Как тут е
хать без согласия великого князя? Решились, однако, послать боярина Ники
ту с просьбой к нему, к его матери и к митрополиту. Великий князь оказал ми
лость, дал опасную грамоту
Предохранительный лист для свободного пр
иезда в Москву.
, по приезде Феофила в Москву и, отпуская его обратно, велел передать
новгородцам:
Ц Он вами избран и принят был мною с честью. Я готов жаловать вас, мою отчи
ну, и всегда, если вы чистосердечно признаете вину свою и не забудете, что
мои предки чествовались великими князьями Новгорода и всея Руси.
Новопоставленный владыка Феофил, тронутый приемом и милостями великог
о князя, начал стараться прекратить распрю между ним и новгородцами и ус
пел бы в этом, так как народ стал поддаваться на его увещания, но вдруг отк
рылся мятеж со стороны никем не ожиданной.

XXIV. Польская интрига

Вопреки наставлениям дедов и отцов, вопреки древним обычаям, запрещавши
м женщинам принимать участие в политических делах народа, в один прекрас
ный день на вече появилась гордая, честолюбивая и хвастливая женщина Ц
Марфа Борецкая. Она была вдова бывшего посадника, Исаака Борецкого, мать
двух взрослых сыновей. Богатства ее были несметны, знатность, красноречи
е, гостеприимство были известны всем далеко за пределами Новгорода; благ
одаря этим качествам овладевала она думами людей, все подчинялись ее уму
и умению излагать свои мысли. Слова ее так лились из ее уст, что ласкали сл
ух и вместе подчиняли память до такой степени, что трудно было их изгнать
из головы.
В одно из заседаний веча, где находился Назарий, вдруг в советную комнату
вбежала, прорвавшись сквозь стражу стоявшую у входа, высокая, немолодая,
хотя все еще красивая женщина. Вид ее был растрепан, покрывало на голове с
мято и отброшено с лица, волосы раскинуты, глаза же горели каким-то неесте
ственным блеском.
Это была Марфа.
Она остановилась, обвела глазами собрание и, не дав никому опомниться от
неожиданностей, заговорила:
Ц Кого я вижу перед собой? Здесь ли вече Великого Новгорода? Куда девалис
ь советные мужи его? Я их не вижу! Это слабые ребята, которым пригрозили ро
згой, и они отступаются от прав своих, отдают угнетенную родину, как агнца
, в зубы хищного волка.
Она перевела дух.
Ц Сокройтесь отсюда, Ц грозно вскрикнула она. Ц Пустите нас, жен, на мес
та свои: мы засядем в совете, мы будем защищать вас от врагов московских.
Долго говорила она, и что ни слово Ц все больше и больше лилось с ее языка
яда, что ни взгляд Ц то упрек, презрение…
Но нахальство восторжествовало: речь ее подчинила себе новгородское ве
че, и с этого момента Новгород оказался в ее руках.
Подчинился ей и сравнительно молодой Назарий.
Присутствие ее стало на вече делом обыкновенным.
Прошло несколько недель.
На одном из собраний она радостно объявила, что польский король прислал
новгородцам запрос: не хотят ли они его помощи?
Немногие благоразумные из новгородцев поняли тогда, что означало прибы
тие Михаила Оленьковича с литовской дружиной, но даже и сторонники Марфы
находили решение вопроса, задетого Казимиром, опасным.
Ц Предложение выгодно, но и в золотом кубке можно поднесть яду! Ц слыша
лись замечания.
Вече призадумалось.
Литовцы между тем бесчинствовали и грабили в городе, позволяли себе выра
жать неуважение к народным представителям даже на вече, куда были призва
ны для выслушивания ответов.
Архиепископ Феофил первый подал голос, что непристойно соединяться с ла
тышами. К нему примкнули бояре: Василий Никаноров, Захарий Овин, Назарий и
еще несколько других.
Борецкая, присутствовавшая на вече, встала.
Ц Слушайте, чтобы после не раскаяться. Король польский хотел быть засту
пником нашим, а вы, недостойные, не хотите признать и оценить его милостей
. Он требует от нас дани менее Иоанна, обещает не притеснять нас и всегда с
тоять крепко за будущую отчину свою против Иоанна и всех врагов Великого
Новгорода.
Многие стали было возражать ей, но наемные клевреты ее заглушили голоса
возражавших криками:
Ц Не хотим Иоанна, хотим Казимира! Да здравствует Казимир!
Марфа снова победила.
Дело сделалось, покорились даже благоразумные, в числе которых был и Наз
арий. Приложили все руки и печати к роковой грамоте и послали ее с богатым
и подарками к Казимиру, прося не одного заступничества, но и подданства, т
. е. того, за что хотели поднять руки на своего законного правителя Ц Иоан
на.
Вскоре от Казимира было получено подписанное им согласие.
Статья седьмая этого договора гласила:
«Если ты примиришь нас с Иоанном, князем московским, то обязуемся выплат
ить тебе, господину честному королю, всю народную дань, состоящую в годов
ом окладе».
Из этого было ясно, что легкомысленных новгородцев не особенно прельщал
а перспектива подданства Литве и что скрытой задушевной их мыслью было п
римириться с Иоанном Васильевичем. Большинство рассчитывало, что он мал
одушно откажется от борьбы с Литвой.
Московские наместники были освобождены и жили спокойно на Городище. Им,
конечно, не нравилась интрига Борецкой, но в правление новгородских поса
дников они не мешались и лишь отписывали обо всем великому князю. Новгор
одцы продолжали их чествовать, как представителей Иоанна, и убеждали их,
что от последнего зависит навсегда оставаться другом св. Софии, а между т
ем, в Двинскую землю был уже отправлен воевода, князь суздальский Васили
й Шуйский-Гребенка, охранять ее от внезапного вторжения московской рати
.
Вскоре от великого князя Иоанна была получена грамота, в которой он угов
аривал мятежников смириться. Митрополит в приписи увещевал их на то же с
амое и, соболезнуя о народе русском, писал, что вдаются они в ересь нечести
вую, как в сети дьявола.
На вече снова заволновались умы, и снова победа осталась за Марфой и ее ст
оронниками.
Грамоту оставили без ответа.
Терпение Иоанна истощилось, и он прислал новгородцам складную грамоту, т
. е. объявление войны, исчисляя в ней все дерзости, которые они нанесли его
лицу.

