- Телеологисты просто
обожают поговорить. И хорошо, потому что в нашей религии, пожалуй, ничего
другого и нет.
- Сьюзен права, - сказал Роланд. - Мы не служим мессу в традиционном
смысле. У нас есть несколько церемоний, ничего даже отдаленно похожего на
литургию, и очень мало с точки зрения священных книг. Мы верим, что и в
этих вопросах мы должны быть гибкими, а книги меняются.
- Мышление - уже богослужение, - вставил Джон. - Точно так же, если
говорить о том, что ты думаешь. Но не все думают одинаково.
- Да, вот именно, - согласился Роланд. - Мы хотели бы получить
религию, которая была бы лишена всякой догматической жесткости и
жестокости, шкурной ортодоксальности, папских булл, безгрешных наставлений
и увещеваний... и всякого такого сброда.
- Мы отвергаем откровение как источник истины, - сказала Сьюзен. -
Больше всего крови в истории было пролито при спорах, чья книга святее.
- Книги пишут люди, - сказал с ударением Роланд. - А не боги.
- Разумеется, - сказал Джон, - есть еще очень много вопросов. Из
телеологического ручья вытекает множество течений. Мы верим, например, в
коммунальное житье. Опять же, в этом нет ничего нового...
- Единственное, чего мы не делаем, - вставила Сьюзен, - это не
обращаем никого в нашу веру. Мы хотим обращать людей только личным
примером или чем-то вроде осмотического проникновения в общество, но не
убеждением. Только не раздачей памфлетов на углах улиц.
- Похоже на то, что такая религия для меня, - сказал я наконец.
Собственно говоря, для моих ушей это прозвучало как Кант, Шопенгауэр и
Гегель, которых прогнали через синтезатор белка и наперчили радикальной
теологией середины двадцатого века. - Где мне расписаться во вступлении в
члены?
- Прямо тут, - сказал Джон, обводя рукой собравшихся, - и ты это уже
сделал, задав этот вопрос.
Я прислонился к рюкзачку Дарлы, расплел ноги и положил их под стол.
- Ну, единственное мое возражение сводится к тому, что я не люблю
жить коммуной. Я очень страшный по утрам, и я по ночам рыскаю в кладовке.
И вообще-то я очень несговорчивый и не любящий помогать коллективу сукин
сын.
Джон сахарно улыбнулся мне.
- Но я уверен, что на свой лад ты очень обаятельный человек, и тебя
легко полюбить. Однако совершенно не обязательно жить с прочими
телеологистами, чтобы им быть.
- Просто надо еженедельно опускать свою лепту в тарелку для сбора
пожертвований, а?
- Нет. Прибавь к своему списку того, что мы не делаем, то, что мы не
собираем членские взносы.
- И не берем ни от кого пожертвований, - добавил Роланд, - а равно и
не вымогаем их.
- А кто платит за жилье? - спросил я, потрясенный. Может быть, это и
впрямь мой любимый вариант древней религии.
- Наша финансовая поддержка идет от фонда Шуйлера, он был основан
австралийским мультимиллиардером, который довольно рано обратился к
телеологии. Он прочел книги основателя религии Ариэли Маккензи-Дэвис, -
Джон растянулся на полу, опираясь головой на руку. - Она очень интересно
пишет. Я тебе дам прочесть ее первую работу, то есть, - сказал он, а голос
его тут же стал несчастным, - если я не настолько рассеян и не забыл ее в
своей котомке, что осталась в автобусе.
Это воспоминание привело на ум и остальные события, и беседа замерла.
Я попытался ее возобновить.
- Кроме того, - сказал я, - я не отношусь к тем людям, которые могут
совершить "прыжок" к вере. Я пытался читать Кьеркегаарда, но у меня это
пошло не под гору, а в гору.
Только Сьюзен, американка, привыкшая к подобного рода шуточкам,
поняла, в чем дело и что я хотел сказать. Лицо ее исказилось, словно от
боли.
- Не надо, Джейк, после такого дня, - упрекнула она меня.
Роланд подозрительно посмотрел на нас.
- Я что - чего-то недопонял?
- О господи, - сказал Джон, - до меня только что дошло. Ну конечно,
просто американская шутка, когда название или имя разделяют на отдельные
кусочки и всем придают какой-то смысл.
Роланд заинтересовался, и Джон объяснил ему. Роланд покачал головой.
- Джейк, иногда твои культурные аллюзии и намеки, не говоря уже о
большей власти твоей лексики, весьма странны и устарели. По крайней мере,
я далеко не всегда тебя понимаю. Ты, конечно, из Северной Америки. А из
какой ее части?
- Западная Пенсильвания, старые Соединенные Штаты Америки. Она
довольно изолирована, и там примерно столетнее культурное отставание от
современности. Еще и лингвистическая атрофия. Большая часть выражений из
разговорного языка родом из середины двадцатого столетия, даже раньше. Это
был мой родной язык, всосанный с молоком матери, и я никогда не отучусь от
него.
- Но ведь ты кажешься образованным человеком?
