– Зивилла – это я.
Никто вокруг него даже не усмехнулся. На барона смотрели ненавидящие глаза. Он был на волосок от гибели.
– Это правда, – сказал он. – Агадейцы обменяли наши разумы. Теперь я, Зивилла – в этом теле, а Ангдольфо – в моем. Он сейчас хозяйничает в Даисе. Если мы его не остановим, Нехрем падет. И в Когире будут править агадейцы.
Ему не верили. Зато на трех-четырех лицах появились ухмылки. Кое-кого забавляла изобретательность трусливого предателя.
– Это правда, – повторил молодой аристократ. – Я не притворяюсь сумасшедшим. Если уж вам так хочется видеть меня в петле, пусть будет по-вашему, я только об одном прошу: выслушайте меня и отправьте гонца к Токтыгаю. В Даисе мятеж. Под личиной Зивиллы к власти пришел агадейский шпион. В апийском плену мой разум переместили в голову этого предателя, а барону Ангдольфо досталось мое тело. Меня отправили в тыл, но обоз не дошел до Апа и попал в руки бандита, который орудует под твоим, Конан, именем. А Ангдольфо благополучно прибыл в Даис и убил моего дядю. Теперь он должен расправиться с недовольными дворянами, чтобы утвердиться во власти. И тогда у агадейского короля будет послушный ставленник в Когире, а Токтыгай без союзников долго не продержится.
– Бедный Ангдольфо. – Паако с притворным сочувствием покачал головой. – Ты всегда был маленько чудаковат, а теперь и вовсе лишился рассудка. Должно быть, нравственные страдания. Увы, мой друг, содеянного не исправишь. – Он повернулся к Сонго. – У меня в седельной сумке хорошая веревка, достань, не сочти за труд. А вон за теми буграми, – он указал назад, – я по пути заметил вполне приличную дикую яблоню.
Сонго кивнул и спешился. Конан нагнулся и положил ладонь ему на плечо.
– Помнишь Дазаута?
Сонго поднял на него злые глаза.
– Ну и что?
– А то, что этот парень не лжет. Это не он, а она. Зивилла.
– Бред. – Сонго стряхнул его руку.
Конан вздохнул, спрыгнул с коня, двинулся следом за Сонго и вырвал ременный аркан, который тот достал из сумки Паако.
– В голове Дазаута сидел чужак. Или забыл? Это колдовство. Когда чужак вышел, Дазаут наложил на себя руки. Неужели ты думаешь, он сделал бы по своей воле то, что сделал?
– В войске Каи-Хана есть агадеец по имени Лун, – раздался за его спиной голос Ангдольфо. – Он волшебник. Для него забраться кому-нибудь в голову и подчинить своей воле – сущий пустяк. Сонго, сейчас я докажу, что я – это я. Помнишь стихи, которые ты читал мне однажды вечером в Самраке, в Галерее Пьянящего Ветра? Мы с тобой вдвоем гуляли в парке и целовались, а потом поднялись в Галерею, и ты мне читал кое-что из твоей любимой кхитайской поэзии…
– Куй-Гу, – буркнул Сонго. – Я ей читал Куй-Гу.
– «В дыханье ветра – ароматы трав. Я упиваюсь трепетом зари. Любимая, доколе будешь дуться?»
Сонго упрямо стоял спиной к Зивилле и Конану, невидяще глядел на седельную сумку Паако.
– Об этом, – сказал он, наконец, – она могла рассказать ему под пытками.
– Брось. – Зивилла поморщилась. – Ты же сам в это не веришь.
Сонго повернулся к лежащему в пыли человеку – узилищу разума его госпожи. И в его глазах Конан увидел невыносимую муку.
* * *
На грязную стойку одна за другой упали три золотые монеты.
