– Олдак просто спросил меня, не нахожу ли я странным, что лорд с такой готовностью принялся обучать леди Гвенивер своему любимому занятию. Почему-то это меня рассердило. Я ответила, что простая служанка, вроде меня, вообще не вправе рассуждать о делах лорда. После этого я пошла прочь.
– Хорошая девочка. Как я вижу, мне придется поговорить с Олдаком сразу о нескольких делах. Если до ушей Гвенивер дойдет, что Олдак ее оскорблял, он может внезапно умереть.
– У меня не будет болеть сердце, если он отправится в Другие Земли, – сердито сказала Гавра.
На следующий день Гвенивер и Даннин неожиданно явились к Невину на послеполуденный прием. Гавра только что закончила накладывать мазь на поцарапанную руку помощника сокольничего, когда эти двое зашли, гремя и позвякивая доспехами. Даннин держал у щеки окровавленную ткань.
– Не займетесь ли капитаном, травники? – спросила Гвенивер. – Он слишком смущен, чтобы отправиться к дворцовому лекарю.
– Если бы я мог назвать жрицу сукой, то назвал бы, – пробормотал Даннин сквозь тряпку.
Гвенивер рассмеялась. Из глубокого пореза на щеке капитана текла кровь.
– Мы пользовались тупыми мечами, – объяснила Гвенивер. – Но порезаться можно и тупым лезвием, а Даннин отказался надеть шлем на время урока.
– Глупость, – сказал Даннин. – Моя глупость, я имею в виду. Никогда не думал, что она сможет ко мне приблизиться.
– Правда? – заметил Невин. – Кажется, у госпожи больше таланта к этому делу, чем мы могли бы подумать.
Даннин улыбнулся ему так нагло, что Невин испытал искушение промыть ему порезы самым крепким настоем гамамелиса, который у него имелся. Но проявив гуманность, использовал теплую воду, усиленно напоминая себе, что Даннин – это не Геррант. Пусть у его души тот же корень, личность выросла в другой цветок. Кроме того, у Даннина есть основания для наглости – основания, которых никогда не было у Герранта. И тем не менее всякий раз, когда холодные глаза капитана смотрели в сторону Гвенивер, Невин приходил в ярость. Когда Даннин ушел, Невин позволил себе вздохнуть, размышляя о глупой гордости мужчин, которые в состоянии хранить в себе обиду сто тридцать лет.
Гвенивер задержалась, с любопытством рассматривая травы и настои с мазями, а также лениво болтая с Гаврой. Ученица ни словом не обмолвилась о неуважительных речах лорда Олдака.
Хотя казалось, что сама госпожа их не замечает, вслед за ней по комнате ходили Дикие. Временами они робко тянули ее за рукав, словно просили взглянуть на них. По какой-то причине, не вполне внятной Невину, Дикие всегда узнавали человека, наделенного силой двеомера. Маленькие существа находили это поразительным. Наконец они исчезли, разочарованно качая головами.
Невин внезапно задумался, не натолкнулась ли Гвенивер на свои скрытые таланты к двеомеру и не использует ли их в служении своей Богине. При этой мысли он похолодел от страха. Вероятно, он не совсем сумел скрыть свои чувства, и они отразились на его лице.
– Что-то не так, добрый травник? – спросила Гвенивер.
– О, ничего, ничего. Я просто прикидывал, когда вы отправитесь на кампанию.
– Скоро, после свадьбы Макки. Мы собираемся патрулировать границу с Элдисом. Может, даже не увидим никаких сражений. По крайней мере мне так уверяет лорд Даннин. Поэтому не стоит беспокоиться, господин хороший.
Когда она улыбнулась, он снова ощутил страх, сжимающий его сердце, но просто кивнул и больше ничего не сказал.
Свадьбу праздновали целый день, устраивали потешные бои и лошадиные забеги, танцевали, слушали бардов. К вечеру те немногие, кто все еще оставались сравнительно трезвыми, объелись так, что заснули где сидели.
Прежде чем Гветмару и Макле будет дозволено удалиться в свою спальню на первую брачную ночь, осталась последняя формальность. Глин вызвал молодоженов, Гвенивер и нескольких свидетелей к себе в покои, чтобы присутствовать при подписании брачного контракта. Хотя обычно король не имел никакого отношения к подобным делам, наследование великого клана по женской линии было важным делом. Гвенивер очень удивилась, увидев среди свидетелей Невина. Другими выступали Даннин, Ивир и Саддар.
Писарь короля прочитал постановление, которое превращало Гветмара в главу клана Волка и передавало ему приданое Маклы на условиях, что он будет править, как Волк, преданный этому клану.
Вначале на пергаменте расписался Гветмар, затем Гвенивер – это было ее последнее деяние в качестве главы клана Волка. После этого поставили подписи Даннин и другие свидетели.
– Дело сделано, – объявил Глин. – Гветмар из клана Волка, мы разрешаем тебе покинуть нас и отвести свою невесту в ваши покои.
