Хаиткулы заказал бифштекс и чайничек чая. В надежде, что молодой человек забыл заказать «сто грамм», девушка не торопилась уходить, поиграла бровями, зачем-то посмотрела на золотые часики, украшавшие ее запястье. Не выдержала:
— Крепкого ничего не желаете?
Хаиткулы покачал головой. Девушка сразу ушла к другому столику.
Хаиткулы пошел умыться и привести себя в порядок после недолгого — всего час,— но утомившего его полета. Все заказанное уже стояло на столе, когда он вернулся. Прежде чем приняться за еду, разлил по пиалам чай — старику и себе.
У соседа по столику была выразительная внешность: полное лицо украшали кустистые, густые брови, начинавшиеся от переносицы, и усы, висевшие как две пряди шелка-сырца, сразу обращавшие на себя внимание. Толстые рыхлые щеки скрывали глубоко посаженные глаза; нос, от этого выдаваясь вперед, казался чересчур большим. Чувствовалось, что он не так уж стар. Сбрить бы. усы — помолодел бы лет на десять. Тяжелые набрякшие веки говорили о болезни.
— Ай, спасибо, иним, вот это удружил! Я-то не догадался попросить чаю.— Он отпил из пиалы, спросил у Хаиткулы, откуда и. куда он летит; обрадовался, узнав, что и Хаиткулы ладо в Керки,— будет ето попутчиком. Старик приезжал в Чарджоу по совету известного керкинского доктора Бекджанова обследовать больную печень и купить нужные лекарства. Сегодня утром не успел на утренний автобус, взял такси, примчался в аэропорт, но и на первый рейс самолета в Керки тоже опоздал, и ему сказали: ждите очередного, но учтите, что керкинский аэропорт закрыт.
— Машина идет дольше, чем самолет, но ехать мне лучше, чем лететь. Прилечу в Керки, а потом возвращаться почти сорок километров. Подожду, иним,. самолета; если не полетит, опять поеду на автостанцию — в четыре часа будет автобус на Керки.
То, что старик сказал «возвращаться почти сорок километров», заинтересовало обжигавшегося чаем Хаиткулы. Он прикинул, куда мог ехать старик, спросил:
— В Халач, что ли, едете, яшулы?
— В Сурхи.— Старик поглаживал усы маслеными пальцами.— Почти что в Халач.
Хаиткулы, решивший уже, что. непогода и вынужденное возвращение самолета, по существу из самого Керки,— явно плохое предзнаменование, теперь обрадовался. Похоже, уже сейчас, в этом ресторане, может начаться его работа.
Народу быстро прибывало, многие за столиками курили, и дым от сигарет был неприятен некурящему Хаиткулы. Нетерпеливые пассажиры, едва заняв столик, начинали стучать по столу, по пустым фужерам, требуя официантку. Галдеж, хлопанье дверей не давали Хаиткулы сосредоточиться. Он поскорее рассчитался и вместе со стариком вышел из ресторана в зал ожидания. В это время диктор объявил: «Самолет «АН-24» рейсом Ашхабад — Керки через полчаса продолжит полет». Пассажиров, не имевших билетов и желавших лететь в Керки, приглашали пройти в кассу.
Старик купил билет, но когда подошел к Хаиткулы, стоявшему среди тех, кто ждал посадки, диктор тем же любезным голосом объявил, что вылет откладывается на час. Старик заворчал:
— Иним, знай я такое, не купил бы билет. Вон и дождик накрапывает. Час, потом еще час... Так они нас до ночи про-держат...
Дождь перешел в снег, легкие снежинки закружились над аэродромом, как перышки, будто кто-то в небе ощипывал цыплят.
Но дольше обещанного их не продержали. Старик, полоня вший нас под язык в Чарджоу, сплюнул его в Керки — вылетели они ровно через час.
Когда вышли из самолета, старик старался не отставать от Хаиткулы. Деревенский житель, он привык ходить не торопясь, и ему было трудно угнаться за другими пассажирами. Кончики его усов обледенели, и от быстрой ходьбы они болтались как маятники.
Ашхабадского инспектора встречал шофер Керкинского горотдела милиции. Хаиткулы усадил старика на заднее сиденье, сам сел рядом, спросил у шофера имя. Тот повернулся к Хаиткулы и широко улыбнулся, показывая белоснежный ряд зубов:
— Салаетдин! — Он был совсем молодым.
Машина миновала древнюю крепость и остановилась у ворот, за которыми стояло кирпичное двухэтажное здание, хорошо известное всем жителям города. Хаиткулы вылез из машины, сердечно попрощался со своим попутчиком. Старик крепко сжал руку инспектора:
— Если твой путь пройдет через наши края и ты не заедешь ко мне, я обижусь на тебя, иним. С любого края можешь войти в село, спроси у первого встречного: «Где лачуга Най-мираба?» —он сразу приведет тебя ко мне.
Знал бы Най-мираб, что его встреча с Хаиткулы не за горами, что она доставит ему много волнений, быть может, и не пригласил его к себе. Но, как говорится, «язык мой — враг мой»...
