Он казался очень расстроенным и попросил меня взять письмо, когда узнал, что я направляюсь в Абернауд.
– Да, это печать Аберуина, все правильно, – Огреторик смотрел на скатанный пергамент. – Наверное, она была с ним, когда его взяли в плен.
Пока он читал письмо, Лалигга наблюдала за ним глазами, которые выказывали слишком большой страх, и это уродовало ее.
– Ну, – сказал Огреторик наконец. – Это должно положить конец слухам о том, что мы убили его на дороге. Все это время у меня было тяжело на сердце. Ты сняла этот груз.
– Конечно, я все понимаю, ваше высочество. Несомненно, вам было тяжело, ведь вы так беспокоились за жизнь отца.
– Да, это так, – то, как говорил Огреторик, убедило Примиллу в его искренности, точно так же, как и пренебрежение, с которым он бросил письмо на колени жене.
Лалигга тряхнула головой, взяла письмо и начала читать. Примилла видела течение ее ауры, где страх и подозрение кружились, подобно демонам.
– Моя жена удовлетворена? – выплюнул Огреторик.
– А разве мой господин думал, что может быть по-другому?
Когда их взгляды схлестнулись, Примилла отвернулась, восхищенно рассматривая какие-то цветы. Спустя мгновение Огреторик, проворчав что-то себе под нос, оторвал взор от жены.
– Разреши мне проводить тебя до двери, уважаемая, – обратился он к Примилле. – Я благодарен тебе за то, что привезла мне письмо.
Когда они удалились на достаточное расстояние от покоев, где принцесса уже не могла их слышать, принц заговорил снова:
– Ты можешь мне сказать, где находится Мейл? – спросил он.
– В Каннобейне, ваше высочество.
– Я подозревал, что он может быть там, но не говори об этом больше ни одной душе, пока я не организую дела. Моя любимая жена может покипеть еще немного.
Каждое утро Мейл и Гавра отправлялись на долгие прогулки вдоль скал и любовались океаном. Поскольку воспоминания о Каннобейне преследовали его во время заключения, ему до сих пор казалось невероятным, что он на самом деле находится здесь, чувствует теплые лучи солнце у себя на спине и вдыхает резкий, чистый запах моря.
Часто во второй половине дня Мейл поднимался на башню, сидел возле кучи пепла, где жгли дрова для маяка, и смотрел на дорогу. По мере того, как шло время, Мейл начал задумываться, сколько спокойных дней ему еще осталось.
Каждый день без ответа из Аберануда был плохим знаком и свидетельствовал о развитии дворцовой интриги.
Тем не менее, когда ответ все-таки пришел, Мейл удивился. Он находился у себя в комнате и чертил пером линии на пергаменте, подготавливая материал для работы, когда к нему ворвался Марил, сын Аваскейна.
– Ваше высочество, у наших ворот находится двадцать пять человек и с ними ваш сын.
Не думая, Мейл схватил перочинный нож – свое единственное оружие – и выбежал наружу. Люди спешивались в дружеской суматохе. Мейла легко выделил среди них принца, просто потому, что сын поразительно напоминал его самого. Улыбаясь, Огреторик широкими шагами направился к отцу и протянул к нему руку.
– Рад видеть тебя, отец. Всю жизнь я слышал рассказы о тебе, и вот теперь мы наконец встретились.
– Да, встретились, – Мейл взял предложенную руку.
– От твоего письма у меня заболело сердце. Тебе нечего бояться, клянусь.
– Значит, двор изменился с тех пор, как я последний раз был там.
– Я получил массу нечестивых советов, если ты это имеешь в виду, но я убью любого, кто поднимет на тебя руку.
Он говорил так искренне, что Мейл чуть не расплакался от облегчения.
Огреторик повернулся и посмотрел вверх, на брох и башню.
– Знаешь ли, я никогда раньше здесь не бывал. Когда я был маленьким, мама сюда не ездила, потому что одной мысли о том, как ты любил это место, было довольно, чтобы она принималась плакать. Когда я вырос, то большую часть времени проводил на войне. Это место снова твое. Я передаю его тебе, а король одарил тебя титулом вместе с владениями. У меня в седельных вьюках документы.
– Боги, это очень щедро с твоей стороны! Огреторик пожал плечами, все еще глядя в сторону.
– Есть одна вещь, которую я должен сказать, – продолжал он. – Несколько лет назад, когда Глину отправили письмо с сообщением о лишении тебя права наследования, все были уверены, что Глин тебя повесит. Я умолил бы короля не посылать этого письма, но меня тогда не было при дворе, – он наконец посмотрел на Мейла. – Моя жена устроила так, чтобы меня не оказалось там во время совещаний, на которых решалась твоя судьба. Я выяснил это значительно позже.
– Не стоит переживать по этому поводу. Сомневаюсь, что король прислушался бы к такой просьбе. Но сам я хочу попросить тебя об одолжении: я хотел бы никогда не встречаться с твоей женой.
