– Вы почти угадали. Нотабли все-таки встретились. Негласно. В замке по соседству с нашими землями. По праву единственного наследника я участвовал в заседании совета вместо дедушки. Мы приняли решение рассказать обо всем Токтыгаю и отстранить, если получится, госпожу Зивиллу от власти. Если же это не удастся, мы объединим свои дружины в одну армию, изолируем столицу и будем держать осаду до подхода войск Токтыгая. Меня, как самого молодого из участников заседания, попросили незамедлительно отправиться в Самрак на самом быстром скакуне из моей конюшни, без вооруженной охраны, чтобы не привлекать внимания патрулей на дорогах. Из-за сожженного моста мне теперь придется делать огромный крюк, и я вас убедительно прошу не задерживать меня, если вы небезразличны к судьбе нашего государства.
– Ну, уж нет. – Лжеконан усмехнулся и помотал головой. – Этак Когир снова останется без хозяина, и я до скончания века не избавлюсь от проклятого обоза. Знаете, мой друг, у меня такое чувство, что судьба вашего драгоценного государства в полном порядке. Госпожа Зивилла превосходно справится с ролью королевы. У нее есть хватка, вам не кажется? Так что едва ли стоит расстраивать Токтыгая из-за сущих пустяков. Нет, благородный рыцарь. Мы лучше порадуем ее величество Зивиллу. Привезем ей голову изменника и доносчика. И если она действительно, как вы изволили выразиться, набирает личную гвардию из отъявленных негодяев, то нас она непременно возьмет к себе под крылышко. Мы, граф, самые что ни на есть отъявленные негодяи. Которые очень давно не потрошили и не поджаривали таких патриотичных, родовитых, добропорядочных господ, как вы. В этой голой степи туговато с развлечениями, знаете ли. Увы, граф Саромо. Обижайтесь, не обижайтесь, но отпустить вас живым я не возьмусь. Меня просто-напросто не поймут. – Рослый киммериец встал и, глядя в круглые от ужаса глаза, расхохотался. – Мужайтесь, мой друг. Вас ждет суровое испытание.
* * *
Жужжание оборвалось. Огромная упитанная муха с блестящим зеленовато-синим брюшком опустилась на подставленную ладонь Луна.
– Только она и вернулась, – пояснил бывший монах-эрешит своему спутнику и командиру. – Еще я отправлял шмеля, стрекозу и двух слепней. Честно говоря, о слепнях я был лучшего мнения.
Бен-Саиф улыбнулся, прихлебывая из серебряного кубка любимое золотистое вино. Оно уже отдавало уксусом – что поделать, жара. Ладно, подумал сотник, не сегодня-завтра оно кончится. И вздохнул: одним богам известно, когда еще доведется пополнить запасы.
– Может быть, в пути госпожа Зивилла ненароком прихлопнула их, когда они решили подкрепиться? – Не дожидаясь ответа, Бен-Саиф задал вопрос по существу: – Ну, и какие новости принесла на хвосте твоя воспитанница?
– Погоди. – Лун с отрешенным выражением лица сидел на кошме, всматривался в черные бисеринки фасеточных глаз. Муха на его ладони машинально потирала передние ножки. Некоторое время спустя Лун удовлетворенно кивнул и водворил крылатую разведчицу в широкогорлую склянку.
– Готово? – осведомился Бен-Саиф. Лун снова кивнул и безрадостно сообщил:
– Далеко не самый лучший из наших вариантов. Ей пришлось устранить губернатора.
Бен-Саиф, в нетерпении ходивший взад-вперед по шатру, ударил кулаком по центральному шесту.
– Упрямый верноподданный болван! Чем лучше я узнаю людей, тем больше убеждаюсь, что с ними совершенно невозможно иметь дело. Они всегда поступают себе во вред и ради этого готовы отказаться от любой выгоды. Как я теперь понимаю легендарного Ну-Ги, который добровольно отрекся сначала от несметных богатств, затем от великого могущества, и, в конце концов, сам себя посадил на цепь. Что за удовольствие править душевнобольными!? Надо полагать, у дамы Копира не все идет гладко?
