https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/
Начальник отдела, выяснив, что инспектор из Ашхабада хочет побеседовать с обвинявшимся в убийстве Най-мирабом, предоставил в его распоряжение свой кабинет. За Най-мирабом послали машину.
На месте начальника милиции теперь сидел Хаиткулы, по обе стороны просторного стола заняли свои места Палта Ачилович и сам хозяин кабинета. Пока им не сказали, что Най-мираб здесь, они мирно беседовали.
Милиционерам, которые привели Най-мираба, разрешили выйти из кабинета. Най-мираб — руки его по-прежнему были в наручниках,— посмотрел на них безразличным взглядом, потом сел напротив Хаиткули на стул, стоявший у самой стены. Мешки под глазами свидетельствовали, что он провел бессонную ночь. Лицо,Най-мираба, и без того всегда имевшее нездоровый цвет, совсем почернело, щеки сделались похожими на мятую бумагу, Хаиткулы пытался вспомнить, были ли у Най-мираба морщины и раньше, но так и не мог вспомнить.
— Я вызвал вас не для допроса. Завтра улетаю в Ашхабад и решил перед отъездом встретиться с вами в последний раз.— Хаиткулы говорил совсем мягко.— Сколько времени мучило многих людей одно-единственное дело, начатое десять лет тому назад! Говорю не о себе. Вы помните, когда я приехал в кишлак, все происходило на ващих глазах... Сначала мы занимались Довхановым и Ядкабовым. Довлет-гельды в ту ночь вернулся поздно, чём вызвал подозрение,
а ложно показав, что был в кино, сам же усугубил свое положение. Его осложнившиеся отношения с Бекджаном дали повод думать о нем как о преступнике. Потом было установлено, что Довлетгельды не виновен... Мы занялись Худай-берды Ялкабовым. Знаете, что он сделал? Испугавшись, что подумают на него, подделал подпись на фотографии, которую. Бекджан подарил одной девушке. Во время первого, да и в последующие расследования подлог замечен не был.. Подставив одну палочку в дате, он превратил февраль в март, пытаясь доказать, что до самых последних дней жизни Бекджана был с ним в дружеских отношениях. Тот факт, что он не стал просить соседа-мясника заколоть барана, а обратился к Гуйч-аге, тоже вызывал подозрение. Худай-берды уверял нас, что у мясника тяжелая рука. Это подтвердилось. Чтобы все это установить, смотрите сколько времени прошло... Наконец в один прекрасный день нам прислали неподписанное письмо из одной фразы: «Не упустите Ялка-бова». Автора анонимки выявить должен был Пиримкулы Абдуллаев. Старый капитан блестяще справился с .заданием. Да, да! Вы хотели нам покрепче внушить мысль о виновности Ялкабова. В .то же время вы не забывали, что и о Довлетгельды мы все еще думаем как о возможном преступнике. Вы думали, если мы решим ограничиться розыском автора анонимки, то непременно должны схватить за ворот Довлетгельды, потому что...— Хаиткулы, увидев на лбу Най-мираба капельки пота, включил вентилятор. Когда прохладная струя коснулась его шеи, он понял, что и сам вспотел.— ...