https://wodolei.ru/catalog/accessories/kryuchok/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Меня в этот момент резануло: чек
алкой Ц диким Ц диким, голодным шакалом в свое время она называла и меня.
Ц А ты, кстати, чего сиднем сидишь? Ц повернулась Серафима вместе с тяже
лым стулом к амбалу. Ц Ну-ка, марш, принеси винца, эту встречу надо спрысну
ть.
Когда мальчик встал и пошел, под ним, кажется, начали прогибаться половиц
ы. Это ведь всё было еще до реконструкции Малого театра. На меня он даже не
взглянул. Откусок от груши, когда паренек проходил мимо меня, он пульнул в
урну, и вышел. Похоже, он что-то обо мне раньше слышал и теперь молодой геро
нтофил заревновал. Для меня появился момент хоть что-то без свидетеля мо
лвить. Я приготовил самую естественную и обаятельную из своих улыбок.
Ц А вы, Серафима Григорьевна, всех, как меня в свое время, чекалками зовет
е? В пьесе Вампилова…
Ц Читала, читала я Вампилова. Хочешь мне напомнить, как там одна профура
всех своих любовников одним именем Ц Аликами Ц называла?.. Тенденция вр
емени и особенность характера. Ц Она не приняла моей язвительности. Все
гда, на сцене и в жизни, она брала инициативу в свои руки. Ц Ты дальше, сыно
к, рассказывай, рассказывай…
В этот момент прозвенел первый звонок, я решил, что преступная для шофера
чаша минует меня, но тут же в дверях появился угрюмый омоновец с подносом,
на котором стояло два бокала красного, как рубин, вина. Она опять меня пере
играла, она хозяйка, она драматург этой сцены, она всем навязала свою волю.

Ц Бери, профессор, выпьем за встречу.
Тут я немножко растерялся: я за рулем, Серафима должна идти на сцену. Я-то, п
равда, еще неизвестно как доеду до дома, а вот то, что она, как всегда, под ап
лодисменты сыграет и в конце ее засыпят цветами, Ц я знал. Я выпил. Усмеше
чка пропорхнула по хорошо очерченным губам вынужденного официанта. Он п
ринял у меня пустой бокал, как точку на письме поставил мой бокал на подно
с, который держал в левой руке, а правой демонстративно Ц Пожалуйста! Ц
открыл передо мной дверь. Что там забродило в его бронированном черепе? Н
о Серафима продолжала держать ситуацию в руках. Ей никогда не нужно было
напрягать голос, чтобы ее услышали в самых дальних рядах зала или где-ниб
удь в четвертом ярусе:
Ц Чекалка!
Мы оба, я и бронированный омоновец, как по команде, обернулись.
Ц Ты! Ц Она пальцем отчетливо, как полководец в нужный пункт на штабной
карте, ткнула в мою сторону. Ц В зал, на свое место. Даст Бог, Ц голос чуть п
отеплел, Ц даст Бог, еще свидимся.
Ц Ты! Ц Теперь уже в сторону набычившегося мальца. Ц Сидишь здесь, приг
лядываешь за порядком и ждешь Сулеймана Абдуловича. Ц Все, ребята.
Она потянулась за висевшим на стуле капором. Лицо ее вдруг как бы ушло, из
зеркала глядела уже не Серафима, а знакомый по первому акту пьесы персон
аж: мать, приведшая в богатый дом своего сына. Над тем, кто же такой Сулейма
н Абдулович, я сосредоточиваться не стал…
Ни одну лекцию я еще так не читал, раздваивая, даже растраивая свое сознан
ие. Веселенький слалом, когда читаешь про одно, вспоминаешь другое и еще п
рикидываешь, Ц не следует ли кое-что опустить в присутствии нового слуш
ателя. Этот слушатель, вернее, слушательница, вела себя образцово: внимат
ельно слушала, терпела идиотические вопросы, которые принялись задават
ь в конце лекции, истосковавшиеся по духовности русские любители литера
туры. Мэр господин Мёллер, удивился, он этого не знал: оказывается, Московс
кий университет носит имя Ломоносова. Кто-то из моих бывших соотечестве
нников высказал пожелание, чтобы Марбургский университет и Московский
начали дружить. Тогда старая моя приятельница Барбара Кархофф уточнила:

