Ц Владыко святой, Ц начал он взволнованным голосом, Ц и вы все, разумны
е, советные мужики новгородские, надежда, опора наша, неужели вы хотите оп
ять пустить этих хищников литовцев в недра нашей отчизны? Скажите-ка, кто
защитит ее теперь от них, или от самих вас? Разве они не обнажили уже не раз
перед вами черноту души своей, и разве руки наши слабы держать меч за себя
, чтобы допускать еще завязнуть в этом деле лапами хитрых пришельцев?
Ц Мальчик! Ц возразил ему Фома с заметным неудовольствием, Ц что же ты
нашел противного в литовцах, что у них волчьи зубы или лисьи хвосты?
Ц И то, и другое, чтимый муж, если хочешь, чтобы мальчик вразумил твои седи
ны! Ц отвечал ему гордо молодец.
Ц Чурчила, ты забываешься, так иди же вон отсюда немедленно! Ц закричал
и в один голос Фома и Кирилл.
Ц Уйду и унесу с собой ретивое, которое бьется любовью к родине так же си
льно, как рука эта будет вертеть головы ваших заступников Ц челядинцев,
и это так же верно, как то, что я называюсь Чурчилой! Ц сказал пристыженны
й и взбешенный витязь Новгорода и, натянув голицу свою, сжал кулак и быстр
ыми шагами вышел из веча.
Ц Я говорил тебе, что этот мальчик вреден и языком и кулаком своим Новгор
оду. Слава Богу, что я это узнал вовремя! Ц заметил нахмурившись Фома Кир
иллу.
Ц Он пылок, но добр. Однако здесь не время и не место объясняться о нем; теп
ерь приходится всякому думать о себе, Ц с досадой ответил ему Кирилл.
Ц На сей раз довольно! Ц сказал владыко, вставая со своего места.
На его лице ясно отпечатывались следы глубоких дум.
Все встали за ним.
Колокол ударил несколько раз, означая окончание заседания, и народ, треп
етно, с каким-то вещим, недобрым предчувствием смотрел на бояр, тихо и зад
умчиво расходящихся по домам.

XI. На берегу Волхова

Ярко и весело светил месяц на землю, звездочки при нем чуть искрились, то п
ропадали, то снова сверкали в темной синеве горизонта, как резвые рыбки в
чистой воде блистают своей серебристой чешуей.
В Новгороде ярко горели огни, но мрак вечера давно уже сгущался; наступил
а ночь, светлая, роскошная. Огни один за другим стали потухать, и скоро веч
но живой город, слившись с горизонтом в один бледный свет, затих и заснул.

На берегу реки Волхова сидел, пригорюнившись, добрый молодец. С правой ст
ороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звен
я сбруей, слева Ц воткнуто было копье, на котором развевалась грива хвос
татого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, ви
севшим на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, к
рест-на-крест сложенные, лежали на его коленях; через плечо висел у него н
а шнурке маленький серебряный рожок; на обнаженную голову сидевшего лил
ись лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся на
воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его
грудь.
Он молчал и лишь порой затягивал какую-то заунывную песню, глядя пристал
ьно и печально на Новгород и считая рассеянно волны, бившиеся о берега.
Вдруг ему послышался приближающийся от города звук конских копыт.
Он приложил ухо к земле Ц звук слышался явственнее, и конь его насторожи
л уши. Вскоре показался конник, осматривающий окрестности, как бы на поис
ках. Заслышав шорох у берега, всадник свернул туда своего коня, вгляделся
на полулежавшего молодца и, радостно вскрикнув: «Чурчила!», соскочил с ло
шади и заключил его в свои объятья.
Ц Постой, Дмитрий, ты задушишь меня, как слабого ребенка, Ц заговорил Чу
рчила (это был он) в свою очередь дружески обнимая прибывшего, Ц я и так на
силу дышу: у меня на сердце камень, а в душе Ц сиротство бессчастное!
Ц Так вот как поступают наши задушевные-то! Ц воскликнул Дмитрий. Ц По
мчался ты, как вихрь, невесть куда, и не сказал мне прощального слова! Бог т
ебе судья, Чурчила! А мы с тобой еще побратались на жизнь и смерть! Что я теб
я обидел, что ли, чем, словом, или делом, или косым взглядом?
Ц Не кори меня ни тем, ни другим, брат названный, Ц вздохнул тяжело новго
родский витязь. Ц Чудно тебе показалось отбытие мое из родного края, осо
бенно же тогда, когда уже сковался я кольцом обручальным, но я еще чуднее д
ело поведаю тебе…
Крупная, как градина, слеза, скатившись по щеке его, разбилась о кольчугу.

