Обращался в Wodolei.ru
Издали они походили на термитники. Серый туман стлался меж деревьев, клочьями висел на кустах.
— Кадонги, исчез Мбанго, — угрюмо доложил Жакун-да, вырастая из грязно-серых сумерек.
— Когда? Куда?
— Никто не знает.
— Неужели предатель?
— Не знаю. Мы не верили ему. Джапони даром не отпускают живым никого.
— Но он еще слишком молод, чтобы стать подлецом! По-моему, Мбанго честный парень.
— Надо доказать это.
— Поднимай люден, Жакунда! Если он решил нас предать, мы должны опередить его.
— Есть, кадонги!
Алекс не на шутку встревожен. До сих пор ему не приходило в голову, что в отряде может оказаться предатель. Хотя этого следует ожидать. Борьба обострялась, и враг шел на нее, чтобы сломить их.
Дальше двигались быстро, но осторожно, готовые в любой момент вступить в бой. Лес кончился. Они вошли б широкую полосу жесткой в рост человека слоновьей травы. В конце ее косматилась высокая изгородь. Это деревня. Ворота гостеприимно открыты. В воротах встречает Жакунда, как хозяин, и ликующе говорит:
— Мбанго нашелся! Он захватил ворота и не хочет уходить, пока не увидит тебя, кадонги.
— Где он? Что с ним?
— Он ранен. Убил двух часовых, храбрец.
— Видишь, я не ошибся в нем. Одно плохо: чуть не сорвал нам всю операцию. Какое отчаянное легкомыслие! Но не говори ему об этом. Пусть будет менаду нами.
У бокового столба, на циновке, где, очевидно, располагались японские часовые, теперь лежал Мбанго, самый молодой воин гарондов. К груди он крепко прижимал, небольшой сверток. Увидев Алекса, он расплылся в улыбке. Его тускнеющие глаза оживились.
— Мой кадонги. теперь ты поверишь мне, и ты, Жакунда, и Гаро, и воины, — слова давались ему с большим трудом. Трясущимися руками он развернул узелок, и с груди его покатилась голова японца. Жакунда поднял ее.
— Мбанго — настоящий мужчина и храбрый воин. Поздравляю тебя, Мбанго, с первой головой врага! —торжественно произнес Жакунда.
— Ты молодец, Мбанго! — сказал Алекс одобряюще, а сам отвернулся, чтобы не видеть отрубленную голову.—Поправляйся быстрее.
— Спаси меня, мой кадонги,— страстно зашептал юноша синеющими губами:— Я хочу жить. Не дай мне умереть. Ты все можешь... Джапоии сохранили мне жизнь и послали шпионить за вами. Я согласился. Я хотел жить. Но я не хотел быть предателем. Я не предавал вас и постарался доказать это... Спаси меня, мой кадонги! Я-.. Я хочу быть с вами...
Юноша дернулся, застонал. Подскочил отрядный лекарь Гонда. Дернул окровавленную рубашку на груди Мбанго. Обнажил рваную рапу, пониже правого соска, заткнутую пучком травы. Гонда разложил свои инструменты
и снадобья.
— Будет жить?— спросил Алекс.
— Должен. Он же молодой и крепкий.
— Сделай все, что можешь! Жаль такого парня потерять.— Алекс постоял еще, потом обратился к Жакун-де.— Ну, брат, теперь не мешкать! Ночь кончается. Вперед!
Бой длился недолго. Японцев застигли врасплох, во время сна. Гаронды, бесшумно проникнув в морунг, вырезали весь карательный отряд. Освободили из-под ареста старосту и десять заложников. Последних японцы грозили повесить утром в отместку за совершенную на дороге диверсию и за «укрывательство диверсантов». В доме старосты взяли в плен генерала и двух офицеров.