– Вот эта, – человек в неброском дорожном костюме придвинул к потному и не совсем трезвому хозяину подворья желтый кругляш, – за обед, и да хранит тебя твой Митра, если надеешься скормить мне вчерашние помои. Эта, – по стойке шаркнул второй «токтыгай», – за свежего коня, а мой останется у тебя, и не вздумай его продать, я за ним обязательно вернусь. А эту ты получишь, – он прикрыл третью монету ладонью, – только если скажешь, чьи телеги стоят на твоем дворе? Сдается мне, я их уже где-то видел. По крайней мере, одну, ту, с интересными рисуночками.
Последние фразы заставили хозяина постоялого двора оторвать жадный взор от денег и боязливо покоситься на двух мужчин, которые расправлялись с огромным жареным сазаном в дальнем углу комнаты. На них была одежда нехремских купцов: пестрые халаты, стеганые шелковые шаровары, войлочные сапоги с загнутыми носами, на головах суконные треухи с лисьей опушкой. Но этим сходство с честными торговцами исчерпывалось начисто. В одном из них Лун без труда узнал северянина, вана, а где это видано, чтобы ван подвизался на мирном поприще? Стихия этого племени – разбой, на худой конец, воинская служба. Еще Лун мог бы поклясться, что во дворе он мельком увидел под телегой негра, а уж эту породу точно ни с кем не спутаешь.
И откуда у «купцов» повозки, битую неделю мозолившие ему глаза в стане Каи-Хана? Они должны быть в руках у бандитов, с которыми стакнулся сотник Нулан, и куда, интересно, подевался он сам и его родичи?
Куда ни глянь, одни загадки. Луна они обеспокоили не на шутку, последние дни его, с отрочества привыкшего к простой и размеренной монастырской жизни, к ежедневным молитвам и медитациям, тревожил любой неожиданный поворот событий. Когда он под видом заложника апийской банды покидал Агадею, будущее казалось ясным и предсказуемым. А теперь кругом – сумятица, бессмыслица, хаос, и первоначальные цели, такие близкие, такие чистые и светлые на первый взгляд, с каждым днем все быстрее отступают в недосягаемые дали, теряются в кровавом и дымном тумане. Наверное, прав Бен-Саиф: любой замысел, сколь бы ни был он гениален, трещит по швам при первом столкновении с алогизмом, заложенным в человеческий разум самими богами-создателями.
– Телеги, – хриплым шепотом ответил когирец, – принадлежат этим благородным и щедрым господам. Их друзья переночевали в моей гостинице и рано утром отправились в Даис, а товары оставили здесь до своего возвращения, под присмотром пяти надежных людей. В столице, говорят, сейчас неспокойно, и караванщики решили не рисковать. Они съездят туда, засвидетельствуют свое почтение новым властям и, если их примут радушно, воротятся за обозом. А нет – отправятся восвояси.
Лун покивал со скептической ухмылкой. По всей видимости, хозяин подворья многого не договаривал. Конечно, его постояльцы никакие не караванщики, а самые настоящие головорезы. Несложно догадаться, что приехать они могли только из Нехрема – через село проходит одна-единственная дорога. Присмотревшись к «купцам», которые облизывали пальцы над длинным рыбьим скелетом, он заметил у одного на халате темное пятно под левой мышкой, а посередине пятна – дырку. Не иначе, след стрелы или сабли, что отправила бывшего владельца одежды на серые равнины. Должно быть, эти халаты ехали на повозках с апийской добычей или в хурджинах у парней Нулана.
Где они теперь, остатки опальной сотни? Может, Нулан и его удальцы не поладили со своими новыми друзьями и валяются посреди степи, и скоро их кости будут обглоданы канюками и червями почище, чем эти, белеющие на громадном деревянном блюде? Жаль будет Нулана, если это подтвердится. Толковый сотник. А может быть, он на пути в Даис?
Агадеец отдал монету когирцу и направился к лжеторговцам. Во взорах, которые его встретили, дружелюбия было не намного больше, чем в глазах голодных барсов. Смотрите, смотрите, усмехнулся про себя Лун. Злобный взгляд всегда предпочтительней ласкового удара кинжалом под лопатку.