Потому что писал письмо член семьи Довхановых. Вот как это было. Вы подкараулили племянника Довлетгельды, когда тот возвращался с последнего урока домой, спросили, откуда идет. Он ответил: «Из школы». Вы сделали вид, что удивлены, и, не веря мальчику, переспросили: «Ты и вправду учишься?» Он ответил: «Да». Тогда вы сказали ему: «Если ты и вправду учишься, покажи, умеешь ли писать, а то подумаю — обманываешь яшулы». И написали ему короткий, текст, попросив мальчика переписать. Он вас послушал.— Хаиткулы прервал себя, чтобы выключить вентилятор, потом продолжал, не меняя тона: — Чтобы отправить письмо, вы нарочно поехали в Керки и там опустили .его в ящик. Вы знали, что вас тоже могли заподозрить, и всеми силами старались все подозрения отвести от себя. Во время трудного следствия бывает много версий. Мы даже подозревали однорукого старика, работающего в гостинице, и даже отца Бекджана.— Палте Ачиловичу показалось, что Хаиткулы
сделал движение головой в его сторону, но это ему показалось. Хаиткулы. между тем продолжал: — Помните, как перед отъездом в Ашхабад я приехал к вам в поле? — Най-мираб чуть-чуть пошевелил головой.— Мне тогда надо было выяснить все о Худайберды, который, женивхпись на вашей дочери, потом отправил ее домой. Мне казалось, что вы должны были его ненавидеть и будете проклинать его. Но вы, наоборот, ни одного дурного слова не сказали о нем, а проклинали дочь... Говорили, вы тогда мастерски, признаю, но тогда-то впервые я не поверил вам. Нам надо было срочно проверить, в каких отношениях находились Бекджан и Наз-лы. Мы были уверены, что они любили друг друга, но однокашники. Бекджана и те, что учились с Назлы, опровергли нашу уверенность. Мы и решили, что любви не, было, что между Бекджаном и Назлы была дружба, готовая перейти в любовь, но мы ошиблись. Вы выдали дочь замуж за Худайберды, потому что это было обговорено с родителями Худайберды, когда дети были еще маленькими. Не знаю, .что тут сыграло, решающую роль, приличный калым или ваша настойчивость, ваша натура — «сказал, значит, сделаю»,— не знаю... Бекджан не был на тое. Мы поверили Худайберды, который говорил, что он не знал точно, как Назлы относится к нему, думал, что она была согласна стать его женой...— Хаиткулы раскрыл толстую папку.— Вы пришли в ярость, когда дочь вернулась домой, и свою ярость обратили против Бекджана, потому что вы все больше и больше внушали себе, что виновник вашего семейного несчастья Бекджан. Но есть документ, подтверждающий, что Бекджан был далек от мысли покушаться на честь вашей дочери. Она сама написала об этом. Нам удалось узнать, где она: за рубежом. Помогает развивающейся стране налаживать экономику. Работает инженером, строит современное жилье. Послушайте, Най-мираб, что пишет ваша дочь:
«...Уходя от Худайберды, я решила ехать к дяде. Мама давала мне денег, чтобы я пожила у него, пока пройдет гнев отца. Но я передумала, послушавшись другого совета, совета Бекджана. Поехала в Ашхабад, а оттуда в Москву, поступила в МИСИ. .Как я благодарна моим учителям русского языка, обучившим меня этому, языку так, что я без затруднений училась в московском вузе. Материально было нелегко — жила на стипендию да мама немного присылала. Но надо ли об этом сейчас вспоминать? Там, где комсомольцы-друзья, разве там бывает плохо? Нет. В Москве мне было очень хорошо.