Занималась заря. Все шире разливался свет, становясь с каждой минутой все ярче. Пропел петух в дальнем конце деревни. Ему откликнулся другой, третий. И пошла перекатами петушиная перекличка, задорная, горластая. «Как у нас в деревне»,— вспомнилось Алексу, и сердце защемило тоской. Жители деревни, потревоженные ночным боем, сходились на площадь. Алекс отпустил воинов отдыхать, остался лишь с Жакундой и телохранителями.
Они наотрез отказались оставить его одного, своего кадонги.
— Жакунда, проследи, чтобы воины не брали голов джапони. Нам ни к чему подобное зверство, - сказал Алекс.
— Этот обычай почти умер, кадоиги, — Жакунда торопливо начал застегивать на пуговицы распахнутый ворот гимнастерки. — Мы берем только пряди волос с голов убитых врагов. Ты видел это на одежде наших мужчин. А Мбанго отрубил голову джапони, чтобы доказать свою верность нам.
— Я боюсь, чтобы не возродился ваш древний кровавый обычай «охотников за головами». А что ты прячешь, брат?
— Да так, разные дурачества, — смутился вконец Жакунда. Он расстегнул свой ворот гимнастерки, и там, на бронзово-коричневой мощной груди командира, Алекс увидел две вытатуированных синим цветом фигурки человечков.
Громов улыбнулся,
— Кадонги, — заговорил виновато Жакунда,— я убил уже двух джапони. Для счета нацарапал, чтобы не забыть, А еще это гордость воина. Но если тебе не нравится, я сдеру эти знаки вместе с кожей.
— Ну зачем же! В таких рисунках ничего плохого нет. Некоторые ведут счет убитым врагам зарубками на прикладе винтовки. Вы, нага — подобными рисунками. Сомневаюсь в одном: хватит ли у тебя груди на всех джапов, которых надо уничтожить, — добавил лукаво Алекс.
На площади состоялся импровизированный митинг. Селяне сидели и стояли. Многие были с детьми. Из первых рядов поднялся высокий старик.
— Вот эти храбрецы, — указал он сухой рукой на Алекса и Жакунду, стоящих рядом со старостой, — пришли к нам, побили японцев и уйдут. А мы останемся с ножами против пушек. Так и получается: бросишь глинкой, в тебя кинут свинцом. Я уже отжил свой век. Но куда податься им? — и старик показал на копошащихся перед собой детей. — Куда спрятаться от мстительных японцев? Разве тростник остановит пулю? И разве тростник не
мог нагнуться, чтобы пуля не срезала его? Мы бы могли мирно договориться с японцами. Теперь поздно.
— Мы видели дым бедствия и поспешили на помощь,— возразил, волнуясь, Жакунда.
— Их зажег какой-нибудь трусливый юнец. Совет старейшин не давал согласия на это, — вмешался другой старик, жрец земи, продолжая сидеть на обрубке дерева, покрытом звериной шкурой. По бокам его стояли два молодых воина.— Ну и пусть повесили бы десять заложников. Поделом нам — не бери чужое! Это были бы жертвы богам, которых мы прогневили. Теперь жизнь наша повисла на кончике ногтя. Пролитую воду трудно собрать. Нас, как глупых щенят, толкнули на тропу войны. И это сделали они, — жилистый палец жреца ткнулся в Алекса и Жакунду. Палец дрожал, тряслась и белая окладистая борода главного жреца.
Тягостное молчание повисло над площадью. Оно не предвещало ничего хорошего. Земи переглядывались, тяжело вздыхали. И тут раздался дикий крик:
— Мы погибли! Проклятие убийцам! Хватайте их! Толпа зашевелилась, заворчала, качнулась вперед.
Телохранители подтянулись к своим командирам, встали рядом маленькой плотной кучкой.
В этот критический момент из середины толпы протолкнулся пожилом приземистый мужчина с вытатуированными фигурками человечков на широкой груди. Это был Ми-ротеунг — прославленный воин, знаменитый в прошлом охотник за головами. Он глухо заговорил и все замолчали.
