то она в брачном венце, томная, бледная, об руку с немилым, на лице ее чит
ал он, что жизни в ней осталось лишь на несколько вздохов, то видел он ее ле
жащую в гробу, со сложенными крест-накрест руками, окутанную в белый сава
н. Он не узнавал ее; орбиты высохших от слез глаз впадали так глубоко, стра
шно; розовые ногти на руках и малиновые уста ее посинели. Холодный пот обл
ивал его снаружи, внутри же он чувствовал жгучую боль и то стонал, то ярост
но скрежетал зубами и вскакивал впросонках.
Павел крался, подползая к Чурчиле как червь; нож его блеснул во мраке, взви
лся с рукою над головой жениха его сестры и уже готов был опуститься прям
о над горлом несчастного, как вдруг Чурчила, под влиянием тяжелых сновид
ений, приподнялся и попал бы прямо на нож, если бы убийца не испугался и уг
рожающая рука его не замерла на полувзмахе.
Ц Измена, Ц крикнул сторожевой, услыша шорох вскочившего в страхе Павл
а, и ударил мечом своим плашмя несколько раз по ножнам.
Дружинники, услыхав эти звуки, все проснулись и в одно мгновение были на н
огах, хотя в первые минуты не могли понять причины тревоги.
Сторожевой дружинник в нескольких словах рассказал, как он заметил Павл
а, бежавшего с ножом от Чурчилы.
Фигура беглеца, благодаря вышедшей из облаков луне, действительно, видна
была мелькающей по полю.
За ним стремглав бросилась погоня.
Павел, перебежав большое пространство, свернул в прибрежные кусты и засе
л в них.
Ожесточенные дружинники начали шарить в них, ударяя по ним мечами, и жерт
ва, наверное, не ускользнула бы от них, если бы Павел, видя явную опасность,
не принял бы мер.
Безвыходное положение, страх всегда или рождают внезапно счастливую мы
сль, или же сковывают человека бездействием.
То же случилось и с Павлом.
Нащупав около себя огромный камень, он скатил его с шумом в реку, а сам при
таился ничком в кустах. Вслед за камнем, который дружинники приняли за бр
осившегося в реку Павла, посыпались стрелы, но прошло несколько мгновени
й Ц волны катились с прежним однообразным гулом, и дружинники, думая, что
Павел с отчаяния и срама, чтобы не попасться в их руки, бросился в реку и ут
онул, подождали некоторое время, чутко прислушиваясь, и возвратились к т
оварищам, решив в один голос: «Собаке Ц собачья смерть!»
Чурчила, убедившись, что поддался хитрому обманщику, решил не возвращать
ся на родину, а продолжать поход к намеченной ранее дружинниками цели Ц
замку Гельмст.
Под покровом ночи и Павел ползком, после ухода своих преследователей, вы
бравшись из прибрежных кустов, осторожно прокрался к лесу, по дороге, ука
занной ему рейтаром Вальдгуса фон Ферзена.
Он решил тоже направиться в замок Гельмст.
Зачем? Ц это была тайна его черной души.

V. Замок Гельмст

Замок Гельмст Ц цель дальнейшей ратной потехи наших новгородских друж
инников, принадлежавший, как мы уже знаем, рыцарю Иоганну Вальдгусу фон Ф
ерзену и сохранившийся до нашего времени, находится в Лифляндии, у исток
а реки Торваста, в миле расстояния от Каркильского озера, в котором, по пре
данию, находится будто бы несколько затонувших зданий.
В описываемое нами время он представлял собой неприступную твердыню. Ши
рокие стены его, поросшие мхом и плющом, указывали на их незапамятную дре
вность, грозные же в них бойницы и их неприступность, глубина рва, его окру
жавшего, и огромные дубовые ворота, крепкие, как медь, красноречиво говор
или, что он был готов всякую минуту к обороне, необходимой в те неспокойны
е, опасные времена.
Подъемный мост спускался лишь при звуке трубы подъезжавших путников и с
нова поднимался, скрипя своими ржавыми цепями, впустив в ворота ожидаемо
го или нежданного гостя.
Замок Гельмст славился на всю округу гостеприимством своего хозяина. Ст
олы этого редкого среди немцев хлебосола всегда ломились под обильными
и изысканными по тому времени яствами и винами.
Рыцарь Иоганн Вальдгус фон Ферзен был богат, чем не могли похвастаться о
стальные его товарищи по оружию, рыцари ордена меченосцев. Это богатство
сделало то, что он был избран гроссмейстером ордена, но оно же было причин
ой потери им этого сана Ц его обвинили в сношениях с русскими и в приняти
и от них подарков; было ли это результатом зависти или же имело за собой до
лю правды Ц осталось в глубине души фон Ферзена Ц души, впрочем, сильно о
скорбленной потерей почетного звания. Фон Ферзен всеми силами старался
вернуть его в свой род, и к общей ненависти к русским у этого бывшего гросс
мейстера прибавилась ненависть личная.