– Далеко не все. У нее много друзей среди молодых дворян, некоторые скрепя сердце встали на ее сторону. Ей удалось поладить с личной губернаторской гвардией, выплатив утроенное жалованье и пообещав разделить между солдатами конфискованные земли мятежников, но городская стража разбежалась, и ее приходится набирать заново из всякого отребья. Мятежные дворяне сидят по своим замкам и угрожают осадить Даис, но не очень торопятся выполнить обещание, то ли гражданской войны боятся, то ли набега апийской конницы на их беззащитные владения. Зивилла опасается, что, если и дальше все будет складываться подобным образом, никакой осады не понадобится, ее просто-напросто схватят и выдадут совету нотаблей гвардейцы или поднимут на копья бандиты из городской стражи, которая разлагается почти с той же быстротой, что и создается. Ей срочно нужна наша помощь, чтобы «образумить» дворян, а еще необходима сильная рука, способная удержать в узде новое войско.
Бен-Саиф нагнулся, поднял с кошмы кубок с недопитым вином. В глубокой задумчивости он ходил по шатру мимо Луна, сидевшего с безучастным видом, изредка делал маленькие глотки и морщился. Его размышления прервал грубый голос апийского воина, который бесцеремонно откинул полог и просунул в шатер голову, сроду не знавшую мытья.
– Бен-Саиф? – Апийский десятник подслеповато щурился в полумраке. – Тебя Каи зовет, давай, пошевеливайся.
Голова исчезла. Бен-Саиф повернулся к Луну с кривой улыбкой.
– Вот так-то, брат. «Давай, пошевеливайся». Мы тут больше не в чести. Поезжай к Зивилле. Там ты сейчас нужнее. Если за два дня вы не справитесь с мятежом, Токтыгай воспрянет духом и не захочет слушать наших послов. И тогда Каи-Хан возьмет Бусару и двинется на Самрак.
Лун пожал плечами.
– Все равно рано или поздно нашей гвардии придется влезть в эту кашу.
– Чем позже, тем лучше, – возразил Бен-Саиф. У себя в шатре его ждал Каи-Хан, медлительность агадейца лишь подливала масла в костер его злобы, а Луна ни в чем не требовалось убеждать, он и сам все понимал отлично. И все же он позволил себе выразить сомнение. А Бен-Саиф, видя, что его флегматичный друг нервничает, позволил себе напомнить: – Одно дело – вековая распря нескольких полудиких племен, в которой, наконец, побеждают здравый смысл и общая выгода, и совсем другое – нашествие непобедимых колдунов из страны, которую здешний люд приучается ненавидеть с рождения. Мы способны шутя разгромить армию Токтыгая, превратить Когир в выжженную пустыню и выморить бандитский Ап, даже не приближаясь к его границе. На этом мы бы выиграли несколько недель, зато против нас ополчился бы весь мир. История знает десятки завоевателей, бросавших вызов всему человечеству. И каждый из них в итоге проиграл. Проиграем и мы, если будем идти проторенной ими дорогой. Где-нибудь непременно застрянем. Может, в Вендии, а может, на Боссонских торфяниках. Неважно. В этом мире на любой меч всегда находился лучший меч, на любую магию – более могущественная магия. Нет, Лун, традиционный прямой путь не для нас. Мы идем окольным, но он непременно окажется самым коротким. И только он приведет к победе. Вот увидишь.
Наклоняясь к проему выхода, сотник бросил последний взгляд на друга и увидел на его лице вялую улыбку.
* * *
В хитроумном устройстве из трубок и сосудов с разноцветными жидкостями заклокотал дым. Каи-Хан оторвался от мундштука, уронил голову на бархатную подушку, несколько мгновений полежал неподвижно, а затем размежил дрябрые веки и скосил на агадейца черные со слюдяным блеском глазки.