Что сказать об отце? Я очень хочу его повидать. Хочу услыхать от него слово «внук», которое бы он сказал нашему сыну. Маленький Бекджан уже без запинки выговаривает слово «дедушка». Не поздно и сейчас все наладить, я не вспоминаю плохого. Простила. Я долго ждала нашего примирения. Кончила первый курс института, написала, что еду. «Не показывайся здесь, моя дочь Назлы давно уже лежит в сырой земле...»—вот ответ, который я получила. Но я все-таки поехала. Пришла на порог отчего дома с повинной головой. Отец встретил меня с топором в руках. Хорошо, люди вовремя подоспели... Я вышла замуж и так хотела, чтобы отец побывал на нашей свадьбе и благословил бы наш брак. Может быть, тогда бы он и понял, как глубоко заблуждается. Вы спрашиваете о Бекджане... Я никогда не забуду его, потому что он помог мне изменить судьбу. Вместе росли, вместе играли, крепко дружили. Между нами не было тайн. Когда он узнал, что я не люблю Худайберды, то поклялся сделать все, что в его силах, чтобы не допустить свадьбы. Он поговорил с Худайберды, надеясь, что тот поймет его. Надеялся, видно, на старую дружбу. Худайберды не захотел его понять и даже обиделся, сказав: «Ты сам хочешь на ней жениться». Бекджан сетовал мне: «Я потерял хорошего друга». Тогда он мне и сказал: «Поезжай, Назлы, учиться». Я его сразу не .послушалась, все пыталась отговорить родителей устраивать той. Упустила момент, и все произошло... Я и письма писала Худайберды, чтобы отложили той, но они куда-то канули. В свадебную ночь Худайберды многое понял и, надо признать, вел себя достойно. Понимал, что сделал ошибку, сокрушался, что последствия этого тоя будут непоправимыми: в селе не поверят ни мне, ни ему. Так и вышло. Не поверили, стали смеяться над нами... Сплетни вокруг меня очень отразились на Худайберды, он мне писал об этом. .Мне кажется, они могли довести его до болезни. А исчезновение Бекджана оказалось вторым ударом в моей судьбе...»
Хаиткулы, хотя и не смотрел на Най-мираба, краем глаза заметил, как дрогнула у того щека, приподнялся отвисший ус.Хаиткулы продолжал:
— Вы решили уничтожить Бекджана, но о задуманном не делились ни с кем. Встречались с ним и делали вид, что относитесь к нему, как и прежде. Третьего марта в Керки ваши друзья устраивали той. Отправив туда своих близких, вы нашли предлог остаться дома. Сели у окна и стали под-
жидать, когда мимо пройдет Бекджан: вы знали, где он был. В это время пришел ваш знакомый ж сослуживец Лоп-быкулы Таррыхов. Вы сидели и пили водку с Лопбыкулы, который за стакан вина продаст душу шайтану. В это время за стеной послышались шаги. Вы увидели в окно проходившего мимо Бекджана, постучали в . стекло, пригласили к себе... Заманили. Бекджан вошел.к вам. Он был уже хмельной, а вы налили еще. Втроем выпили две бутылки водки. Лопбыкулы заснул на своем месте. Воспользовавшись этим, вы набросились на Бекджана и задушили его. В тот день до этого вы перепахали весь свой меллек, а так как кончили пахать поздно, сказали своим, что сеять будете на следующий день. Все было хорошо продумано: родные на тое, дувал высокий, ночь темная... Разбудили Лопбыкулы, вдвоем вырыли яму, вдвоем и зарыли труп. На следующий день засеяли меллек...— Хаиткулы раскрыл папку, вынул из нее листок, показал Най-мирабу.— Финал этой трагедии помогли обнаружить вы сами. Это письмо, которое вы послали Лопбыкулы Таррыхову в Ашхабад неделю назад. Просите его держать язык за зубами. Незадолго до тоя меня вызвали в Ашхабад, вот почему я не мог быть на свадьбе вашего сына и сестры Бекджана. Зато повидался с Лопбыкулы, который рассказал следующее: переехал в Ашхабад, потому что боялся, что убийство рано или поздно раскроют, назвал сумму, которую вы ему дали, чтобы он держал язык за зубами... Он же последним видел у вас Бекджана, он помогал вам зарывать его труп. Вот его показания, подписанные собственноручно. Но и без них бы ваша судьба была решена. Препятствовал той: чтобы арестовать вас, не хотелось разбивать счастье любящих друг друга молодых людей. Улик уже было достаточно, и вам бы не удалось отпереться. Мы не зря пришли и на генеш, неспроста Пиримкулы-ага стал инициатором того, чтобы комсомольцы взялись рыть ямы для очагов под котлы. Вы очень беспокоились, что ямы роют на меллеке, где зарыт Бекджац, — это бросилось в глаза. Когда я вернулся из Ашхабада, мне доложили, что, когда рыли, лопата задела за какой-то предмет, посмотрели — кость. Вы, конечно, об этом не знали, потому что ребята перешли копать в другое место, объяснив, что на прежнем месте слишком тяжелый грунт. То страшное место завалили дровами, и вы решили, что пронесло беду. Лопбыкулы в разговоре со мной подтвердил мою догадку, что Бекджан зарыт у вас на меллеке.