- Это уже пришло потом, здесь.
- Понятно. Дарла, а у тебя акцент, который я никак не могу опознать.
По звучанию похоже на... средне-колониальный, но я знаю, что это не совсем
то. Просто не могу найти лучшего слова.
- Моя мать работала в колониальном управлении много лет, - сказала
Дарла. - И таскала меня с планеты на планету. Она была канадкой, а мой
отец - голландцем. Поэтому дома по очереди - английский и нидерландский, в
школе - интерсистемный, а еще португальский, тагалогский, бенгальский,
шведский, африкаанс, финский...
Мы все рассмеялись. Обычный языковой салат.
- Слава богу, что есть интерсистемный и английский, - сказал Джон. -
Иначе у нас тут был бы Вавилон.
Он зевнул.
- А уж если говорить насчет горок, так мы все катимся с ног долой...
Все согласились. Мы быстренько убрали мусор от ужина и приготовились
провести холодную ночь в скорлупке из металла посредине Восточного Иисуса
(так окрестил это место Роланд).
Но прежде чем мы легли спать, необходимо было поговорить с Джоном.
- Джон... мне надо было бы сказать тебе об этом раньше, но как-то не
было возможности... за мою голову назначена цена. Ты и твои люди могут
из-за меня оказаться в опасности.
- Так я и думал, колониальные власти?
- Да, и они тоже, но это наименьшее зло.
- Понятно.
- Откуда ты знал? - спросил я удивленно.
- Те самые слухи, которые мы упомянули. В них говорится, что за тобой
все гоняются.
И снова - словно за нами действительно следует некая неотвратимая
тень. Мне уже было от нее тошно.
- Все? - я потеребил нижнюю губу. - Может быть, нам следует уехать?
- Я не собираюсь в такое время ночи гнать машину в город. Я никогда
не смогу найти дорогу назад.
- Мы могли бы пройти ее пешком.
- Что? Пешком через эту дикую пустыню? На чужой планете? - он хлопнул
меня по плечу. - Джейк, мы тебе обязаны нашими жизнями, понимаешь -
ж_и_з_н_я_м_и_! Роланд будет нести первую вахту. Мы бы все равно стояли на
вахте. Ты сам знаешь, почему. Слишком много разбойников шастает по
Космостраде.
- Правильно. И еще, Джон... - Он повернулся ко мне. - Спасибо.
- Не всегда получается, что принимаешь в гостях живую легенду. - Он
оглянулся. - Не столько в гостях, сколько в сарае, правильнее было бы
сказать.
Дарла и я смотрели, как раздувается ее спальный мешок-яйцо. Он рос и
рос до тех пор, пока не стал похож на гигантского зеленого жирного
червяка. Я ей так и сказал.
- Он такой большой, что может съесть нас обоих, - сказала она.
Мы заползли внутрь, химическое тепло уже превратило нутро мешка в
теплую, пышную зеленую матку, чудесную и уютную, мягко освещенную
биолюмовыми панелями. Однако раздеваться было довольно трудно. Я
почувствовал холодное дуло "Вальтера" Дарлы всей своей спиной.
- Ну нет, сдаюсь.
- Ой, прости.
- Дарла, держи эту штуковину под рукой.
- Обязательно, - ответила она.
- А как насчет Винни?
- Я ей дала еще одно одеяло. Она сказала, что ей не хочется спать.
- А тебе?
- Хотелось, но уже нет, дорогой мой. Иди сюда.

Музыка...
Музыка, такая негромкая...
Музыка, такая негромкая, но вездесущая и поглощающая, единственный
огромный, переливающийся аккорд, полный нотами от нижнего до верхнего
конца клавиатуры, покрывающий октаву за октавой. Он звучал над равниной,
как хор потерянных душ, которые оплакивают свою судьбу, мрачный и
неотвязный. С этими голосами пели скрипки, флейты, гобои, струнные -
плачущие виолы, угрожающие контрабасы... арфа, челеста, которая жалобно
постанывала. Структура аккорда менялась, а лады перестраивались, и теперь
словно сам господь бог играл на органе вселенной, прекрасные и священные
звучные аккорды вырывались из-под его пальцев, отражаясь от крыши мира...
Дарла вздрогнула и проснулась, ухватившись за меня.
- Джейк!
- Да это просто вурлитцеровские деревья, - сказал я, - все в порядке,
моя красавица.
Она обмякла в моих объятиях, внезапный страх растаял, как иней в
пламени свечи.
- Мне что-то снилось, - сказала она потерянным, сонным голосом.
Спальное яйцо было теплым и тихим. Я нежно провел большим пальцем по
ее закрытым векам, поцеловал теплую, влажную щеку. Она выдохнула воздух, и
все напряжение спало с нее. Я пил ее дыхание, держа ее в объятиях.
Снаружи аккорды переливались из минорных в мажорные, потом снова в
минорные, потом снова переменились и зазвучали в модальной гармонии, пока
ветер перебирал воздушными пальцами среди труб дерева-органа. Это были
сольные пассажи, виртуозное исполнение. Концерт. Потом ветер сдул все
прочь и оставил нас в атональном хаосе, который все вибрировал от
неопределенности бытия... спутанный, таинственный, под конец непонятный
мир...