– Чем могу быть полезен? – вежливо спросил Бен-Саиф, которому хозяин шатра не предложил сесть.
– Кое-чем можешь. – Каи-Хан снова присосался к кальяну, поперхнулся дымом и выругался. – Я приказал парням разбирать шатры. Выступаем на Бусару. Ты подсобишь ее взять.
– На Бусару? – Бен-Саиф не поверил собственным ушам. – Ты в своем уме?
Соправитель Апа рывком принял сидячее положение и сказал, буравя горногвардейца недобрым взглядом:
– В армии полным-полно шпионов моего недоношенного братца. Авал уже наверняка пронюхал, что я потерял обоз с огромными деньжищами. Готов признать, тут виновата моя собственная глупость. Но кто, если не твой прихвостень, обделал мне рожу попугайским дерьмом? Как теперь прикажешь отмываться? Сколько недель мы уже торчим в этой поганой степи? Парни шалеют от скуки, и разве я вправе их осуждать? А в Бусаре уйма всякого добра, бабья и пойла, и какого сучьего демона мы должны колоть для сучьих агадейцев сучьи орехи? Возьмем город, погуляем маленько, а там и по домам с приличной добычей. На кой ляд нам падение Нехрема? Если твой король Абакомо наложит на эти края загребущую лапу, нам просто-напросто некого будет грабить. Не с вами же, колдунами, воевать.
К лицу Бен-Саифа прилила кровь, рот превратился в тонкую прямую черточку. Усилием воли сотник заставил себя разжать челюсти.
– Когда Токтыгай примет наши условия, – медленно проговорил он, – ты получишь огромную дань. О твоей добыче будут петь в сагах.
Кай-Хан невесело рассмеялся.
– Дорогой ты мой! Когда я возьму Бусару, Токтыгай просто не посмеет отвергнуть твои условия. А ты не посмеешь отвергнуть мои. Ибо они очень скромны и доходчивы. Токтыгай дает мне двести телег с деньгами и золотой утварью, а ты столько же повозок с вашим чудо-оружием. «Нектар Мушхуша», «стрелы Нергала», «слезы Инанны», ну, и еще кое-что.
– Зачем тебе наше оружие, – раздраженно спросил сотник, – если твои люди не умеют с ним обращаться? Только перекалечат друг друга.
– Заметь: я перечислил только то, что попроще. К чему уже попривыкли мои оболтусы. И потом, что значит жизнь нескольких тупиц, когда речь идет о свободе целого государства? – Соправитель Апа ухмыльнулся. – Да, Бен-Саиф, это самое главное мое условие. Мы подписываем договор о мире. Не с Токтыгаем, а с Абакомо, хотя у нас с Агадеей нет общей границы. И если вдруг у твоего хитрозадого короля появится идея прибрать к рукам и наши земли, мы будем отстаивать свою независимость с оружием в руках. С вашим оружием.
– Неглупо. – Бен-Саиф хмуро кивнул. – При такой боевой мощи у тебя сразу вырастет престиж, и Авал-Хан поостережется строить козни. В принципе, я ничего не имею против. – «Когда придет черед Апа, – пообещал он мысленно, – тебя, гнус, ничто не спасет». – Но с чего ты взял, что Абакомо примет такие условия?
Не вставая с ложа, Кай-Хан наклонился, взял в руки небольшую клетку с яркоперыми ткачиками, состроил умильную гримасу. Потревоженные пичуги сорвались с тонкого насеста, захлопали крылышками, завертели головками.