Он сам в минуты откровенности, после лишнего стакана вина, хотя и не призн
авал себя виновным в подкупе со стороны русских варваров, но все же делал
кой-какие намеки и не мог удержаться, чтобы не излить на них всю желчь сво
его развенчанного величия.
Ц С тех пор, Ц так обыкновенно он заканчивал свой рассказ о своем паден
ии, Ц как услышу я слово: «русский», какая-то нервная дрожь охватывает ме
ня. С тех пор поклялся я всем святым вредить этим заклятым врагам моим, чем
только могу, и твердо сдержу свое слово.
Эта ненависть к русским не помешала, впрочем, фон Ферзену дать приют в сво
ем замке бездомному сиротке-юноше, едва вышедшему из отрочества, русско
му по происхождению, но не помнившему ни рода, ни племени, по имени Григори
ю, искаженному среди немцев в «Гритлиха».
Приятели не раз упрекали фон Ферзена за его пристрастие к этому «русском
у щенку» и советовали переслать его на родину «на стреле», но владелец за
мка Гельмст настойчиво защищал своего любимца.
Ц Я так люблю его, Ц говаривал он, Ц да он же и выродился из всего русско
го, проживши столько лет у меня. Вы не знаете цены этому малому. Я нашел его
полу замерзшим и полунагим на самой русской границе; ему было тогда лет д
есять от роду; я приметил его, накормил, взял к себе на седло. Как он прижима
лся ко мне, сердечный, весь дрожа от холода. Я стал расспрашивать его, отку
да он. Из его слов я понял, что он бежал от какого-то бунта, что все его родны
е были перебиты. Куда же было деваться ему, сироте… Я оставил его у себя… М
оя дочь была только годом моложе его… Они вместе выросли, играя между соб
ой как родные, и даже зовут друг друга братом и сестрой. Он плел для нее кор
зинки из ивовых прутьев, ловил птиц силками, лазал по деревьям как белка, ч
тобы доставать из гнезда пташек и воспитывать их, как я их воспитывал. Ког
да же он возмужал, то стал держаться моего стремени Ц на звериной ловле у
смирял диких бегунов и гарцевал на них молодецки. А как он стреляет! Сшибе
т шапку с головы и волоска не тронет. Но что больше всего меня привязало к
нему Ц это то, что он не корыстолюбив: со своими не воюет, а когда других за
девали мы, он не пользовался грабежом; а однажды вышиб из седла врага, кото
рый уже занес меч над моей головой… Я ему обязан жизнью… да и Эмма моя люби
т его, как родного брата… Я не могу расстаться с ним.
Ц Это-то и худо, Ц пробовали задеть старика фон Ферзен с этой стороны,
Ц долго ли до беды, надо вовремя разлучить молодых людей.
Ц Нет, Ц возразил он, Ц моя Эмма Ц эта юная ветвь славного и могуществе
нного рода Ферзен Ц никогда не соединит свою судьбу с каким-нибудь подк
идышем. О! Прежде я изрублю тело его в крупинки.
Ц Чем дожидаться этого, не лучше ли теперь принять меры и теперь же отосл
ать его в конюшню и на псарню, самое подходящее место для «русского щенка
», Ц не унимались советчики.
Ц Это было бы слишком жестоко, особенно без вины, но если я что-либо замеч
у, то лучше выгоню его из своего замка на все четыре стороны, Ц возразил ф
он Ферзен.
Эти беседы хотя и не имели грустных последствий для Гритлиха, но все же вн
если в душу старика Ферзена подозрение, и он стал наблюдать за дочерью и п
риемышем, но не замечал ничего.
Эмма фон Ферзен и подкидыш Гритлих были еще совершенные дети, несмотря н
а то, что первой шел девятнадцатый, а второму двадцатый год. Они были совер
шенно довольны той нежностью чистой дружбы, которая связала их сердца с
раннего детства; сердца их бились ровно и спокойно и на поверхности крис
тального моря их чистых душ не появлялось даже ни малейшей зыби, этой пре
двестницы возможной бури.
Среди сокровищ ее отца Эмма фон Ферзен была самым драгоценным сокровище
м, не только в глазах отца, но даже и для постороннего взгляда.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не подд
ающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представит
ельниц прекрасного пола, с большими голубыми, глубокими, как лазуревое н
ебо, глазами, блестящими как капли утренней росы, с правильными чертами м
иловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет
лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и застав
ляет сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.
Друг ее детства, Григорий, или Гритлих, с годами из тщедушного мальчика об
ратился в стройного юношу, полного сил и здоровья, добытого физическими
упражнениями и суровой жизнью среди суровых рыцарей. С самых юных нежных
лет на охотах, этих прообразах войны, привык он смело глядеть в глаза опас
ностям, а с течением времени Ц пренебрегать ими. Высокий ростом, с задумч
ивым, красивым, полным энергии лицом, матовая белизна которого оттенялас
ь девственным пухом маленьких усиков, с темно-русыми волосами и карими г
лазами, порой блиставшими каким-то стальным блеском, доказывавшим, что в
этом молодом теле имеется твердый характер мужа.
