный ящик. Развернул его. Аккуратно проклеил швы липкой лентой. И пошел по комнатам, собирая все следы пребывания женщины в коробку. Все свои подарки, забытые вещи, духи, платье. Все, что когда-то дарил.
Вскоре коробка стала тяжелой, он поставил ее в центре, на кровать, и начал методично обшаривать квартиру на предмет поиска ее вещей. Набравшуюся кучу тряпок умял, придавил сверху, чтобы не вылезала, какой-то вазочкой или статуэткой. Не разбирая, кидал туда книги, журналы, диски. Когда коробка была заполнена доверху, принес еще одну и с каким-то жестоким восторгом продолжал собирать и собирать вещи.
Второй ящик был заполнен до половины, когда Борис наконец остановился, тяжело дыша от поднявшейся пыли, открыл окно, всей грудью вдохнул влажный, холодный воздух.
– Вот так.
Борис заклеил коробки и с трудом подтащил к окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49