XXV. Война

Многочисленное войско, предводимое самим великим князем, выступило про
тив Новгорода. Иоанн убедил князя тверского Михаила действовать с ним за
одно, псковитянам приказал выступить с московским воеводою Федором Юрь
евичем Шуйским, по дороге к Новгороду, устюжанам же и вятчанам идти на Дви
нскую землю под начальством Василия Федоровича Образца и Бориса Слепог
о-Тютчева, а князю Даниилу Холмскому Ц на Рузу.
Сын князя Оболенского-Стриги, Василий, с татарской конницей спешил к бер
егам Мечи, с самим же великим князем отправились прочие бояре, князья, вое
воды и татарский царевич Данияр, сын Касимов. Кроме того, молодой князь Ва
силий Михайлович Верейский, предводительствовавший своими дружинами,
пошел окольными путями к новгородским границам.
Новгородцы, наскоро набрав войско из разных званий и состояний, выступил
и против москвитян.
Войска встретились у самого Ильменя.
Завязалось жаркое дело.
Среди новгородцев было много новобранцев, а потому войско их не выдержал
о натиска дружин князя Холмского и боярина Федора Давыдовича и бежало.
Москвитяне победили, бросились вслед за беглецами. Началась страшная ре
зня. Множество пленных новгородцев были трофеями победы. Им отрубили нос
ы, уши, губы и искалеченных отпустили в Новгород, а отнятое оружие топили в
Ильмене.
«Изменническим оружием мы не нуждаемся!» Ц говорили москвитяне. Такой ж
е перевес оказался везде на стороне последних. Среди пленных были посадн
ики, начальствовавшие над войском, воевода Казимир и сын Марфы, Дмитрий И
сааков Борецкий.
Боярский сын Иван Замятин представил их всех великому князю, находившем
уся в Яжелбицах, и вручил ему договорную грамоту с королем польским, эту з
аконопреступную хартию Ц памятник новгородской измены. Ее нашли в обоз
е, перехваченном еще накануне битвы.
Некоторых из пленных казнили на месте, а других, скованных, отослали в Кол
омну.
Оставалась одна опора Новгорода Ц князь Василий Шуйский-Гребенка, но в
скоре пришла весть, что он, разбитый и раненый, бежал в Холмогоры. Явившись
с полей битв, обрызганные кровью и искалеченные воины произвели панику
в городе Ц новгородцы спохватились. Им жутко стало и стыдно. Понадеялис
ь на Литву, а литвины сами только вредили им: Михаил Оленькович бежал еще р
анее битвы и по дороге разграбил Рузу. В Новгороде остался только советн
ик Марфы, шляхтич Зверженовский, которого она скрывала в своем доме от на
родной ярости.
Уныло загудел, как бы застонал, вечевой колокол. Сошлись на вече сыны свят
ой Софии с поникшими головами. Думали, гадали и, наконец, решили во чтобы т
о ни стало сопротивляться.
Повсюду наступил голод, появились недруги, продовольствия было взять не
откуда, так как все обозы перехватывали москвитяне. Воины новгородские с
башен и бойниц валились мертвые грудами, да, кроме того, некто Упадыш, быв
ший до того времени верным слугою отечества, заколотил стенные огнеметы
и этим довершил бессилие новгородцев к защите.
Упадыша отыскали, отрубили ему голову и труп бросили в ров.
В то же время пришло в Новгород известие о казни именитых посадников и в ч
исле их Дмитрия Борецкого. До тех пор никто из великих князей не решался п
окуситься на жизнь первостепенных бояр новгородских.
Архиепископ Феофил вразумил своих сограждан просить у грозного Иоанна
и взялся сам ходатайствовать перед лицом его о прощении.
Новгородцы дали ему свое согласие и полную свободу действий при заключе
нии мира, и он со свитою, в которой находился Назарий, отправился к великом
у князю.
Смиренно преклонило посольство перед ним свои головы и упросило смилос
тивиться над своим народом и поберечь свою отчину.
Порешили на том, чтобы внести в его казну 50 пудов серебра
15 500 рублей.
, а затем платить ежегодно черную, или народную дань, возвратить ему
прилегающие к Вологде земли, берега Пинеги, Мезени, Нелевючи, Выи, Песчаль
ной Суры и Пильи горы. Эти места были уступлены Василию Темному, но после н
овгородцы снова отняли их. Архиепископов обязались ставить в Москве, у г
роба св. Петра-чудотворца, в доме Богоматери, не принимать врагов великог
о князя: князя Можайского, сыновей Шемяки и Василия Ярославича Боровског
о, отменить вечевые грамоты и обещались не издавать судных прав без утве
рждения и печати великого князя, и многое другое, и по обычаю целовали кре
ст в уверение в исполнении ими всего обещанного.
Великий князь помирил со своей стороны новгородцев с псковитянами, и боя
рин Федор Давыдович, взяв на вече присягу, тем закончил дело.
Мир был заключен.
Марфа Борецкая скрылась в свои вотчины, но про нее великий князь не обмол
вился ни словом в договорной грамоте, как бы презирая слабую жену.
Простился он с новгородцами приветливо и со славой возвратился в Москву.