Таков был молодой новгородец, волею судеб нашедший себе второе отечеств
о в Ливонии и вторую семью в лице старика фон Ферзена и его дочери.
Чтобы закончить описание обитателей замка Гельмст, нам необходимо нари
совать, хотя бы в нескольких штрихах, портрет самого владельца замка, рыц
аря Иоганна Вальдгуса фон Ферзена. Это был высокий, худой старик, лет за ше
стьдесят, с открытым добродушным лицом, совершенно не гармонировавшим с
несколькими рубцами рассеченных ран, говорившими о военком ремесле рыц
аря. Посвятив свою раннюю юность подвигам на пользу ордена меченосцев, о
н поздно встретил подругу жизни и не долго пользовался ее ласками. Молод
ая, хрупкая, Матильда фон Эйхшедт, ставшая Матильдой фон Ферзен, прожила с
мужем год с небольшим и умерла при родах, подарив ему дочку Ц живой портр
ет матери. Пораженный неожиданным горем, Иоганн фон Ферзен перенес всю н
ежность своего поздно проснувшегося сердца на этого ребенка и от трудов
войны отдыхал сперва около ее колыбели, а затем около ее девичьей постел
ьки, благословляя ее на сон грядущий, сон чистоты и невинности. Ее детский
лепет, ее улыбка, ее игры, забавы и даже шалости, были тем живительным баль
замом, который привязывал к жизни старого рыцаря, давал этой жизни цель и
значение, но, вместе с тем, не допускал жестокому ремеслу сделать его кров
ожадным и бессердечным, подобно многим из его сотоварищей.
И не на одного отца своего производила Эмма фон Ферзен такое чарующее вп
ечатление; вся прислуга замка, все рейтары ее отца боготворили ее, их угрю
мые суровые лица расплывались при встрече с ней в довольную улыбку, ее ла
сковый взгляд был для всех их дороже неприятельской богатой добычи. Каза
лось, сами поросшие мхом каменные громады замковых стен становились мен
ее мрачными, когда Эмма фон Ферзен проходила мимо них. Был только один чел
овек среди служителей замка, который не только не улыбался при встрече с
общим кумиром, Эммой, но, видимо, избегал подобной встречи. Это был старый
привратник Гримм. На него эта златокудрая ангелоподобная девушка произ
водила действие проснувшейся совести.

VI. Весть о русских

Скорее деньги Иоганна фон Ферзена, чем еще только расцветшая красота его
дочери Эммы за несколько лет до того времени, к которому относится наш ра
ссказ, сильно затронули сердце соседа и приятеля ее отца, рыцаря Эдуарда
фон Доннершварца, владельца замка Вальден, человека хотя и молодого еще,
но с отталкивающими чертами опухшего от пьянства лица и торчащими в разн
ые стороны рыжими щетинистыми усами. Только общее пристрастие к флягам,
в содержимом которых и сам фон Ферзен любил подчас топить скуку своего о
диночества, да искусная игра Доннершварца на пикентафле
Род бильярда.
могли объяснить близость между этими двумя рыцарями, нравственны
е качества которых были более чем противоположны.
Ц Я привык к нему, как к моему колпаку, да, кроме того, он мне полезен, как мо
й кот; тот очищает мой погреб от крыс и мышей, а этот Ц от бутылок и бочонко
в; за это я люблю его.
Старик не стеснялся выражать это свое мнение и в присутствии своего част
ого гостя, но тот, ввиду намеченной им цели, да и по врожденной трусости, пр
опускал все мимо ушей и не обижался.
Он и сам не рассчитывал получить согласие отца на брак, а потому принял св
ои меры на случай, если придется похитить обладательницу богатого прида
ного.
Последнее для него было очень важно Ц Доннершварц был беден.
Чтобы иметь среди прислуги фон Ферзена своего человека, он пристроил одн
ого из своих рейтаров, Гримма, в привратники в замок, обещав ему хорошую на
граду, если при его содействии брак его с Эммой фон Ферзен состоится, будь
это с согласия отца, или насильственным похищением.
Привратник Гримм на своей особе всецело оправдывал французскую послов
ицу: «Каков господин, таков и слуга», Ц он был кривой старик, с плутоватой
физиономией, большим, почти беззубым ртом и вечно злым и угрюмым видом; кр
асный нос его красноречиво свидетельствовал, что он не менее своего госп
одина был поклонником бога Бахуса. Он состоял на службе еще у отца Эдуард
а, но далеко не жаловал сына Ц этого пьяницу и обжору, как, конечно, за глаз
а, он честил бывшего своего господина, а потому с удовольствием перешел н
а службу в замок Гельмст, где все дышало довольством и богатством, тогда к
ак в замке Вальден приходилось часто класть зубы на полку вместе со свои
м господином, с той разницей, что последний раньше уже пристроился к хлеб
осолу фон Ферзен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31