— Низкие трусы! Я уважаю старейшин и жреца. Их дело давать нам разумные советы. Но речь не о них, а о вас, жители Чмеозанга. Вы позорите земи — самое могучее племя нага. Даже если пчелу раздразнишь, она ужалит. А вы? Хотите, чтоб вас убивали, как жалких цыплят? Отбирали нашу добычу, наш рис, наши дома? Насиловали наших жен и дочерей? Сиеми не стерпели такого позора. Они защищаются, а теперь защищают и нас. Их воины кладут свои тела щитом между нами и японцами. И каждый уважающий себя мужчина благодарен им за это. Спасибо, братья!— Миротеунг с достоинством поклонился Алексу и Жакунде, потом решительно закончил. - Если нужно воевать, будем
воевать. Разве перевелись у нас храбрые воины? Прямое дерево не боится умереть стоя.
Эти гневные слова, словно огненные стрелы, впивались в притихших людей, и земи склоняли головы, прятали глаза. Вперед выбрался мужчина с ребенком на руках. Он растерянно огляделся, потом затарахтел:
— Моя жена не вернулась из леса. Говорят, солдаты убили ее. А у меня трое детей, я не могу без жены. Что мне делать? Мстить солдатам? Тогда они убьют всех нас. Правильно говорят старики: не ныряй в землю — разобьешь лицо. Джапони не сосчитать. Они, как муравьи в лесу, и везде нас найдут. А как мы покинем наши поля и дома? Ведь такой хороший урожай!
В толпе раздались беспорядочные крики:
— Мы умрем в джунглях, останемся здесь!
— Уйдем в джунгли, здесь нас всех перебьют!
— Найдите Тагу жену, он же пропадет без женщины! — Нельзя воевать с джапони!
— Смерть джапони!
Все кричали, не слушая друг друга. Кричали громко, беспорядочно.Наконец, вперед выступил староста. Обвел хмурым взглядом возбужденную толпу. Поднял руку, люди замерли.
— Они явились по зову сердца, узнав о нашем несчастье, — сказал он гневно. - Правильно ли они сделали? Да, правильно. Нага — братья и должны помогать друг другу в беде. А вы забыли главный закон племени: один за всех, все за одного. — Голос старосты окреп. — Для глухого нет грома, для слепого нет молний. Вглядитесь, прислушайтесь! Эти чужеземцы из тех, кто в рот сует бананы, а в зад — колючки. Хуже! Джапони — это леопард, у которого тысячи когтистых лап. Эти жадные лапы тянутся к нашему добру, которого нам не хватает и для себя. Дай ему палец, он отхватит руку. Дай руку, он сожрет тебя целиком. Они кричали о том, что нас угнетали англэ, а сами в это время лезли в наш карман, в нашу душу. Они ничем не лучше англэ, хотя говорят, что похожи на нас. Вчера они убили одного, сегодня хотели убить уже десять. А завтра могут уничтожить все племя. Разве нужно ждать, пока японский удав не заглотит нас целиком? Упадешь, и козлы затопчут,
Староста сделал паузу, оглядывая толпу горящим взглядом.
— Так, что ли, Телве? - Ты нрав, староста.
— А что ты скажешь, Нгаинг?
— Нет, ждать нельзя, — ответил рослый мужчина с правильными чертами лица. — Но одним нам не одолеть джапони.
— Мы не одни. Восстали сиеми, поднимутся и другие. Нельзя больше ждать. Мы вооружимся японским оружием и, если нужно, уйдем в джунгли. Джапони забыли: не вороши гнездо шершней — налетят тучей, зажалят до смерти.
— Мы можем предоставить вам убежище в наших горах,—сказал громко Алекс.—Только нужно держаться вместе, братья. Мы хозяева джунглей, не японцы. И вместе нам никакие враги не страшны. Смелее, братья! Беритесь за оружие! Гоните захватчиков с родной земли!
