—произнесла цыганка.
— Да ты, кажется, все и всех знаешь! — воскликнул Сюльпис.
— Не все и всех, но я знаю Сен-Сернин, а этого вполне достаточно для нас!
— Ну, едем!
— Не слишком ли вы горячитесь? Не думаете ли вы сейчас же вот так явиться к кюре!
— Конечно!
— Это было бы очень глупо и привело бы только к полнейшей неудаче. Допустим, вы являетесь к кюре, рассказываете о своих приключениях, называете себя Касти-льяном; Бен-Жоель обличает вас во лжи и, благодаря тому что он успел раньше приехать и уже, может быть, заручиться доверием кюре, вас прямо без церемоний выталкивают за дверь как лжеца и нахала.
— Так как же быть? — с недоумением спросил Сюль-пис.
— Не показываться на глаза, пока не ознакомимся со способом действий своего врага.
— Ознакомиться! Хорошо сказано! С кем тут, к черту, знакомиться, когда здесь пусто, темно и тихо, как в могиле! — вскричал Кастильян.
— Видите, вдали светится окошко?
— Ну, вижу; так что же?
— Это окно дома священника, и Бен-Жоель, наверное, там.
— Возможно.
— Надо узнать, что он теперь делает...
— Вот видишь, ты сама приходишь к тому убеждению, что надо идти к священнику!
— Зачем? Следуйте за мной!
Привязав лошадь к дереву на бархатной лужайке, представлявшей для нее одновременно и корм, и под стилку, оба союзника направились к светившемуся вдали окошку. Последнее возвышалось футов на восемь над землей.
— Станьте у стенки, подставьте мне ваши плечи. Вот так, хорошо! — проговорила танцовщица, в два прыжка вскакивая на плечи Кастильяна.
— Ну что, видно что-нибудь?
— Да, оба сидят здесь, говорят ..
Она не могла расслышать слов, но, судя по жестам, по выражению лиц, по позам, угадала, что между ними царило полнейшее согласие и что Бен-Жоель действительно принят за настоящего Кастильяна
Очень возможно, что появление Сюльписа могло бы действительно поставить молодого секретаря в неловкое положение. Надо было действовать как можно осторож нее.
— Необходимо во что бы то ни стало завтра утром тайком повидаться с кюре! — проговорила Марот, соскочив на землю и описав только что виденную сцену.— Но это довольно трудно, так как уже через час о нашем приезде будет знать вся деревня.
Кастильян задумался.
— Слушай,— сказал он наконец,— я уже достаточно узнал тебя, чтобы более не сомневаться, и вижу, что ты действительно готова за меня в огонь и в воду и не считаешь меня круглым дураком, хотя в Роморантине... Впрочем, не будем об этом говорить! Я простил тебя, и надо забыть это. Итак, дорогая, я хочу тебя просить о большой услуге.
— Какой?
— Я беру на себя кюре и Бен-Жоеля. До завтра я еще придумаю способ, как все это устроить. Но так как дела могут принять непредвиденный и неблагоприятный оборот, то лучше всего призвать на помощь сюда моего учителя Сирано де Бержерака. Он уж наверное развяжет этот узел, если я не сумею этого сделать.
— Но ведь, как вы рассказывали, Сирано теперь в Париже?
— Ошибаешься! Ты забыла, вероятно, что, по моему расчету, Сирано должен теперь быть вблизи Колиньяка, если уже не прибыл туда.
— И вы хотите...
— Я хочу, чтобы ты завтра с восходом солнца поехала в Колипьяк и вернулась сюда с Бержераком.
— Но поверит ли он мне?
— Я напишу письмо, которое уничтожит все его подозрения. Ты умеешь ездить верхом?
— Как настоящая амазонка!
— Прекрасно! Возьми мою лошадь, с которой, правду сказать, я не знал бы, что делать, и поезжай в Колиньяк. К твоему возвращению я все устрою, наверное; во всяком случае, ты скажи Сирано, чтобы он не медля ехал сюда, конечно заранее сообщив ему обо всем случившемся.
— Даже о том, что касается меня?
— Даже об этом! Он очень добрый человек и вполне простит тебе твой проступок.
— Скажите, а он влюбчив?
— Подобные вопросы запрещены вам, сударыня!
— Надеюсь, вы не ревнивы?
— О женщины! Впрочем, теперь нечего думать ни о любви, ни о ревности. У нас теперь есть другие заботы.
— Хорошо, я сейчас еду, мой господин! — покорно проговорила цыганка.
— Нет, ты поедешь утром.
— Неужели вы думаете, что я боюсь сов и филинов? Время дорого, в эти три часа я могу сделать несколько лье. Лучше пишите письмо!
— Ни зги не видно!