Ц Да что ты, богатырская косточка, неужели и впрямь заплакал как баба? О ч
ем же? Расскажи скорей, не терпится!
Ц Эх, замолчи молодецкое сердце! Ц заговорил снова Чурчила, ударяя себя
в грудь. Ц Дай вымолвить тоску-кручину другу закадычному! Нет, я весел, Дм
итрий, право, весел, как этот месяц, Ц продолжал он, прикидываясь веселым.
Ц Да о чем тосковать? Красоток много на белом свете, а милая-то хоть и одна
, да что ж? Если забыла она слово клятвенное, не в омут же бросаться от этого
, чертям в угоду.
Он улыбнулся, но эта улыбка была скорее болезненной гримасой.
Ц Так-то это так, Ц отвечал в раздумье Дмитрий, Ц да вот мне невдомек: во
-первых, я тебя не узнаю, ты ли это Чурчила-сокол, кистень-рука, веселый, уда
лой, всем пример, который, бывало, один выходил на целую стенку? Во-вторых, у
дивительно мне, как могла разлюбить тебя Настенька, новгородская звездо
чка? Хоть родитель ее, степенный посадник Фома Крутой, и впрямь крут, да тв
ой родитель, Кирилл, тоже посадник, не хуже его, они же с ним живут в превели
ком согласии; издавна еще хлеб-соль водят, так как и мы с тобой, бывало, в ка
ждой схватке жизнь делили, зипуны с одного плеча нашивали, да и теперь пос
тоим друг за друга, хоть ты меня и забыл, помощника своего, Дмитрия Смелого
!
Ц Постой, брат, не язви меня, дай передохнуть Ц все выскажу.
Глубоко и тяжело вздохнув, Чурчила начал:
Ц Ведомо тебе хлебосольство и единодушие отца моего с Фомой и то, как они
условились соединить нас, детей своих; помнишь ты, как потешались мы заба
вами молодецкими в странах иноземных, когда, бывало, на конях перескакив
али через стены зубчатые, крушили брони богатырские и славно мерились пл
ечами с врагами сильными, могучими, одолевали все преграды и оковы их, выр
ывали добро у них вместе с руками и зубрили мечи свои о черепа противнико
в? Бывало, радость привольная охватит удалых такая, что десятью языками н
е сможешь рассказать о ней. А тот восторг, который чувствовал я в душе при
взгляде на мою суженую, когда благословили нас Пречистой, когда вложили
руки ее в мою и наказали нам жить в любви и согласии, Ц восторг, вознесший
меня на седьмое небо!.. Ах, Дмитрий, если бы ты знал, если бы ты мог знать, как б
илось мое ретивое!.. Бывало и смерть была мне близкой соседкой, и острие ме
ча мелькало перед самыми глазами, но я не пугался: отобьешь его, да свое за
пустишь по самую рукоять Ц и прав Ц и понесся далее, а тогда… О! Нет, не уме
ю!.. Какая она была красивая, как понимала меня!.. Как хотела нежить мою буйну
ю голову на коленях своих!.. Настя, добрая, милая моя Настя!
С этими словами он крепко сжал руку Дмитрия и упал головой к нему на грудь
, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы, которых он стыдился.
Раздались сначала тихие, а потом громкие рыдания.
Ц Не одна она, и я понимаю тебя, добрый друг! Ц говорил Дмитрий, обнимая Ч
урчилу.
Ц Да, теперь ты у меня остался один, один на всем белом свете; теперь он поч
ернел для меня: «Отсветила звезда моя, отсветила приглядная, покрылась с
аваном, небо туманное»… Как это дальше-то поется эта песня, которую сложи
л Владимир-утопленник?
Ц Полно, не обманывай ни себя, ни меня: до песен ли тебе, лучше расскажи, ка
к поется дальше твоя песня…
Ц Слеза смыла пятно тоски задушевной, как будто я поделился ею с тобой! О
тлегло немного от сердца. Слушай же далее! Я, как водится, с большим поездо
м сватов и дружек, стал ездить к невесте своей разгульно и весело!.. Пиры у н
ее на столах высились горами, напитки лились рекой, и назначили уже день, к
огда совершить наше благословенное дело. Этот день был торжеством для вс
его народа, день памяти по святой Софии, к которому отец Насти Фома, хотел
совсем приготовиться. Все шло своим чередом: старики наши отдались радос
ти и руками и ногами, а дружки и все гости всей головой, пили они как на зака