Люди возбужденно зашумели. Одобрительными возгласами приветствовали они речь старосты и слова Алекса. А когда появились воины земи с карабинами в руках, опоясанные патронташами и увешанные гранатами, когда перед старостой поставили два ручных пулемета, в толпе раздались смех, шутки. Куда только девался страх перед японцами!
Староста не собирался сейчас же поднимать деревню и отправлять в горы. Решил немного выждать, договориться с другими селениями. Условились поддерживать тесную связь между собой, для чего два воина земи остались в отряде сиеми.
Когда Алекс вошел в комнату, где находились пленные
генерал и офицеры, японцы не пошевелились.
— Встать перед Великим Предводителем! — приказал Жакунда.
Японцы продолжали сидеть, зло поблескивая глазами.
— Приказываю вам встать, - заговорил жестко Алекс по-японски.— Собирайтесь, пойдете с нами.
— Никуда мы отсюда не двинемся, — зло зашипел генерал, однако встал. За ним вскочили офицеры. — Дайте нам наши мечи, чтобы мы могли умереть так, как подобает истинным самураям.
— Мы не собираемся вас убивать. Вы будете нашими заложниками. Если вам суждено будет умереть, то в этом вините своих самураев.
— Грязные сволочи! — вскипел генерал. - Грязные сволочи, мы плюем на вас. Тьфу! Мы не боимся смерти. Только не хотим умирать от ваших нечистых рук. Ты, паршивая собака, без роду и племени! Ты — белый, они — азиаты. Чего тебе здесь надо? Что ты настраиваешь этих дикарей? Императорская армия непобедима. Она сотрет всех в порошок, если ей будут мешать!
— Вы сами порождаете ненависть к себе,— медленно, едва сдерживаясь, заговорил Алекс, в упор глядя на спесивого генерала. — Чем вы лучше англичан, грабивших и угнетавших этот народ? Земля Нагаленда стонет под вашими солдатскими сапогами, Вы посеяли ветер, теперь ждите тайфуна.
— Мы несем освобождение,— закричал генерал.— А кто не помогает нам, того мы уничтожаем, Уничтожим и вас!
— Народ победить нельзя. Мы ветер в поле, шелест листвы в джунглях, эхо в горах. Попробуйте поймать нас. Мы везде и всюду.
- Вы ни то, ни другое и ни третье. Вы — порождение тьмы. Вы — дьяволы ночи. Будьте вы прокляты!
— «Дьяволы ночи»? Ну что ж, в устах врага это звучит похвалой, - жестко усмехнулся Алекс.
ВСТРЕЧИ С НЕОЖИДАННЫМ
Джунгли полны неожиданностей. И неприятных неожиданностей там гораздо больше, чем приятных.Считаясь с высоким положением, Громову ставили отдельную палатку. Однажды, проснувшись с зарей, он, сладко позевывая, хотел вскочить, как вдруг замер. На его груди возвышалась треугольная морда кобры. Змея спокойно спала, свернувшись кольцами. Алекс так и остался лежать, пригвожденный к циновке холодным страшным соседом, развалившимся прямо на сердце. Он не смел даже глубоко вздохнуть и позвать на помощь. Шум просыпающегося лагеря разбудил гада. Кобра медленно сползла на землю, нехотя расставаясь с теплом человеческого тела. А ошарашенный Алекс пулей вылетел наружу.
Всевидящие гурки из штабного отделения нашли ему в трофеях спальный мешок. На следующую же ночь он с ужасом обнаружил внутри своей постели двух здоровенных скорпионов.Алекс старался не отделяться от остальных. Устраивался под общим навесом, где находились штаб и спальня. Спал на циновке или голой земле вместе с бойцами штабного отделения, завернувшись, как и они, в одеяло. Такая привычка дается с трудом. То сучок вопьется в бок, то муравьи налезут за воротник, то змея пригреется рядом, и нередко среди ночи какой-нибудь воин вскакивал со сжатым в кулаке гадом. При удобном случае Алекс пользовался гамаком, к которому тоже приходилось привыкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Кадонги, исчез Мбанго, — угрюмо доложил Жакун-да, вырастая из грязно-серых сумерек.