— А это на что? — спросила цыганка, зажигая крошечный карманный глухой фонарик.
— Ты просто незаменимая женщина! — произнес с восхищением Сюльпис и, немедленно вырвав листок из записной книжки, набросал несколько строк.— Тебя прислал мне, вероятно, какой-нибудь добрый гений! — добавил он, подавая ей письмо.
— Оставьте, сеньор, ваши любезности при себе, Прощайте!
Крепко расцеловав цыганку, Сюльпис хотел было помочь ей сесть на лошадь, но она быстро вскочила в седло, почти не касаясь стремян
— О, да ты настоящая амазонка! — заметил Касти-льян, отвязывая лошадь от дерева.
— Будьте осторожнее! — проговорила она, посылая воздушный поцелуй.
— Скорее возвращайся! — ответил молодой человек. Марот хлестнула лошадь и быстро скрылась вдали
Сюльпис, облокотившись о ствол дерева, всю ночь провел почти в одной позе, внимательно следя за домом кюре, в опасении чтобы Бен-Жоель не вышел из него и не унес с собой драгоценный документ.
Лишь только первые лучи восходящего солнца украсили небо, как на дорожке, ведущей в церковь, показался какой-то поспешно идущий человек. Это был пономарь, спешивший к исполнению своих обязанностей; он боялся "опоздать, так как знал, что Лонгэпэ по будням обыкновенно очень рано служил обедню.
— Восхитительная вещь! Благоприятнейший случай для интимной беседы, пойду и все сообщу ему на духу, и, наверное, моя исповедь заинтересует его более, чем при-: знание в самых замысловатых грехах! — подумал Касти-льян, направляясь к церкви.
В совершенно пустом храме царил еще полумрак; подойдя к алтарю, Кастильян набожно преклонил колена, потом, увидев подходящего пономаря, быстро встал и приблизился к шарахнувшемуся от неожиданности служителю.
— Успокойтесь, успокойтесь, это я, бедный путешественник, я к вам с просьбой! Будьте добры сообщить господину кюре, что я прошу его оказать мне величайшую услугу — исповедать меня после обедни!
Подобная, просьба совершенно успокоила нервного служителя, который, любезно показывая Кастильяну на исповедальню, проговорил:
— Подойдите туда и обождите немножко, скоро кюре придет служить обедню, а потом исполнит вашу просьбу. Служба сегодня продлится недолго.
— Благодарю вас. Это — для бедных,— добавил Сюльпис, протягивая серебряную монету пономарю и отправляясь в указанный угол храма, где вскоре весь погрузился в размышления о своей предстоящей исповеди.
Гулкие шаги кюре известили молодого человека о прибытии священника и о начале службы.
Несмотря на все свое доверие к Бен-Жоелю, Жак, быть может просто инстинктивно, тщательно запер свою комнату, в которой уже два года хранился драгоценный документ.
— Вас ждут в исповедальне,— сказал пономарь по окончании обедни.
— Вероятно, один из моих прихожан сделал какой-нибудь важный проступок, раз так рано пришел к исповеди?
— Нет, это какой-то приезжий, нездешний.
— Странно! Кто бы это мог быть? Ведь никто не приезжал вчера в Сен-Сернин, кроме Кастильяна, секретаря Бержерака?
— Не знаю. Я не разглядел его как следует, а голос тоже совершенно незнакомый.
— Давай мой стихарь скорее: неудобно заставлять себя ждать.
Надев стихарь, Жак гулко зашагал к исповедальне и, бросив пытливый взгляд на ожидающего, уселся на свое обычное место в ожидании Сюльписа.
— Ну, слава Богу! Наконец-то,— пробормотал молодой человек, с облегчением вздыхая.
— Что такое? Вы что-то, кажется, сказали? Будьте добры произнести теперь молитвы покаяния!
— Простите, отче, но моя исповедь не религиозного характера. Она касается чисто мирских дел, и, прося вас выслушать меня здесь, я исключительно имел в виду совершенную ошибку.
— Вы смело могли побеседовать у меня на дому, не опасаясь любопытных ушей,— возразил кюре, все больше и больше заинтересовываясь оригинальной исповедью.
— Нет, я имел основание избегать разговора у вас на дому, не предупредив вас. Позвольте мне все рассказать вам!
— Пожалуйста!
— Мое первое желание сообщить вам мое имя. Это имя, вероятно, вас поразит немного. Меня зовут Сюльпис Кастильян.
Кюре вздрогнул.