Хаиткулы кончил говорить, положив папку в сейф, закрыл на ключ массивную дверцу, ключ спрятал в карман. Все молчали. Минут через пять Най-мираб заговорил:
— До сегодняшнего дня я не жалел о том, что сделал. Думал, совершил мужское дело. Честь для меня дороже жизни, она сильнее и превыше всего на свете... Письмо дочери разбередило мое сердце. Понимаю теперь: черные мысли сделали меня слепым, шайтан руководил мной... Назлы я выдавал за Худайберды не ради калыма. Мне осталось жить недолго, поэтому говорю правду: отец Худайберды был моим лучшим другом. Когда Назлы родилась, мы на хлебе поклялись, что будем сватами. Душа и слово нераздельны. Когда пришло время тоя, мне казалось, что Ялкаб Джума вышел из могилы и совестит меня, что я нарушаю слово. Не хотелось умирать с грехом на душе. Бекджан... Бекджан, прознав о свадьбе, сказал мне: «Яшулы, не делайте ошибки. Когда-нибудь пожалеете, но будет поздно. Знайте,—сказал,— обидеть Назлы не даст комсомол, мы будем бороться за нее». Потом Назлы вернулась домой, и я отдал свою душу шайтану. Власть может меня сейчас расстрелять без суда и следствия... Я столько лет ошибался, думая, что я живой. Оказывается же, я умер еще десять лет назад. Теперь я это знаю...
Открылась дверь, Най-мираб замолчал. В белом халате торопливо вошел эксперт, отдал Хаиткулы тонкую папку и лупу, что-то сказал ему на ухо и вышел. Хаиткулы открыл папку, приложил к бумаге лупу.
— Это письмо, найденное в кошельке рядом с останками Бекджана. Его восстановили, и теперь его можно прочитать целиком. Это письмо Назлы к Бекджану. Он получил его незадолго, до смерти. Слушайте, Най-мираб. Но прежде я должен вам сказать, что наказание вам назначит суд, и судить вас будут вместе с Лопбыкулы Таррыховым...
«Бекджан, здравствуй! Если не напишу тебе, боюсь, многие вещи останутся и тебе непонятными. Вот и.взяла сейчас перо И бумагу. Встретиться не сможем, не вижу способа, отец ведь стал свирепым. Чем это все кончится — страшно подумать. Отец меня замучил, твердит одно и то жег «Бекджан опозорил тебя, если бы не он, тебя бы не выгнали». Но я не боюсь, Бекджан. Верь этому. Ты помог мне, дал мне силы, чтобы я порвала с нелюбимым человеком. Мы все же победили. От меня отворачиваются, и пусть... Я не жалею, что так поступила, ведь есть, и такие, чго говорят: «Правильно сделала». Все, что ты советовал мне относитель-
но учебы, мне нравится и, признаюсь, окрыляет меня. Я верю в будущее. Кто знает, может быть, судьба еще сведет нас. Тогда, верю, мы найдем друг друга по-настоящему. Не забывай меня. Назлы. 20 февраля 1958 г.
Бекджан, остерегайся моего отца. Он очень зол на тебя».Кончив читать, Хаиткулы налил себе из графина полный стакан, залпом выпил. Палта Ачилович снял очки, платочком стал вытирать глаза.
Най-мираб поднял кулак и изо всей силы ударил себя по голове. Кровь потекла по его серому, изрытому глубокими морщинами лбу, стала заливать глаза. Было слышно, как он повторял: «Зачем, зачем... бедная Назлы, бедный Бекджан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21