— Салаетдин, отвези яшулы на автостанцию.
С неба плавно опускались крупные хлопья снега. Следы, только что оставленные машиной на дороге, заметало на глазах.
Снег, покрывший дорогу плотным, но неровным слоем, за ночь подмерз, и машину трясло как на гравийном покрытии. Но, проехав Донгузкопри (Свиной мост), Салаетдин прибавил газ — здесь дорога была лучше. Проехали еще километр и пересекли границу города, с обеих сторон дороги пошли колхозные поля, будто, застеленные гладкими белоснежными простынями. Утренние лучи солнца, до этого не показывавшегося два дня, отражаясь от снежной равнины, слепили глаза.
Хаиткулы сцепил руки на затылке и запрокинул голову, закрыв глаза, напряженно думал, каким будет его первый шаг. По существу, он один начинает заниматься этим делом. Завтра приедет следователь районной прокуратуры. Ничего реального, обещающего успех, у них не будет. Десять лет прошло, и все уже погребено под ними, как под барханом. Придется буквально ногтями разрывать его, перебирать каждую крупицу, просеивать каждый факт, чтобы найти Бекд-жана... Две версии, две дороги сейчас перед ним: или Бекд-жан пропал без вести, уехал, спрятался, или убит! И каждую дорогу надо будет пройти до конца, пока не выбьешься на правильную. А может быть, есть еще и третья и четвертая?
Голова кружилась от этих предположений, но, чтобы не растеряться вовсе, Хаиткулы твердо решил не строить никаких иных версий до тех пор, пока не побывает на месте
происшествия. Ходжа Назарович пытался в Ашхабаде дать ему советы, но Хаиткулы знал, это проку от них мало. В Кер-ки тоже пробовали подсказывать, но он не стал и эти подсказки слушать,— пожалуй, сейчас лучше обойтись без советов. Надо начинать дело заново, чтобы снова не зайти в тупик, как зашел в него Ходжа Назарович. Разумеется, пренебречь сделанным десять лет назад нельзя, придется пройти теми же дорогами, какими шел его начальник, но пройти иначе — бдительней, критически относясь, к каждому слову очевидцев, к каждому их шагу в тот. роковой день, до и после него. Но и медлить нельзя, идти вперед уверенным шагом, не боясь риска...
Хаиткулы открыл глаза, положил руки на колени, выпрямился, Салаетдин сразу же сказал:
— Хаиткулы-ага, если хотите, расскажу один занятный случай.
— Занятный? Расскажи. Когда это было?
— Не так давно.
— А все-таки?.
— Кажется, в прошлом году...
— Салаетдин, работники милиции любят во всем точность. Ты тоже работаешь, в милиции...
— Понял. Нет, это не в прошлом году было, а... в общем... давно.
— Существенное уточнение... Ладно, рассказывай. Из-за поворота навстречу вынырнул мощный самосвал.
Салаетдин взял вправо и начал свой рассказ:
— По этой дороге ехал «ГАЗ-51»... В кузове, лицом к кабине, сидел человек и дремал. Было холодно, и у него замерзла грудь, тогда он снял пиджак и надел его наоборот. Немного согрелся; пуговицы на спине он застегнуть не мог, но все же .стало теплее. Опять задремал. А с правой стороны из-за поворота выскочил встречный грузовик, и машины столкнулись, как два драчливых барана. — Салаетдин посмотрел на Хаиткулы и, увидев интерес на его лице, стал продолжать, украшая рассказ такими подробностями, будто видел все своими глазами.— Бамперы согнулись, радиаторы всмятку, те, что были в кабине — шофер и... забыл, кто еще, — отделались легкими ушибами.. А который был в кузове, вылетел через борт. Летел и кувыркался, как на турнике. Упал на бугор... Быстренько приехала автоинспекция. Стали смотреть. Один инспектор видит: человек на бугре лежит, лежит на спине, а шея. повернута в другую сторону. Быстро сделал вывод: в падении человек свернул
себе шею, и сразу же приступил к работе. Придавил его коленкой и стал вертеть шею в другую сторону. Крутнул раз, другой... а тот застонал, перевернулся... да как заедет инспектору в ухо. Инспектор на него не очень обиделся — думал, помог ему, в акте так и записал: «В результате автоаварии у такого-то шея вывернулась на 180 градусов. Приводя голову на место, я услышал от него какой-то звук, потом, находясь в шоковом состоянии, пострадавший повернулся и дал мне пощечину...»
— Забавно, но не зря ты забыл, в каком году это случилось.
Хаиткулы не принадлежал к тем, кто верил в подобные байки, но... время за рассказом пролетело незаметно.
Вот и аул... Хаиткулы почувствовал в душе тревогу.
По пути заехали в гостиницу, а потом отправились в правление, колхоза. Никого, кроме счетоводов, там не было. Значит, встреча с руководством откладывается на вечер. Теперь надо ехать туда, куда так рвался Хаиткулы.