В Новгороде наступила тишина и спокойствие.
Хотя он много потерял, но зато приобрел сильного защитника против других
хищников.
За три года до приезда Назария в Москву великий князь посетил Новгород, б
ыл встречен с почестями и в особенности среди новгородских сановников о
тличил Назария.
Последний, действительно, честно и искренно служил своему отечеству и ру
кой и головой, но почти перед самым приездом великого князя был обойден с
воими согражданами, Ц его обошли посадничеством и избрали по проискам
Борецкой какого-то литвина.
Назарий, беседуя с Иоанном, высказал ему свою обиду и открыл ему свое серд
це.
Ц Я стерпел за себя, но не могу стерпеть за отечество, Ц заключил он свой
рассказ, Ц так как чует мое сердце, Марфа снова завладеет новгородскими
думами.
Иоанн предложил ему приехать к нему в Москву и от имени Новгорода назват
ь его государем, что означало бы полное подданничество.
Назарий попросил время на размышление.
Три долгих года обдумывал он этот роковой шаг Ц одним словом передать в
о власть Москвы свое отечество.
Сильно и часто за эти годы билось его сердце. Жаль было ему родины с обеих
сторон, но что было делать? Лучше отдать своему, чем чужим!
Назарий решился прибыть в Москву.

XXVI. В доме князя Стриги-Оболе
нского

Ц Ну, теперь мы одни, Ц сказал князь Оболенский, усаживая гостей своих в
светлице на широких дубовых лавках, покрытых суконными настилками. Ц П
оведай же мне, Назарий Евстигнеевич, так как мы с тобой считаемся кровным
и и недальними, Ц ты мне внучатый брат доводишься, Ц волею или неволею з
анесла вас лихая стужа к нам, вашим ворогам?
Ц Не знаю, брат, Ц отвечал Назарий, Ц как тебе на это ответить, тут все ес
ть: и воля, и неволя.
Ц Да уразумел ли ты вопрос мой, на что он метит и о чем я речь веду?
Ц Как не уразуметь! А ты бы нас сперва напоил, накормил да спать уложил, а п
осле бы и спрашивал: зачем-де вы, дальние птицы, прилетели на чужбину? Здес
ь не накормят вас пшеницей ярой, а с вас же последние перышки ощиплют, Ц з
аметил Захарий.
Ц И, ведомо, так Ц сказал улыбнувшись Оболенский. Ц Вы народ хитровой, с
перва надо расплавить задушевные речи винцом горячим, а там они уж сами с
языка польются.
Вскоре слуги уставили стол яствами и питиями и удалились.
Ц С тобой как с кровным, сердечным и старшим, Ц начал Назарий, машинальн
о принимаясь за пищу, Ц хочу я вместе побеседовать, чтобы раздумать думу
крепкую и растосковать тоску тяжелую.
Ц Ты знаешь, брат, Ц отвечал Оболенский с дрожью в голосе, Ц я теперь си
р и душой и телом, хозяйка давно уже покинула меня и если бы не сын Ц одна н
адежда Ц пуще бы зарвался я к ней, да уж и так, мнится мне, скоро я разочтусь
с землей. Дни каждого человека сочтены в руке Божьей, а моих уж много, так г
овори же смело, в самую душу приму я все, в ней и замрет все.
Ц Потому-то я тебя и избрал, как образец честности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31