– Я отказываюсь от нее. Она может жить остаток жизни в каком-то тихом месте. – В голосе принца звучала злоба.
На следующий день Огреторик уехал с обещанием вернуться, как только позволят летние сражения. Мейл помахал ему у ворот, а затем отправился искать Гавру, которую нашел возле огорода Скуны.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Думаю снять эти булыжники, чтобы разбить сад для выращивания трав. Скуна говорит, что здесь много солнца.
– Представляю, что нас ждет. Теперь люди будут говорить об эксцентричной леди Гавре из Каннобейна и ее травах.
– Я не леди. Я не хочу, чтобы меня так называли.
– Но ты не можешь отказаться от титула. Ты выбрала свою судьбу, когда вышла за меня замуж. Знаешь ли, многие девушки получили титул благодаря своей красоте, но ты – первая, кому это удалось при помощи жаропонижающего отвара и слабительных.
Когда она рассмеялась, Мейл поцеловал ее, а затем крепко прижал к себе, наслаждаясь свободой и теплым солнечным светом.
Летом 797 года в возрасте пятидесяти лет Глин, гвербрет Кермора и претендент на королевский трон всего Дэверри, умер от закупорки сердечных сосудов. Хотя Невин уже какое-то время беспокоился о здоровье короля, внезапность смерти захватила его врасплох. Просто как-то раз утром Глин выступил из дана во главе своих людей; в полдень они привезли его мертвого. Ему стало плохо, когда он садился на лошадь, он скончался через несколько минут.
Пока его рыдающая жена и ее служанки обмывали тело и готовили к погребению, старший сын Камлан принял на себя королевство перед преданными ему вассалами в большом зале, где верховный священнослужитель культа Бела благословил его и приколол к его накидке огромную брошь в форме кольца, свидетельствующую о королевском сане.
Вассалы по одному выходили вперед, чтобы склонить колена перед новым сеньором.
Невин выскользнул из зала, пользуясь суматохой, и отправился в свои покои. Вот и настало время ему покинуть Кермор.
Вечером Невин собирал вещи, когда новый король послал за ним. Камлан уже перебрался в королевские покои.
Теперь он стоял у камина, где Невин так часто наблюдал за его беспокойно вышагивающим отцом. Тридцатилетний король был плотным красивым мужчиной. Он очень похож был на покойного Глина.
– Я слышал, что ты собираешься нас покинуть, – сказал Камлан. – А я-то надеялся, что ты будешь служить мне так же, как служил моему отцу.
– Мой сеньор очень добр, – Невин вздохнул, думая о необходимой лжи, которая ему предстояла. – Но смерть вашего отца – тяжелый удар для такого старого человека, как я. У меня больше нет сил для выполнения дворцовых обязанностей, мой сеньор. Я только хочу дожить последние несколько лет, чтя память вашего отца.
– В таком случае, мне будет приятно выделить тебе какую-нибудь землю рядом с Кермором, в награду за долгие годы службы.
– Король очень щедр, но ему следует сберечь такие милости для более молодых людей. У меня есть родственники, которые приютят меня. Старикам обычно хочется прожить последние годы рядом с родней.
Покинув Кермор, Невин отправился в Каннобейн, чтобы повидаться с Мейлом и Гаврой. Хотя вдоль границы с Элдисом шла война, он легко проскользнул мимо солдат, маскируясь под нищего старого травника, и направился к побережью. Солнечным летним днем, когда дикие розы расцветали вдоль дороги, Невин добрался до дана.
Над воротами больше не висел старый герб принцев Аберуина, вместо него повесили новый – пара барсуков и девиз: «Мы держимся».
Когда Невин завел внутрь своего коня и мула, Мейл выбежал его встретить. Он загорел и был полон жизненных сил. Бывший принц улыбался, обеими руками схватив руку Невина.
– Что ты здесь делаешь, вдали от важных дел? – спросил Мейл. – Я рад видеть тебя.
– Глин умер, и я оставил двор.
– Умер? Я не знал.
– Кажется, тебя это опечалило, мой друг.
– В некотором роде да. Какие бы причинами он ни руководствовался, Глин оказался самым щедрым покровителем, который когда-либо был у ученого. Он кормил меня целых двадцать лет, не так ли? Но заходи, заходи. Гавра будет рада видеть тебя. У нас родилась дочь, которую мы хотим тебе показать.
Кроме маленькой дочери, у Мейла появилось еще одно сокровище, которым он желал похвастаться, – очень редкая книга, которую он нашел в храме Бума во время одного из своих нечастых визитов в Аберуин. Вечером они с Невином по очереди читали вслух диалоги, написанные руманским мудрецом Туллом Киркином, и много ночей подолгу не спали, обсуждая редкие мысли, дошедшие со Времен Рассвета.