— Когда? Куда?
— Никто не знает.
— Неужели предатель?
— Не знаю. Мы не верили ему. Джапони даром не отпускают живым никого.
— Но он еще слишком молод, чтобы стать подлецом! По-моему, Мбанго честный парень.
— Надо доказать это.
— Поднимай люден, Жакунда! Если он решил нас предать, мы должны опередить его.
— Есть, кадонги!
Алекс не на шутку встревожен. До сих пор ему не приходило в голову, что в отряде может оказаться предатель. Хотя этого следует ожидать. Борьба обострялась, и враг шел на нее, чтобы сломить их.
Дальше двигались быстро, но осторожно, готовые в любой момент вступить в бой. Лес кончился. Они вошли б широкую полосу жесткой в рост человека слоновьей травы. В конце ее косматилась высокая изгородь. Это деревня. Ворота гостеприимно открыты. В воротах встречает Жакунда, как хозяин, и ликующе говорит:
— Мбанго нашелся! Он захватил ворота и не хочет уходить, пока не увидит тебя, кадонги.
— Где он? Что с ним?
— Он ранен. Убил двух часовых, храбрец.
— Видишь, я не ошибся в нем. Одно плохо: чуть не сорвал нам всю операцию. Какое отчаянное легкомыслие! Но не говори ему об этом. Пусть будет менаду нами.
У бокового столба, на циновке, где, очевидно, располагались японские часовые, теперь лежал Мбанго, самый молодой воин гарондов. К груди он крепко прижимал, небольшой сверток. Увидев Алекса, он расплылся в улыбке. Его тускнеющие глаза оживились.
— Мой кадонги. теперь ты поверишь мне, и ты, Жакунда, и Гаро, и воины, — слова давались ему с большим трудом. Трясущимися руками он развернул узелок, и с груди его покатилась голова японца. Жакунда поднял ее.
— Мбанго — настоящий мужчина и храбрый воин. Поздравляю тебя, Мбанго, с первой головой врага! —торжественно произнес Жакунда.
— Ты молодец, Мбанго! — сказал Алекс одобряюще, а сам отвернулся, чтобы не видеть отрубленную голову.—Поправляйся быстрее.
— Спаси меня, мой кадонги,— страстно зашептал юноша синеющими губами:— Я хочу жить. Не дай мне умереть. Ты все можешь... Джапоии сохранили мне жизнь и послали шпионить за вами. Я согласился. Я хотел жить. Но я не хотел быть предателем. Я не предавал вас и постарался доказать это... Спаси меня, мой кадонги! Я-.. Я хочу быть с вами...
Юноша дернулся, застонал. Подскочил отрядный лекарь Гонда. Дернул окровавленную рубашку на груди Мбанго. Обнажил рваную рапу, пониже правого соска, заткнутую пучком травы. Гонда разложил свои инструменты
и снадобья.
— Будет жить?— спросил Алекс.
— Должен. Он же молодой и крепкий.
— Сделай все, что можешь! Жаль такого парня потерять.— Алекс постоял еще, потом обратился к Жакун-де.— Ну, брат, теперь не мешкать! Ночь кончается. Вперед!
Бой длился недолго. Японцев застигли врасплох, во время сна. Гаронды, бесшумно проникнув в морунг, вырезали весь карательный отряд. Освободили из-под ареста старосту и десять заложников. Последних японцы грозили повесить утром в отместку за совершенную на дороге диверсию и за «укрывательство диверсантов». В доме старосты взяли в плен генерала и двух офицеров.