Ц Университеты давно уже дружат. Ц Она несколько замялась, и потупилас
ь, потому что сама была лауреатом золотой Ломоносовской медали и ей, види
мо, захотелось, чтобы об этом узнали присутствующие. Никто об этом, естест
венно, не знал, даже мэр, а когда я объявил, все дружно похлопали.
Но жена доктора-химика, которая в силу природной наблюдательности всего
знала слишком много, сообщила еще одну новость. Она во чтобы то ни стало з
ахотела бы, чтобы все были в курсе того, что сын декана филфака МГУ госпожи
Ремневой недавно проходил стажировку в Марбургском университете.
Ц Он занимался химией и физикой, как Ломоносов? Ц пожелал уточнить бург
омистр. Ц Или филологией, как его матушка?
Боже мой, какую замечательную физиономию организовала здесь хорошо инф
ормированная жена доктора-химика! Ответ был написан на её лице и подтвер
жден приподнятыми плечами, укутанными в замечательную синтетическую к
офточку акварельных тонов:
Ц Кажется, мальчик занимался еще и музыкой, а вот играл ли на барабане, я н
е знаю.
Были еще и другие вопросы, свидетельствующие о том, что мои слушатели зна
ли предмет. «Были ли у Ломоносова потомки?» Ответ: « Были. Да, единственная
дочь Ломоносова оказалась замужем за одним из представителей старинне
йшего аристократического рода в России». Вопросы по Пастернаку касалис
ь его последней привязанности Ольге Ивинской. Я, конечно, всё могу прости
ть великому человеку, но у меня и свой взгляд и на эту женщину, и на те обяза
тельства, которые возникают у мужчины, когда он более десятка лет прожил
с женщиной, обстирывавшей и обглаживавшей его, создавшей систему, при ко
торой он мог комфортно жить и работать. Я не очень хорошо отношусь к Ивинс
кой. В каком-то возрасте другая женщина уже не имеет права уводить велико
го мужа от жены. Кого она любила: поэта или просто мужчину? Великий поэт мо
жет, конечно, любить кого угодно. Хорошо, хоть не ушел из дома. Отвечая на во
прос, я привел эпизод из воспоминаний Василия Ливанова, семья которого х
орошо знала и семью Пастернака, и следила за перипетиями драмы, назреваю
щей в семье их друга.
Я принялся рассказывать, как Ольга Ивинская, сославшись на послелагерну
ю болезнь, которая якобы поставила ее на край могилы, пригласила к себе же
ну Пастернака Зинаиду Николаевну. Та пришла. Полумрак, черное лицо, лекар
ства и питье возле постели, салфетка или шаль на настольной лампе. Но Зина
иде Николаевне, женщине решительной, это показалось здесь неестественн
ым, и она сдернула покров со света…
Ужасная, совсем не для окончания лекции история, которую, между тем, все сл
ушали, затаив дыхание. Я опускал своих слушателей до каких-то бытовых игр
. Но Серафима не была бы великой женщиной, если бы не почувствовала моих тр
удностей:
Ц Дорогие друзья, Ц перебила она меня, Ц давайте всё же этот вечер двух
великих русских поэтов закончим их стихами. Ц Старая народная артистка
СССР кое-что помнит еще с юношеских времен.
Как же решительно двинула она свою коляску «на авансцену». Я никогда не д
умал, что снова услышу не в бытовой огласовке этот замечательный, волную
щий голос. В некоторых женских голосах есть волшебная магия, соединяющая
былое и будущее, примиряющая враждебное и плывущая как надзвездная субс
танция над мирским существованием. Когда звучат подобные голоса, понима
ешь, что удел человека выше и значительнее той жизни, какую он ведет, он тв
орение Бога, и Господь всегда готов принять его и назвать своим сыном.
Серафима читала сначала хрестоматийное «О пользе стекла», а потом, даже
не собрав особенных аплодисментов, из сборника «На ранних поездах». Знам
енитые стихи, к чему их здесь цитировать? Последнее, что мне запомнилось, э
то как из соседнего зала постепенно в наш маленький и продолговатый выхо
дили с кружками в руках и становились вдоль стены какие-то неведомые мне
люди. Что они, интересно, слышали в этих стихах на непонятном языке, которы
е читала, сидя в инвалидной коляске старая женщина?

Глава десятая

Я еще раз убедился как многое могут денег. Мы с Серафимой просидели в кафе
«Корона» почти до самого утра. Кто договаривался об этом: сама ли Серафим
а или ее шофер, который вывозил в зал инвалидную коляску? В кафе почти не г
орел свет, только несколько ламп в том зальчике, где я читал лекцию, да у ба
рной стойки в другом Ц часть этого другого зала была видна нам через отк
рытую дверь. Бармен читал газеты и разгадывал кроссворды. Лицо его было с
осредоточенно, как у министра финансов, представляющего в парламенте бю
джет. Позже его за стойкой сменил официант. Он долго смотрел вдаль, в темно
ту, а потом салфеткой принялся перетирать бокалы и кружки. Сколько же их з
десь было! Никто не переворачивал с грохотом стульев, демонстрируя, что в
ремя истекло, не двигал столов, не гремел ведром с грязной водой и шваброй.