з, а мы… да что и говорить, так было привольно всем!.. Вдруг, точно ворон нака
ркал беду на нас бедных, нагрянул гонец из Москвы Ц и все пошло прахом. До
рога мне моя Настя, не возьму я за нее всего мира подлунного, но родина… Со
жму ретивое, заставлю молчать его и променяю бесценную мою, стотысячную,
на бесценнейшее сокровище Ц отчизну… После пусть сам умру бесчисленно
е число раз, не проживу мига без нее, зато на душе не будет зазорно.
Чурчила молодецки тряхнул своими кудрями.
Дмитрий молча слушал исповедь друга.
Ц Ты знаешь клевретов Марфиных, Ц продолжал тот. Ц Они, в том числе и Фо
ма, зачинщик всему делу, задумали опять подчиниться Литве, а у нас с тобой
никогда не лежало сердце к этой челяди. Я, услышав об этом, прорвался в дум
скую палату и горячо заговорил с Фомой. Не понравилось ему это, рассерчал
он на меня и обозвал обидными словами. Я тоже и при отце своем, и при всех со
ветных мужиках задал ему такую отповедь, что пристыдил его и тем наклика
л на себя немилость и ненависть. Когда же сердце мое отошло, остыло от обид
его, я спохватился. Отец мой принял его же сторону и послал меня повинитьс
я перед ним. Я тотчас ринулся туда, куда душа моя давно просилась, и стал мо
лить его забыть обоюдные распри наши и покончить скорей начатое дело.
Чурчила перевел дух.
Ц Когда бы ты видел, как он рассвирепел на меня! «Одно условие, Ц рявкнул
он как зверь, Ц и я прощу тебя и назову сыном: приходи завтра на вече и на к
оленях при всем собрании вымоли у меня прощение вины твоей. Да еще соглас
ись на все помыслы наши: преклони голову перед прибывшими литвинами, и, вс
ячески их приветствуя, моли заступиться за родину. Иначе выкинь из голов
ы когда-либо называться моим сыном, да и дочь моя выбрала уже себе другого
суженого». Слова эти затронули меня за живое. «Ползают одни гады, Ц отве
чал я ему резко, Ц а приветствовать литвин я должен не языком а мечом. Ког
да бы им посчастливилось добыть меня живьем и, загнув голову, держать нож
над горлом, и тогда бы не стал я унижаться и чествовать их, просить пощады
у заклятых врагов наших!» Ц «Так если же ты когда-либо занесешь ногу свою
через подворотню мою, Ц завопил он, Ц я затравлю тебя лихими псами». Ц
«Да я и не захочу встречаться с тобой, ты злей их облаиваешь», Ц сказал я е
му, как отрезал, и так сильно захлопнул за собой калитку, что ворота затряс
лись и окна задребезжали.
Ц А что же отец?
Ц Отец мой напустился тоже на меня за то, как посмел я дерзко речь вести с
чтимым посадником, близким его товарищем, зачем не уступил ему, не соглас
ился на его условия. К жару добавил он еще жару. Я не стерпел. Ц «Значит, вы
одной шайки»! Ц Больше не мог я выговорить ни слова, выбежал на перекрест
ок и начал клич кликать. Ц «Верные мои молодцы-сотоварищи, кто хочет со м
ной рискнуть за добычей далеко, за Ново-озеро, к Божьим дворянам
Так называли новго
родцы ливонских рыцарей.
, того жду я под вечер в «Чертовом ущелье», Ц а сам вскочил на коня и
не смел обернуться назад, чтобы косящатое окошечко Фомина дома не мигнул
о бы мне привычным бывалым и не заставило вернуться, да пустился сюда, как
на вражескую стену, ожидать…
Не успел он договорить эти слова, как вблизи послышался конский топот. Яв
илось множество всадников, броня которых сверкала при трепетном блеске
луны. Раздался звон оружия, когда они, соскочив с коней, окружили своего уд
алого предводителя.
Ц Ну, теперь прощай, друг! Ц сказал Чурчила, крепко обнимая Дмитрия. Ц О
на забыла меня! Но ты вспомни меня, умру не умру, а помчусь рассеять тоску-к
ручину или прах свой!
Ц Как! Ц воскликнул Дмитрий, Ц и ты думаешь, что я пущу тебя одного без с
ебя. Да мне и большой Новгород покажется широким кладбищем.
Ц Нет, Дмитрий, Ц сказал Чурчила, Ц не рискуй, у тебя дряхлый отец. Прост
и!
Закинув на руки поводья, он прыгнул в седло и вмиг исчез со своей дружиной.