Начались поклоны, поздравления, церемонные рукопожатия, и после этой суматохи молодожены и советники покинули королевские покои. Глин жестом приказал Невину и Гвенивер остаться с ним и Даннином. Паж принес эль в серебряных кружках, после чего незаметно ушел.
– Ну, ваше святейшество, – заговорил король, – я сдержал мое обещание относительно имени Волка. Искренне надеюсь, что ваш отец и братья услышат об этом в Других Землях.
– Полностью разделяю эту надежду, сеньор. Нижайше благодарю вас. Я очень польщена вашей щедростью к тем, кто настолько ниже вас.
– Мне трудно думать о жрице, как о той, кто ниже меня.
– Господин очень благочестив и Богиня наградит его за это, – Гвенивер поклонилась. – Я действуют по приказам моего короля, независимо от моего сана.
– Или по моему приказу – после того, как мы выступим в поход, – вставил Даннин. – Не сомневаюсь, что госпожа помнит об этом.
Они все повернулись, чтобы посмотреть на него, в глазах Глина застыло холодное предупреждение. Даннин был откровенно пьян, его лицо раскраснелось от меда, рот обвис.
– Я руководствуюсь повелениями моей Богини во всем, – Гвенивер говорила ледяным тоном. – Верю, что лорд Даннин не забудет об этом.
– О, послушай, – Даннин замолчал, чтобы глотнуть эля. Глоток оказался явно лишним. – Все, чего я хочу – это сохранить тебе жизнь. Так я желаю послужить твоей Богине. Таким вот образом. Ты же не сможешь отправлять свои важные обряды после собственной смерти, не так ли? Кроме того, ты, черт побери, слишком ценна, чтобы тебя потерять… за здорово живешь. Все знают, что твое присутствие здесь – хороший знак.
Глин хотел было заговорить, но Невин опередил его.
– Лорд совершенно прав, – вмешался старик. – Но ему лучше бы тщательнее формулировать выражения, когда он разговаривает с одной из святых женщин.
– А какое тебе до этого дело, старый хрыч?
– Данно! – рявкнул король.
– Мои извинения, – Даннин обратил затуманенный взор на Гвенивер. – И ты тоже извини. Я просто… хотел предупредить тебя. Я знаю, ты считаешь себя воином, но…
– Считаю? По-твоему, я просто «считаю себя воином»? – Гвенивер вскочила на ноги. – Богиня отметила меня и послала сражаться, поэтому не думай, что тебе удастся удержать меня!
– Правда? Ну, это мы еще посмотрим. Я готов спорить с самим демоном, чтобы бороться за дело своего брата, и если придется, то поспорю и с твоей Богиней.
– Даннин, попридержи язык, – вставил Невин. – Ты не понимаешь, что несешь.
Даннин побагровел от ярости. Король попытался схватить его за руку, но слишком поздно: с проклятием Даннин бросил кубок с элем прямо в голову Невина. Старик выкрикнул одно непонятное слово. Кубок остановился в воздухе, словно его схватила невидимая рука. Эль разлился по полу. Гвенивер почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица, и оно стало холодным, как зимний снег.
Невидимая рука поставила кубок на пол, перевернув вверх дном. Даннин уставился на него, попытался что-то сказать, затем его затрясло. От испуга он почти протрезвел. А Глин рассмеялся.
– Когда мой брат придет в себя, Невин, он извинится, – сказал король.
– Нет необходимости, сеньор. Пьяный человек не может полностью отвечать за свои ошибки. Мои извинения, сеньор, за грязь на ковре. Видите ли, духи не очень хорошо понимают мирские дела, поэтому им даже не пришло в головы поймать проклятую штуку нужной стороной вверх.
«Духи? – подумала Гвенивер. – Боги, вероятно комната полна их, если Невин владеет двеомером!» Она с беспокойством осмотрелась, но никого не заметила. Бормоча что-то о паже, которого нужно бы позвать, Даннин поднялся и выскочил вон из комнаты.
– Есть множество способов заставить человека быть вежливым, – заметил король. – Госпожа, позвольте мне извиниться.
– Это не ваша вина, сеньор. Как говорит Невин, пьяный человек не совсем принадлежит себе.
Они задержались у короля всего на несколько минут, после чего поспешили покинуть его. Гвенивер предполагала, что позднее король скажет несколько резких слов своему брату.
Шагая по коридору рядом с Невином, Гвенивер дивилась: почему человек, обладающий такой могущественной силой, удовлетворяется столь скромным местом при дворе? Однако она была слишком напугана, чтобы прямо спросить его об этом.
– Ну, добрый волшебник, – произнесла она наконец, – как я понимаю, наш сеньор скоро станет королем всего Дэверри, коль скоро ему помогает такой великий человек, как вы.
– Я не стал бы на это чересчур рассчитывать.
Гвенивер остановилась и уставилась на него. Невин устало улыбнулся ей.
– Кто знает, что приготовили нам боги? – продолжал он. – У Богини, которой служишь ты, темное сердце. Возможно, Она отправила тебя сюда, чтобы осуществлять контроль над кровавым поражением.