Огромная жилистая рука зависла над беззвездной тьмой... в ожидании?
Подкарауливая? Рука дирижера. Или композитора. Или и того и другого? А
может, это ни тот, ни другой? Пустота была бесформенна и включала в себя
то, что должно было быть, и то, чему не суждено было случиться...
бесконечные возможности. Клубки хроматических тонов развертывались в
темноте, в сыром материале бытия. Построения стали сами возникать, когда
им навязали диатонический порядок. (Но кто это сделал? Или что?) Фуги
рождались из глубин, классические симфонии сливались с сонатами. Рука
исчезла, и мощный гимн зазвучал на небосводе, воспевая единство, полноту,
положительность, закономерность жизни, организующие принципы...

Странный свет, охапка тепла и мягкости в моих объятиях, моментальное
странное чувство, будто сам не знаешь, где находишься. Яйцо было темно, но
сквозь тоненькие стенки проникал зыбкий свет.
Рука... рука среди пустоты и тьмы, в самом сердце вещей и сути, матка
времени...
- Да-а-а-ла! Джейк! Да-а-ала! Джейк!
Там, в тайном ядре, в непроницаемой сердцевине...
- Да-а-ала! Джейк! Да-а-ала! Джейк!
...Ничего... Там ничего... Нет ничего...
- Джейк! Да-а-ала! Просыпаться! Встать! Встать!
Я рванулся и проснулся, ища ощупью биолюмовые панели. Я провел рукой
по одной из них и увидел, как она засветилась перед моим лицом.
Музыка прекратилась.
Я толкнул Дарлу.
Глаза ее немедленно широко открылись.
- Что такое?
- Винни, это ты? - прошептал я хрипло и невнятно, расширяя выход из
яйца, словно плод - родовой канал. На мордочке Винни отражалась серьезная
тревога.
- Большие машины! Большие машины! Вставать! Вставать!
Дарла провела двумя пальцами по шву быстрого выхода, и яйцо
раскололось, вылупив нас двоих нагишом в мир, в ледяную ночь.
Костер был кучкой мерцающих углей. Роланд лежал возле костра, он
спал, закутавшись в одеяла. Я подошел к нему и один раз резко дал ему
пинка, потом схватил другое спальное яйцо и раздернул швы.
В нем было два тела. Хорошо.
- Дарла! - сказал я. - Выбирайся из дверей, бери свой рюкзак и пушку!
Внутри спального яйца стоны и бормотанье.
- Джейк. Я не пойду без тебя.
- А ну! - скомандовал я. - Беги вон туда! - Я показал на задний двор
дома. - Я тебя найду.
Дарла схватила какие-то вещи, швырнула мне мой пистолет и побежала.
- Вставайте! - завопил я. - Джон! Сьюзен!
Роланд мучительно пытался подняться на ноги, глаза его были налиты
кровью и припухли, он совсем потерял представление, где находится. Снаружи
поисковые лучи прожекторов шарили по земле у дома, а сама темнота шипела
выхлопами флиттеров.
Роланд выпрямился.
- Я просто... - тут он увидел свет, услышал звуки приближающихся
воздушных судов. - Господи! Кто это?
- Хочешь остаться и узнать?
- Джейк? - это Сукума-Тейлор, одна голова торчит из спального яйца.
- Беда, Джон, - сказал я ему.
Яйцо раскололось и открылось, и Сьюзен встала на ноги, нагая, руками
она обняла себя, чтобы спастись от холода, гримасничая от пронзительного
мороза.
- Всем выскочить из дома и в кусты! Быстрее! Рассыпьтесь!
Джон неуверенно поднялся на ноги. Сьюзен нагнулась, чтобы найти свою
одежду, но я накинулся на них обоих, схватил одеяло и накинул его на
Сьюзен, потом вытолкал их обоих оттуда. Сьюзен крякнула, споткнулась, и я
поймал ее.
- Извини, нет времени, Сьюзи. Бегите! Оба!
Они побежали прочь.
На пути к заднему двору я попытался схватить спальное яйцо,
промахнулся, но случайно зацепил свою куртку ногой. Я подхватил ее и
помчался, на ходу надевая куртку.
У задней двери я налетел на Роланда, вытолкал его прочь, схватил за
плечи и направил примерно на девяносто градусов в сторону от того
направления, которое выбрал для побега сам. Поисковый луч ударил по дому,
отбрасывая резкие тени на землю.
Кусты были расчищены примерно на десять метров от дома, и я бросился
к краю еще уцелевшей полосы кустарника. Я почти уже скрылся в ней, когда
диск света бешено заплясал справа и впереди от меня и накрыл меня совсем.
Я бросился в укрытие за вурлитцеровским деревом, но я знал, что меня
засекли. Зажигательный луч ударил с пламенем и дымом в землю очень близко
от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48