Занималась заря. Все шире разливался свет, становясь с каждой минутой все ярче. Пропел петух в дальнем конце деревни. Ему откликнулся другой, третий. И пошла перекатами петушиная перекличка, задорная, горластая. «Как у нас в деревне»,— вспомнилось Алексу, и сердце защемило тоской. Жители деревни, потревоженные ночным боем, сходились на площадь. Алекс отпустил воинов отдыхать, остался лишь с Жакундой и телохранителями.
Они наотрез отказались оставить его одного, своего кадонги.
— Жакунда, проследи, чтобы воины не брали голов джапони. Нам ни к чему подобное зверство, - сказал Алекс.
— Этот обычай почти умер, кадоиги, — Жакунда торопливо начал застегивать на пуговицы распахнутый ворот гимнастерки. — Мы берем только пряди волос с голов убитых врагов. Ты видел это на одежде наших мужчин. А Мбанго отрубил голову джапони, чтобы доказать свою верность нам.
— Я боюсь, чтобы не возродился ваш древний кровавый обычай «охотников за головами». А что ты прячешь, брат?
— Да так, разные дурачества, — смутился вконец Жакунда. Он расстегнул свой ворот гимнастерки, и там, на бронзово-коричневой мощной груди командира, Алекс увидел две вытатуированных синим цветом фигурки человечков.
Громов улыбнулся,
— Кадонги, — заговорил виновато Жакунда,— я убил уже двух джапони. Для счета нацарапал, чтобы не забыть, А еще это гордость воина. Но если тебе не нравится, я сдеру эти знаки вместе с кожей.
— Ну зачем же! В таких рисунках ничего плохого нет. Некоторые ведут счет убитым врагам зарубками на прикладе винтовки. Вы, нага — подобными рисунками. Сомневаюсь в одном: хватит ли у тебя груди на всех джапов, которых надо уничтожить, — добавил лукаво Алекс.
На площади состоялся импровизированный митинг. Селяне сидели и стояли. Многие были с детьми. Из первых рядов поднялся высокий старик.
— Вот эти храбрецы, — указал он сухой рукой на Алекса и Жакунду, стоящих рядом со старостой, — пришли к нам, побили японцев и уйдут. А мы останемся с ножами против пушек. Так и получается: бросишь глинкой, в тебя кинут свинцом. Я уже отжил свой век. Но куда податься им? — и старик показал на копошащихся перед собой детей. — Куда спрятаться от мстительных японцев? Разве тростник остановит пулю? И разве тростник не
мог нагнуться, чтобы пуля не срезала его? Мы бы могли мирно договориться с японцами. Теперь поздно.
— Мы видели дым бедствия и поспешили на помощь,— возразил, волнуясь, Жакунда.
— Их зажег какой-нибудь трусливый юнец. Совет старейшин не давал согласия на это, — вмешался другой старик, жрец земи, продолжая сидеть на обрубке дерева, покрытом звериной шкурой. По бокам его стояли два молодых воина.— Ну и пусть повесили бы десять заложников. Поделом нам — не бери чужое! Это были бы жертвы богам, которых мы прогневили. Теперь жизнь наша повисла на кончике ногтя. Пролитую воду трудно собрать. Нас, как глупых щенят, толкнули на тропу войны. И это сделали они, — жилистый палец жреца ткнулся в Алекса и Жакунду. Палец дрожал, тряслась и белая окладистая борода главного жреца.
Тягостное молчание повисло над площадью. Оно не предвещало ничего хорошего. Земи переглядывались, тяжело вздыхали. И тут раздался дикий крик:
— Мы погибли! Проклятие убийцам! Хватайте их! Толпа зашевелилась, заворчала, качнулась вперед.
Телохранители подтянулись к своим командирам, встали рядом маленькой плотной кучкой.
В этот критический момент из середины толпы протолкнулся пожилом приземистый мужчина с вытатуированными фигурками человечков на широкой груди. Это был Ми-ротеунг — прославленный воин, знаменитый в прошлом охотник за головами. Он глухо заговорил и все замолчали.