– Может, и так, – Гвенивер сделалось дурно при этой мысли. – Буду молиться, чтобы вышло по-другому.
– И я тоже. Глин – хороший человек и великолепный король, но мне не дано увидеть, чем все это закончится. Госпожа, прошу тебя хранить мой двеомер в тайне от всех остальных.
– Как вам угодно. Впрочем, сомневаюсь, что кто-то поверит мне.
– Может, и нет, – он замолчал, внимательно рассматривая ее. – Надеюсь, что лорд Даннин действительно намерен хранить почтение к твоему сану.
– Так лучше для него. Уверяю вас, я не намерена нарушать свою клятву.
Невин выглядел удивленным, и она рассмеялась.
– Иногда жрице надлежит высказываться прямо и резко, – молвила Гвенивер. – Моя сестра может поведать вам о том, что я никогда не стеснялась в выражениях.
– Хорошо. Тогда позволь и мне говорить прямо. Мое сердце болит от того, что ты уезжаешь на войну. Я буду молиться, чтобы твоя Богиня защитила тебя.
Направляясь к своим покоям, Гвенивер чувствовала себя чрезвычайно польщенной тем, что человек, наделенный такой силой, беспокоится о ней.
Факелы горели ярким неровным светом. Армия собиралась во дворе. Рикин зевал после короткого ночного сна. Он обходил своих людей, раздавая приказы, чтобы заставить их шевелиться побыстрее. Груженные провизией телеги грохотали мимо, возничие щелкали длинными кнутами. Рикин улыбался. Он всегда мечтал об этом дне, когда отправится на войну капитаном – не простым конником. Его люди по одному подводили коней к желобу, чтобы животные напились. Рикин отыскал Камлуна. Тот держал за поводья не только своего коня, но и лошадь Дагвина.
– А где Дагвин? – спросил Рикин.
Вместо ответа Кам резко показал большим пальцем в сторону конюшни, где Дагвин и девушка, работающая на кухне, страстно обнимались в тени.
– Одно последнее сладкое прощание, – произнес Кам с улыбкой. – Не знаю, как у него это получается. Готов поспорить, что он очаровал по девушке во всех дунах, где мы когда-либо были.
– Если не по две. Дагго, пора! Сохрани силы на день возвращения!
По всему дану разнеслись мелодичные звуки серебряного рожка лорда Даннина. Когда Дагвин оторвался от девушки, боевой отряд загикал, засвистел, стал отпускать шуточки.
Рикин вскочил на коня. Когда боевой отряд последовал его примеру, знакомые звуки – шуршание сапог, скрип седел, позвякивание оружия – зазвучали слаще, чем песня барда. Рикин повел отряд кругом к передней части дана, где собиралась армия – в общей сложности более трехсот человек. Они ждали приказа выступать у ворот с телегами, вьючными лошадьми и слугами. Гвенивер вывела коня из отряда и приблизилась к Рикину, чтобы ехать вровень с ним.
– Доброе утро, госпожа, – он изобразил полупоклон, сидя в седле.
– Доброе утро. Это великолепно, Рикко. Я никогда в жизни не испытывала такого возбуждения.
Рикин улыбнулся, думая, что она выглядит, как молодой парнишка, который впервые выезжает с боевым отрядом. Казалось невозможным, что она находится среди них, в кольчуге, как и все остальные, с откинутым назад капюшоном, открывающим мягкие золотистые кудри, с синей татуировкой на щеке.
Небо посерело, и факелы стали бледнее. У ворот слуги начали прицеплять цепи к лебедке. Лорд Даннин проехал вдоль по линии на крупном черном жеребце, останавливаясь тут и там, чтобы перекинуться с кем-то парой слов, затем наконец приблизился к Гвенивер.
– Вы поедете во главе отряда вместе со мной, ваше святейшество.
– О, правда? А чему обязана такой честью?
– Благородному происхождению, – Даннин тонко улыбнулся ей. – Оно значительно лучше моего, черт побери, не так ли?
Когда они отъехали – вдвоем, Рикин с ненавистью уставился в спину Даннина.
Все утро армия двигалась на запад по дороге вдоль побережья, которая огибала прибрежные скалы. Рикин видел блестящую поверхность бирюзового океана и белую пену, когда волны медленно накатывали на бледный песок. С правой стороны простирались обработанные поля, которые находились в личном владении короля. На золотом жнивье то и дело попадались крестьяне, склоняющиеся над землей в поисках последних нескольких зерен.
Обычно, выезжая с боевым отрядом, Рикин насвистывал, радуясь прекрасному дню и тому, что они отправляются в поход за славой, но сегодня наоборот он ехал, погруженный в свои мысли, в одиночестве во главе боевого отряда, и рядом не было никого из товарищей. Время от времени, когда дорога заворачивала, далеко впереди он видел Гвенивер. Как бы ему хотелось, чтобы она была подле него!
Однако тем же вечером, когда армия расположилась лагерем вдоль скал на широких лугах, Гвенивер пришла к его костру со своими пожитками в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58