– Потому что иначе, – зловеще вымолвил апийский военачальник, – я посажу на колья всех бусарцев. От самого дряхлого старикашки до последнего вшивого младенца. И распущу слухи, что меня подговорил агадейский король. Как ты думаешь, мне поверят? – Не дожидаясь ответа, он твердо произнес: – Мы идем на Бусару. Хочешь, поезжай с нами, хочешь, проваливай на все четыре стороны вместе со своим придурковатым фокусником. Твои повозки останутся у нас. Но если ты согласен нам помочь, даю слово воина, что в Бусаре не прольется лишней крови.
Несколько мгновений Бен-Саиф простоял, сжимая и разжимая кулаки и глядя в земляной пол. Наконец поднял голову.
– Этого мало.
– Да ну? – Кай-Хан опустил клетку и улыбнулся, блеснув желтыми зубами.
– В Бусаре ты оставишь гарнизон, а сам двинешься к Когиру. Дойдешь до границы и будешь там стоять, сколько нам понадобится.
– Сколько? – Апиец потянулся к кальяну.
– Неделю, может, две. Пока мы не договоримся с Токтыгаем. Нам нужен кулак над головой когирской знати.
– Хм. – Кай-Хан призадумался. – А как же Самрак? Кто будет угрожать столице?
– Полсотни удальцов, изображающие твой авангард. Пускай щиплют патрули, но не ввязываются в серьезную драку. Главное, чтобы они почаще попадались на глаза нехремским войскам. Задача рискованная, но посильная.
– Да, Нулан бы с нею легко справился, а я, дурак, не захотел увидеть своей выгоды. – Каи-Хан рассмеялся и подмигнул Бен-Саифу. – Теперь ты знаешь, сотник, что такое человеческая непредсказуемость.
Бен-Саиф похолодел. Неужели этот мерзавец читает мысли? Нет, скорее всего, к агадейскому шатру приросло чье-то ухо, когда Бен-Саиф делился с Луном своими печалями.
– И вот еще что, – сказал он. – Лун с нами не пойдет. У него срочные дела в Даисе.
Апиец небрежно махнул рукой.
– Пусть катится. Вот уж о ком жалеть не стану! Пока в моей армии мелькает бабья задница этого скомороха, у него растут шансы утонуть в яме с дерьмом. – Он помолчал, хмуро разглядывая ткачиков, наконец, процедил сквозь зубы, не поднимая головы: – Я все сказал. Ступай.
* * *
Город пылал. На узких горбатых улочках сплошным ковром лежали мертвецы, их кровь смешивалась и запекалась на серой брусчатке. Сквозь дым и вопли умирающих проносились свирепые степные всадники, охваченные жаждой разрушения и убийства. Бусара пала почти без боя. Губернатор и вся его родня заживо сгорели во дворце, городская стража и войска гарнизона частью погибли на стенах, частью разбежались, и лишь несколько десятков смельчаков, не бросивших оружие, укрылись в высоком каменном храме Митры. С его плоской крыши, окруженной зубчатым парапетом, город был виден как на ладони.
– Скоро и за нас возьмутся. – Сафар, капитан городской стражи, командовавший этими людьми, обреченно смотрел через площадь на гибнущий в огне губернаторский особняк. – Лук! – закричал он. – Скорее!
Самый обыкновенный мальчишка с улицы, вчерашний торговец вином, поспешил к нему с длинным луком и колчаном. Тренькнула тетива, а мгновением позже снизу донесся возглас. Крепко сбитый апиец, тащивший на аркане по площади свою жертву, схватился за пробитую шею и вывалился из седла. Сафар выругался, его взгляд снова заскользил по горящим кварталам.
Аррахуссе не верилось, что он еще жив. Его старая гостиница превратилась в груду щебня и гнилых досок, которые погребли под собой почти всех постояльцев и слуг. Сам он через подвал (тот самый, по которому сбежал от стражников Конан) выбрался в соседний двор, а оттуда – в переулок, где степняки кололи и рубили всех без разбору. Мечась, как бродячий кот от живодеров, добрался он до главной площади и там попался на глаза ликующему апийскому всаднику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45