Дмитрий остался один.
Ц Да ведь отец мой любит больше копить сокровища, чем дорожит сыновней л
юбовью, Ц задумчиво говорил он сам себе, вспоминая последние слова Чурч
илы. Ц Ты покинул меня, так я тебя не покину, Ц воскликнул он.
Луна скрылась в это время за облако и скрыла его погоню за своим другом-бр
атом.

XII. В доме Фомы

В день столкновения Чурчилы с посадником Фомой последний не возвращалс
я домой из думной палаты до позднего вечера.
В доме посадника еще никто не знал о происшедшей ссоре жениха с отцом нев
есты, а потому по обычному порядку в дом к нему собрались на свадебные пос
иделки девушки Ц подруги невесты, которая еще убиралась и не выходила в
приемную светлицу. Гости, разряженные в цветные повязки, с розовыми лент
ами в косицах и в парчовых сарафанах, пели, резвились и играли в разные игр
ы, ожидая ее.
Скоро по извилистой лестнице, ведущей в эту светлицу, раздались стуки ко
стыля и в дверях показалась, опирающаяся на него, сгорбленная старушка в
штофном полушубке, в черной лисьей шапке и с четками в руках.
Девушки, завидя ее, оставили игры и, бросившись ей навстречу, закричали:
Ц Ах, Лукерья Савишна, матушка! Ц подхватили ее под руки и начали с нею шу
тить, приглашая побегать, да поплясать с ними.
Ц Ох, полноте, резвуньи, Ц говорила старуха, садясь в передний угол, крях
тя от усталости и грозясь на них костылем, Ц у вас все беготня, да игры, а я
уж упрыгалась, десятков шесть все на ногах брожу. Поживите с мое, так забуд
ете скакать, как стрекозы или козы молодые. Да где же мое дитятко, Настеньк
а-то?
Ц Она еще не выходила, а мы уже давно собрались жениха да гостей встречат
ь хоть издали, Ц сказала одна из девушек.
Ц Пожалуй, мы вместо ее тебя повеличаем, Лукерья Савишна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31