– Я ищу одного человека. – Он достал из кармана кошелек с золотом, позвенел им перед «торговцами», убрал и пояснил, улыбаясь: – Я знаю, что на ваших телегах, и не стану тратить время зря, предлагая плату за откровенность. Будем считать, что я прошу об одолжении. Расскажите как на духу, кто вы такие, что вас сюда привело, чем намерены заниматься и куда подевался мой закадычный друг, сотник Нулан, которому было приказано сопровождать обоз с деньгами.
Ответом ему было злобное рычание, вырвавшееся из двух глоток. Пятерня вана потянулась к кинжалу на блюде, длинные руки его приятеля – к горлу агадейца. И вдруг застыли, точно обратились в камень.
– Ну, – будничным тоном спросил горногвардеец у вана, – и что же мы там видим?
– Нулан цел и невредим, – ответил ван с интонациями Луна. Его глаза смотрели на руку, повисшую над кинжалом, в глубине бесцветных зрачков разгорался страх. – Этот парень – Флад по прозвищу Кровосток, он действительно из Ванахейма. Искатель приключений. Биография на добрую сагу. Но друзья недолюбливают его за подловатый нрав, а врожденная тупость не дает выбиться в вожаки. Его десятника кличут Евнухом, это он дрыхнет во дворе под телегой, и наш Флад точит на него зуб. Зависть, понимаешь ли.
– Давай-ка по существу, – сухо попросил Лун.
– Да ну тебя к Митре! – обиделся ван. – Видел бы ты эти закостенелые амбиции в пыльной паутине посредственности. А в целом, конечно, тухлятина и муть. Ладно, к делу. Главарь шайки – киммериец по имени Тарк, беглый наемник из отряда Конана. Наш приятель отзывается о нем следующим образом: «недоношенная сопля, но дело знает». Тарк и Нулан, а с ними еще человек пятьдесят, отправились в Даис, можно сказать, для торговли. Вот только продавать они собираются не добычу, а свои услуги. Хотят устроиться в городскую стражу, а еще лучше, конечно, в личную гвардию красотки Зивиллы, новой когирской правительницы. Мечтают охранять закон и порядок. Флад искренне считает, что лучшая овчарка – это волк в каракулевой шубе. Обоз решили до поры подержать здесь, а то вдруг Зивилла пронюхает о сокровищах и, нуждаясь в денежных средствах, потребует у Тарка доказательства лояльности.
– Стало быть, удел неприкаяных бродяг их не устраивает. – Лун понимающе кивнул. – Узнаю руку Нулана. Он мне сразу глянулся, этот плешивый храбрец. Дельный мужик. Правильно сориентировался. Еще что-нибудь интересное?
– Они прикончили гонца мятежной знати, – с готовностью ответил Флад Кровосток. – Парнишка скакал к Токтыгаю с неприятными новостями, но сдуру напоролся на Тарка. Клянусь равнодушием Эрешкигали, не хотел бы я оказаться на его месте!
Лун безрадостно улыбнулся.
– Что ж, нам это на руку. Гонец к Токтыгаю должен прибыть от новой когирской королевы, а не от заговорщиков. Все?
– Все. Жаль, тут, вообще-то, занятно – такие навороты! Не подозревал, что у бандита-дикаря может такое в башке твориться. Ладно, ну его к Митре, стирай меня.
Лун отрицательно покачал головой.
– Нет? Почему?
– Побудь здесь. Чует мое сердце, скоро тут что-то произойдет. В случае чего, позаботься об обозе. Он может пригодиться.
Ван опустил глаза на блюдо, несколько мгновений посидел в задумчивости, затем кивнул.
– Мое тоже чует.
Лун встал и направился к хозяину постоялого двора. Флад Кровосток и его товарищ проводили агадейца ничего не выражающими глазами и вернулись к еде.