– Я потратила эту книгу очень много денег, – заметил Мейл как-то раз. – Гавра посчитала меня сумасшедшим. Но священники сказали, что это единственная книга Киркина, которая сохранилась со времен великой миграции.
– Да, это так. Жаль, что у нас больше нет этих книг. Старая легенда гласит, что Киркин во многом был похож на тебя. Он был принцем руманов, который потерял власть, потому что поддержал не того претендента на трон. Остаток жизни он посвятил философии.
– Надеюсь, его ссылка не была очень суровой, но она стоила того, чтобы дать плод в виде «Тосканских бесед». Я не жалею потраченных денег. Я намерен включить его аргументы против самоубийства в свою новую книгу. Этот его центральный образ кажется очень уместным. Кроме того, совершенно поразительно то место, где он говорит, что мы подобны дозорным в армии, назначенные богами по причинам, которые нам не дано знать, поэтому убить себя – значит, покинуть свой пост.
– Насколько я помню, много лет назад одному очень молодому принцу я говорил именно это.
Мейл легко рассмеялся.
– Да, так и было, и мой учитель был прав. Чуть не забыл сказать тебе кое-что. Если ты хочешь провести здесь остаток твоей жизни, то добро пожаловать! Я не могу предложить тебе дворцовую роскошь, но в Каннобейне тепло зимой.
– Как это мило с твоей стороны! Действительно, я испытываю искушение принять твое приглашение, но у меня есть родственники, к которым я собираюсь поехать.
– Родственники? Конечно, у тебя должны быть родственники. А я тут думал, что мастера двеомера выпрыгивают уже взрослыми прямо из земли.
– Как лягушки из теплой грязи? Нет, мы не такие странные – по крайней мере не совсем.
Невин уехал рано утром на рассвете, еще до того, как семья проснулась.
Он хотел избавить всех от горького прощания. Уже уезжая, он обернулся, чтобы посмотреть на тусклое мерцание Каннобейнского маяка высоко на башне. Старик знал, что никогда больше не увидит Мейла. Невин жалел, что у него на самом деле нет родственников, к которым можно было бы поехать.
Все дальние родственники, какие имелись, сейчас находились при том или ином воюющем дворе. А Невину придется какое-то время избегать королевских дворов.
Ему просто требовалось притвориться, что он умер. Пройдет достаточное количество лет – и еще один Невин-травник может заново появиться в местах, где его когда-то знали.
Главное, чтобы люди не задавали ему смущающих вопросов о его необычно долгой жизни.
Он решил поселиться где-нибудь в страшной глуши на территории Кантрейя, где его навыки могут помочь простым людям королевства, разрываемого распрями. Невин задумывался и над тем, где он снова найдет Бранвен.
Не исключено, что она уже живет где-то в новом теле. Ему придется руководствоваться исключительно своей интуицией и позволить случаю направлять себя. С долгим болезненным вздохом Невин повернул коня на дорогу, ведущую на север. Кому-то бесконечно долгая жизнь могла бы показаться прекрасной, а Невин от нее смертельно устал.
Что касается Мейла, лорда Каннобейна, они с женой прожили много долгих счастливых лет и наконец умерли от старости почти в один день.
По мере того, как росла его слава мудреца, он стал известен как Мейл Провидец. Подобно философам Времена Рассвета, он именовался вейтом.
В Дэверри люди называли бы его «Мейл из гвейдов», но произношение, принятое в Элдисе, превратило бывшего принца в «Майлвада». Это имя перешло ко всем его потомкам.
ЭЛДИС, 1063
«Вы никогда не должны говорить о „привязывании“ духа к кристаллу или талисману. Если дух решит служить вам при помощи талисмана – радуйтесь, потому что он сам получит знания и силу в награду за свою службу, но оставим навсегда этот разговор о подчинении Темной Тропе.»
«Тайная книга друида Кадваллона»
Стоял прекрасный солнечный день, и воды реки Лит сверкали на солнце. Лорд Камдель, некогда начальник королевских бань, ехал вдоль реки на коне и пел. Это были просто беспорядочные обрывки песен, потому что ему было трудно вспомнить слова. У него вообще возникали трудности, когда он пытался вспомнить вообще хоть что-либо. Например, почему он едет по безлюдным горам провинции Йир Аусглин? Время от времени ему в голову ударял вопрос, но независимо от того, как долго он над ним размышлял, Камдель так и не находил ответа. Просто казалось правильным, что он находится здесь, в сотнях миль от двора, со спрятанным в седельных вьюках мешочком, полном драгоценных камней. Камдель знал, что украл камни, но больше не помнил ничего – ни почему он их украл, или кто был их владельцем.
– Я, вероятно, пьян, – сказал он своему гнедому жеребцу. – Но почему я, пьяный, здесь?
Жеребец фыркнул, словно раздумывал о том же самом.
Через несколько миль дорога резко заворачивала, и, минуя поворот, Камдель увидел трех всадников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58