Шофер, который привез Серафиму, после окончания лекции хорошо подзакуси
л: над большой тарелкой с едой облачком густел пар, потом он ушел, видимо, с
пать в машину. Мы все сидели с Серафимой и говорили.
Тишина ночи уже давно накрыла город, протиснулась во все щели: заполнила
переулки, как современная строительная пена, затвердела между домами, вп
олзла темнотою в квартиры, коридоры, на кухни, застелила улицы, нависла на
кустах, свешивалась с колоколен. Лишь через определенное количество вре
мени, казалось, прямо над нами хлопал жестяными крыльями петух: день прид
ет, день все-таки придет. Каждый раз, слыша его механический крик, я предст
авлял себе темную многовековую громаду ратуши, холодно подсвеченную эк
ономным прожектором, голый покатый булыжник и напротив Ц святого Георг
ия, поражающего копьем дракона в фонтане.
Мы ужинали с десяти часов, когда закончилась лекция и последний слушател
ь, еще раз поблагодарив, покинул зал. Ушел бургомистр, сказав, что он услыш
ал много интересного; потом ушла славистка Барбара Кархоф, уведя с собой
стайку студентов и своего друга Вилли. Не спеша уходили, как танки с поля б
оя, наши соотечественники, попутно задавая вопросы не только о Пастернак
е, но и о Госдуме в Москве, о Путине, которого они каждый день видят по телев
изору, о театре на Бронной, о романах Гроссмана и Трифонова, о Татьяне Толс
той и об Эдуарде Лимонове: когда, наконец, дадут срок этому националисту. К
ак в воду глядели, срок Лимонову вскоре действительно дали, но я забегаю в
перед, вбуравливаюсь в новый роман, который, может быть, напишу, если справ
люсь с этим.
Ц Что бы ты съел? Ц спросила Серафима, когда за последним собеседником
закрылась дверь. Ц Ты ведь всегда раньше был голодным.
Ц Жор у меня пропал, Ц ответил я, Ц ем как все. Это было юношеское.
Ц Значит, снизился метаболизм. Раньше ты молотил, не переставая, и однако
был как щепка Ц все сгорало. Я тебе завидовала.
Две женщины сидели передо мною: одна с прямой, откидывающейся назад в стр
емительной походке спиной, как бы не успевающей за телом, другая старая, г
одящаяся мне по возрасту в матери. Кстати, покойная мама и Серафима едино
жды встречались…
Со среднеазиатских гастролей «команда» с декорациями уезжала на поезд
е, а Серафима улетала на самолете. У нее тогда было какое-то всеобъемлющее
любопытство по отношению ко мне, к моей внутренней жизни, к моей семье, к м
оим товарищам. Может быть, она хотела выйти за меня замуж? Такие случаи огр
омной разницы в возрасте в театральной среде случались. Серафима сказал
а тогда: «Может, чего-нибудь пошлешь со мною маме? Я буду в Москве уже завтр
а. Купи на рынке два килограмма хорошего винограда и положи в коробку из-п
од обуви. У настоящего сортового узбекского винограда такая тонкая кожи
ца, его почти невозможно транспортировать». Я так и сделал. Мать была удив
ительно умной женщиной, она, наверное, всё поняла сразу. Мне потом сказала
: «Не торопись со своими переживаниями. Настоящий мужчина женится один р
аз. У тебя всё еще впереди». Но я могу представить себе их встречу, фразы, по
дтексты. Мамина собеседница виделась мне сейчас так же зримо, как и сегод
няшняя Серафима: завитые кольцами рыжие волосы, узкие плечи, резкие пово
роты головы, летящая походка. Голос у обеих тот же. У сегодняшней Серафимы
в голосе будто добавилось миндальной горечи.
Ц Ты мало изменился, чекалка. Я горжусь тобой, так всё интересно рассказы
вал, публика была довольна.
После лекции хорошо почувствовать себя обывателем. Я уже устал обсуждат
ь литературу и потому предпочел уклониться от этой темы.
Ц Раньше, действительно, всё сгорало, Ц ответил я на предыдущие ее слов
а, Ц а теперь не горит. Теперь стараюсь меньше есть хлеба, делаю зарядку, д
ва раза в день гуляю с собакой.
Вторая женщина сохранила только общие черты первой. Но следов замосквор
ецкой старухи, которая встретилась мне в Малом театре, тоже не осталось. (Г
де, интересно, теперь тот агрессивный парень-охранник? Что шофер не он Ц
это ясно. А куда делся Сулейман Абдуллаевич?) Седины не было, в Европе сейч
ас вообще замечательно красят, волосы были молодыми и ухоженными, привыч
ная старая медь поблескивала между прядей.
Ц Ну, ладно, Ц Серафима протянула через стол руку и положила на мою, Ц т
ебя, конечно, интересует, что случилось со мною, как я здесь оказалась и пр
очее. О тебе я всё знаю, о жене, о её болезни. Здешние газеты болтливы и нескр
омны. Я тебе говорила, кажется, по телефону, что о твоей лекции узнала из га
зеты. Вот села и приехала, у меня очень хорошие водители. Мы обо всём погов
орим, но сначала закажем ужин.
Я твердо знал, я был уверен, что в лице у меня ничего не изменилось, никакой
тени сомнений или колебаний. Мы, конечно, еще советские люди, но уже другие
: мы избавились от приоритетного желания что-нибудь привезти домой, неже
ли плотно поесть в дорогой загранке. У меня с собой были деньги, я справлюс
ь и с ужином в кафе.
Ц Плачу за всё я, теперь я твоя богатая старая тетка, которая встретила з
наменитого красавца-племянника. Кеllner! Ц Серафима перешла на немецкий.
Ах, это великое искусство актеров всё схватывать со слуха, на лету, запоми
нать тексты десятками страниц. Она говорила по-немецки свободно и раско
ванно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35


А-П

П-Я