– Конь оседлан? – деловито осведомился Лун у потного толстяка.
– Во дворе, ваша честь. Лучший рысак в этих краях, от такого сам герцог Эдийский, да упокоит Митра его светлую душу, не отказался бы.
– Если к вечеру, – грозно произнес Лун, – твой хваленый рысак не привезет меня в столицу, то пеняй на себя, когда я вернусь.
* * *
– Да, верные клинки мне нужны до зарезу, – кивнула новоявленная королева Когира, – и это не просто дурной каламбур. Вам не придется жалеть, что решили встать под мои знамена. – Она жестом подозвала капитана дворцовой гвардии. – Распорядись, чтобы людей Нулана и Тарка выпустили из тюрьмы и вернули им оружие и коней. – Молодая женщина повернулась к киммерийцу и хмуро спросила: – Ты понял? Здесь ты больше не Конан. Изволь припомнить настоящее имя.
«Тут и одного самозванца, – мысленно договорила она, – более чем достаточно».
Тарк пожал плечами и уступчиво склонил голову.
– Как прикажете, ваше величество.
– Вы зачисляетесь в городскую стражу. Как отдельный отряд, подчиняющийся непосредственно мне. Получите жалованье на месяц вперед, обмундирование, приличные доспехи. Можете обновить оружие, этого добра у меня вволю. С лошадьми дело обстоит похуже, но их много в конюшнях у мятежных дворян. Ты понимаешь намеки, Тарк?
Тарк кивнул и ухмыльнулся.
– Мы раздобудем коней, ваше величество. – Он посмотрел на Нулана, стоявшего рядом с умиротворенным выражением на лице. – Сотник Нулан умеет договариваться с бунтарями. Это и граф Саромо подтвердил бы, кабы не преставился при задушевной беседе.
На изувеченном лице королевы сдвинулись брови.
– Я знала графа Саромо. Мне жаль, что он не внял голосу разума. Впредь, Тарк и Нулан, никаких «задушевных бесед» ни с кем из когирских дворян. Никаких зверств и грабежей, ясно вам? Зарубите на своих чужеземных носах: за произвол буду карать! Бес-по-щад-но! Вы – регулярная армия свободного государства Когир, служите закону, порядку и королеве. Мятежные вассалы нужны мне живыми и здоровыми. Каждый замученный дворянин – пятно на моем добром имени.
Синеглазый киммериец счел необходимым возразить:
– Ваше величество, они ж не ягнята безобидные. У них замки, войска. Выходит, дворянам можно нас резать, а нам их по головке гладить прикажете? Да и на что они вам, живые-то? Разве есть вера тому, кто хоть раз предал?
– Об этом, Тарк, – скривила в улыбке распухшие губы самозванная королева, – лучше спроси себя и Нулана.
Апиец не знал, что его атаман способен так краснеть.
– Ваше величество, вас просит об аудиенции господин, не пожелавший представиться, – доложил от входной двери гвардеец.
На лице Лжезивиллы отразилось недоумение. Господам, не желающим представляться, вход в бывший губернаторский, а ныне королевский дворец был наистрожайше заказан. Королевская гвардия имела приказ хватать всех подозрительных.
– Задержать! – спохватилась королева. – Может, это подосланный убийца! Кто осмелился его пропустить?
Гвардеец выскочил за дверь, а в следующее мгновение, пятясь и отвешивая подобострастные поклоны, вернулся в тронный зал и распахнул высокие золоченые створки перед угловатым человеком в скромной дорожной одежде. Лун кивнул королеве из дверного проема, весело блеснув глазами, а на лице Лжезивиллы появилась довольная улыбка.
– Вот и ответ на твой вопрос, тысяцкий Тарк. – Она насмешливо поглядела на киммерийца. – Теперь на любого бывшего изменника я смогу положиться, как на саму себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45