Он попросил Салаетдина вернуться по той же улице, по какой они подъехали к правлению. Это и была центральная улица села, с которой связаны события десятилетней давности.. Она, конечно, очень сильно изменилась за это время. Новенькие домики по обеим сторонам заасфальтированной, широкой и прямой, как стрела, магистрали радовали глаз. Просторные, с изящными фасадами, они следовали один за одним через равные промежутки. Привычных глинобитных развалюх, прятавшихся за неуклюжими оградами, нигде не была видно. Придет настоящая весна, зазеленеют тополя, зацветут буйным цветом яблони, абрикосы, персики, гранаты, и станет аул так пригож, что легко сможет потягаться с любым курортом...
Салаетдин затормозил. Навстречу машине шел плавным шагом старик, держа руки за спиной. На машину он обратил внимание только тогда, когда Хаиткулы, высунувшись из окна, спросил:
— Яшулы, где дом Абрая Шукурова?
Ни слова не говоря, старик показал на зеленые ворота совсем недалеко от них. За воротами был дом Абрая Шукурова.
Они медленно проехали мимо ворот и дома, а еще через два двора Хаиткулы попросил Салаетдина развернуться и проехать еще раз.
И снова Хаиткулы внимательно посмотрел на дом и калитку, из которой в тот далекий вечер вышел Бекджан.
Потом он переключил все свое внимание на правую сторону улицы. Проехали правление... Вот здесь Худайберды-шофер остановил Гуйч Эйе, с которым шел Бекджан. Проехали вперед... Вот и улица, на которую должен был свернуть Бекджан.
Она пересекла центральную улицу аула примерно в километре от дома Худайберды Ялкабова. Аннамамед был прав, поставив на схеме вопросительный знак: дом Бекджа-на стоял не в переулке... Как ни хотелось Хаиткулы сразу повернуть направо, к дому, в котором когда-то вместе с братом жила Марал, он пересилил себя.
Повернули налево. Улица уперлась в высокую насыпь, края которой с этого места нельзя было увидеть. Что это? Дамба, защищающая село от наводка; или отвал грунта, оставшийся после строительства оросительного коллектора?.. А что за насыпью? Хлопковое поле или целинная земля? Была ли эта насыпь десять лет назад? Вопрос за вопросом вставали перед Хаиткулы, и на них на все надо было получить ответы.
Хаиткулы вдруг остро почувствовал тяжесть взятой на себя задачи, ему послышался голос Ходжи Назаровича: «Что я тебе говорил? Не надо было спешить. Мало у тебя опыта и мало знаний. А ведь опыт — это колеса, а знания, теория — мотор, на одних колесах далеко не уедешь. Поработал бы, подучился, тогда бы и брался за такие дела. Жаль твоего потерянного времени! Мог бы целую главу диссертации написать, пока там болтался. Вот тебе урок на будущее!»
Его бросило в жар, когда он представил Ходжу Назаровича, читающего ему нотацию.
— Едем назад, Салаетдин!
У перекрестка Салаетдин поинтересовался, куда им ехать дальше.
— Прямо.
Если бы шофер в эту минуту посмотрел на инспектора, он увидел бы, как кровь отхлынула от его лица, когда они подъезжали к дому Марал. Все вокруг стало казаться Хаиткулы близким —и эти домики, и палисадники за оградами; даже собаки, бросавшиеся с лаем под колеса, казались самыми симпатичными собаками, которых он когда-либо видел. Здесь Марал жила с самого рождения, здесь она выросла... Скоро Марал кончит институт и вернется сюда. Приедет сюда снова и он. Здесь, на этой улице, будет свадьба. Здесь они соединят свои судьбы, их семьи породнятся...
Мечты, мечты! Сколько времени пройдет, пока они сбудутся... К тому же эта улица интересовала его сейчас совсем по другим причинам. Хаиткулы отбросил сладостные мечтания: приехал-то не свататься и не знакомиться с будущей родней... Цель у него совсем другая, далекая от его семейных планов, слишком далекая.
Он увидел, как из ворот ближайшего к ним двора вышел старик с лопатой на плече. Чтобы лучше разглядеть его, Хаиткулы пригнулся, едва не касаясь лбом ветрового стекла. Он сразу узнал старика, ссутулившегося под тяжестью своей ноши: Най-мираб. Салаетдин тоже узнал его и вопросительно посмотрел на инспектора: «Остановиться?» Хаиткулы собирался разыскать Най-мираба, но никак не думал, что встретит его сразу же, приехав сюда, да еще на той же улице, где жили Марал и Бекджан. Если старик действительно здесь живет, то он для Хаиткулы уже не просто знакомый, но нужный и, возможно, полезный человек.
Салаетдин затормозил. Хаиткулы вышел из машины, и Най-мираб тотчас узнал своего попутчика. Он радушно приветствовал его и, не обращая внимания на сопротивление Хаиткулы и Салаетдина, повел их в свой дом.
Честно, говоря, приехав утром в Сурхи, Хаиткулы не собирался в ближайшие день-два звонить в Ашхабад. Вернувшись в гостиницу, не раздеваясь лег на кровать, взял блокнот и стал перечитывать сделанные в течение дня записи. Потом отложил блокнот и закрыл глаза, но сон не шел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21