— Низкие трусы! Я уважаю старейшин и жреца. Их дело давать нам разумные советы. Но речь не о них, а о вас, жители Чмеозанга. Вы позорите земи — самое могучее племя нага. Даже если пчелу раздразнишь, она ужалит. А вы? Хотите, чтоб вас убивали, как жалких цыплят? Отбирали нашу добычу, наш рис, наши дома? Насиловали наших жен и дочерей? Сиеми не стерпели такого позора. Они защищаются, а теперь защищают и нас. Их воины кладут свои тела щитом между нами и японцами. И каждый уважающий себя мужчина благодарен им за это. Спасибо, братья!— Миротеунг с достоинством поклонился Алексу и Жакунде, потом решительно закончил. - Если нужно воевать, будем
воевать. Разве перевелись у нас храбрые воины? Прямое дерево не боится умереть стоя.
Эти гневные слова, словно огненные стрелы, впивались в притихших людей, и земи склоняли головы, прятали глаза. Вперед выбрался мужчина с ребенком на руках. Он растерянно огляделся, потом затарахтел:
— Моя жена не вернулась из леса. Говорят, солдаты убили ее. А у меня трое детей, я не могу без жены. Что мне делать? Мстить солдатам? Тогда они убьют всех нас. Правильно говорят старики: не ныряй в землю — разобьешь лицо. Джапони не сосчитать. Они, как муравьи в лесу, и везде нас найдут. А как мы покинем наши поля и дома? Ведь такой хороший урожай!
В толпе раздались беспорядочные крики:
— Мы умрем в джунглях, останемся здесь!
— Уйдем в джунгли, здесь нас всех перебьют!
— Найдите Тагу жену, он же пропадет без женщины! — Нельзя воевать с джапони!
— Смерть джапони!
Все кричали, не слушая друг друга. Кричали громко, беспорядочно.Наконец, вперед выступил староста. Обвел хмурым взглядом возбужденную толпу. Поднял руку, люди замерли.
— Они явились по зову сердца, узнав о нашем несчастье, — сказал он гневно. - Правильно ли они сделали? Да, правильно. Нага — братья и должны помогать друг другу в беде. А вы забыли главный закон племени: один за всех, все за одного. — Голос старосты окреп. — Для глухого нет грома, для слепого нет молний. Вглядитесь, прислушайтесь! Эти чужеземцы из тех, кто в рот сует бананы, а в зад — колючки. Хуже! Джапони — это леопард, у которого тысячи когтистых лап. Эти жадные лапы тянутся к нашему добру, которого нам не хватает и для себя. Дай ему палец, он отхватит руку. Дай руку, он сожрет тебя целиком. Они кричали о том, что нас угнетали англэ, а сами в это время лезли в наш карман, в нашу душу. Они ничем не лучше англэ, хотя говорят, что похожи на нас. Вчера они убили одного, сегодня хотели убить уже десять. А завтра могут уничтожить все племя. Разве нужно ждать, пока японский удав не заглотит нас целиком? Упадешь, и козлы затопчут,
Староста сделал паузу, оглядывая толпу горящим взглядом.
— Так, что ли, Телве? - Ты нрав, староста.
— А что ты скажешь, Нгаинг?
— Нет, ждать нельзя, — ответил рослый мужчина с правильными чертами лица. — Но одним нам не одолеть джапони.
— Мы не одни. Восстали сиеми, поднимутся и другие. Нельзя больше ждать. Мы вооружимся японским оружием и, если нужно, уйдем в джунгли. Джапони забыли: не вороши гнездо шершней — налетят тучей, зажалят до смерти.
— Мы можем предоставить вам убежище в наших горах,—сказал громко Алекс.—Только нужно держаться вместе, братья. Мы хозяева джунглей, не японцы. И вместе нам никакие враги не страшны. Смелее, братья! Беритесь за оружие! Гоните захватчиков с родной земли!
Люди возбужденно зашумели. Одобрительными возгласами приветствовали они речь старосты и слова Алекса. А когда появились воины земи с карабинами в руках, опоясанные патронташами и увешанные гранатами, когда перед старостой поставили два ручных пулемета, в толпе раздались смех, шутки. Куда только девался страх перед японцами!
Староста не собирался сейчас же поднимать деревню и отправлять в горы. Решил немного выждать, договориться с другими селениями. Условились поддерживать тесную связь между собой, для чего два воина земи остались в отряде сиеми.
Когда Алекс вошел в комнату, где находились пленные
генерал и офицеры, японцы не пошевелились.
— Встать перед Великим Предводителем! — приказал Жакунда.
Японцы продолжали сидеть, зло поблескивая глазами.
— Приказываю вам встать, - заговорил жестко Алекс по-японски.— Собирайтесь, пойдете с нами.
— Никуда мы отсюда не двинемся, — зло зашипел генерал, однако встал. За ним вскочили офицеры. — Дайте нам наши мечи, чтобы мы могли умереть так, как подобает истинным самураям.
— Мы не собираемся вас убивать. Вы будете нашими заложниками. Если вам суждено будет умереть, то в этом вините своих самураев.
— Грязные сволочи! — вскипел генерал. - Грязные сволочи, мы плюем на вас. Тьфу! Мы не боимся смерти. Только не хотим умирать от ваших нечистых рук. Ты, паршивая собака, без роду и племени! Ты — белый, они — азиаты. Чего тебе здесь надо? Что ты настраиваешь этих дикарей? Императорская армия непобедима. Она сотрет всех в порошок, если ей будут мешать!
— Вы сами порождаете ненависть к себе,— медленно, едва сдерживаясь, заговорил Алекс, в упор глядя на спесивого генерала. — Чем вы лучше англичан, грабивших и угнетавших этот народ? Земля Нагаленда стонет под вашими солдатскими сапогами, Вы посеяли ветер, теперь ждите тайфуна.
— Мы несем освобождение,— закричал генерал.— А кто не помогает нам, того мы уничтожаем, Уничтожим и вас!
— Народ победить нельзя. Мы ветер в поле, шелест листвы в джунглях, эхо в горах. Попробуйте поймать нас. Мы везде и всюду.
- Вы ни то, ни другое и ни третье. Вы — порождение тьмы. Вы — дьяволы ночи. Будьте вы прокляты!
— «Дьяволы ночи»? Ну что ж, в устах врага это звучит похвалой, - жестко усмехнулся Алекс.
ВСТРЕЧИ С НЕОЖИДАННЫМ
Джунгли полны неожиданностей. И неприятных неожиданностей там гораздо больше, чем приятных.Считаясь с высоким положением, Громову ставили отдельную палатку. Однажды, проснувшись с зарей, он, сладко позевывая, хотел вскочить, как вдруг замер. На его груди возвышалась треугольная морда кобры. Змея спокойно спала, свернувшись кольцами. Алекс так и остался лежать, пригвожденный к циновке холодным страшным соседом, развалившимся прямо на сердце. Он не смел даже глубоко вздохнуть и позвать на помощь. Шум просыпающегося лагеря разбудил гада. Кобра медленно сползла на землю, нехотя расставаясь с теплом человеческого тела. А ошарашенный Алекс пулей вылетел наружу.
Всевидящие гурки из штабного отделения нашли ему в трофеях спальный мешок. На следующую же ночь он с ужасом обнаружил внутри своей постели двух здоровенных скорпионов.Алекс старался не отделяться от остальных. Устраивался под общим навесом, где находились штаб и спальня. Спал на циновке или голой земле вместе с бойцами штабного отделения, завернувшись, как и они, в одеяло. Такая привычка дается с трудом. То сучок вопьется в бок, то муравьи налезут за воротник, то змея пригреется рядом, и нередко среди ночи какой-нибудь воин вскакивал со сжатым в кулаке гадом. При удобном случае Алекс пользовался гамаком, к которому тоже приходилось привыкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32