— Вероятно, вы хотите мне сообщить, что у вас уже есть один Сюльпис Кастильян, который в настоящую минуту находится в вашем доме. Теперь вопрос в том, чтобы определить, кто из нас настоящий Кастильян. Вот я и прибыл сюда, чтобы помочь вам разобраться в этом щекотливом вопросе. И если вы выслушаете меня терпеливо, то очень скоро ваше недоумение и сомнение исчезнет.— И Кастильян чистосердечно рассказал свою одиссею, не исключая даже происшествия с Марот.
— Возможно, что все это чистейшая правда, но я боюсь принимать окончательное решение, прежде чем получу какие-нибудь вещественные доказательства ваших слов,— сказал Лонгэпэ.
— Боже мой, да я и не требую такого быстрого доверия и нисколько не удивляюсь тому, что вы не хотите признать во мне настоящего Кастильяна, так как этот вор успел уже заранее заслужить ваше доверие. Но я просил бы вас только об одном!
— О чем же?
— По просьбе моего господина вы должны встретиться с ним в Колиньяке. Так вот, сделайте одолжение и не уезжайте туда, а подождите до приезда Берже-рака.
— Как так?
— Я прошу вас об этом исключительно потому, что боюсь, как бы этот человек, которого вы принимаете за меня, оставшись с вами наедине, не лишил бы вас жизни, чтобы украсть этот документ.
— Ну, вы уж слишком мрачно рисуете все: ведь я не ребенок и умею защищаться, мой друг!
— Конечно, но согласитесь сами, что, имея возможность защищать себя перед одним, вы будете беспомощны, когда на вас нападут его помощники, которых у него может оказаться очень много. Наконец вам необходимо остаться даже потому, что я послал Бержераку письмо, прося его немедленно приехать сюда.
— Вы написали подобное письмо?!
— Да, сегодня ночью эта самая Марот, которая была причиной моей неудачи, повезла это письмо моему господину
— Если вы говорите правду, то, признаюсь, вы вручили это письмо в весьма подозрительные руки!
— Будьте покойны, я ручаюсь за нее. Еще одно слово, отче. Скажите, внушил ли я вам хоть немного доверия?
— Да, ваша правдивость кажется мне несомненной. Но, повторяю, я не имею вещественных доказательств и потому не могу назвать своего гостя подлецом и нахалом
— Хорошо Будем ждать разъяснения; оно скоро наступит. Надеюсь, наш разговор останется между нами?
— Ведь это была исповедь?
— Да Я совершенно спокоен. Позвольте дать вам еще один совет?
— Говорите.
— Когда вы вернетесь домой, сообщите вашему гостю, что вы раздумали ехать, так как получили известие о скором приезде Бержерака. Вы увидите, какой эффект произведет на него это известие. Кроме того, от всей души советую вам быть начеку, так как он силой или хитростью захочет овладеть драгоценным документом
— Хорошо, я последую вашим советам. Меня страшно волнует, даже беспокоит вся эта история. Я вижу, что должен быть чрезвычайно осторожен!
— Да, действительно, если у вас найдется какая-нибудь старая шашка, то положите ее у изголовья вашей кровати, или, еще лучше,— пара пистолетов, зарядите их хорошими пулями и держите на всякий случай при себе все время. Как знать, может быть, это пригодится вам. Ну а теперь, исполнив все, что я должен был сделать, я снимаю с себя ответственность за все, что может теперь произойти,— заключил Сюльпис, собираясь уходить:
Жак тоже встал и, взяв Сюльписа за руку, подвел его к окну.
— Мне хочется верить вам! — сказал кюре, пристально всматриваясь в его лицо.— Скажите, правда ли, что Сирано уведомлен о всем случившемся?
— Клянусь вам, что письмо послано сегодня ночью.
— Хорошо! Что же думаете вы предпринять теперь?
— Ничего. Я буду ждать.
— Где вы остановитесь? Вероятно, на постоялом дворе?
— Я не хотел бы быть никем замеченным и потому думаю поискать поблизости от вашего дома какое-нибудь помещение, откуда мне можно следить за тем, что творится у вас.
— Ну нет, так вас скоро заметят! Послушайте лучше моего совета, я не хочу упускать ничего, что может помочь мне в этом деле, притом ваши советы очень понравились мне. Так вот, ступайте теперь ко мне во двор, но входите не с улицы, а со стороны поля; там есть маленькая калиточка, и когда вы очутитесь во дворе, то сейчас же заметите сарай, куда и входите. В сарае по лестнице вы заберетесь на сеновал и будете меня ждать. Я сам стану приносить вам пищу и, кстати, буду сообщать все, что случилось. Согласны?
— Конечно! Кажется, дело теперь пойдет у нас на лад. Так не забудьте только сообщить Бен-Жоелю о том, что я советовал вам
— Непременно!
— Благодарю вас. Теперь я уже совершенно спокоен.
— Я теперь пойду домой, а немного погодя и вы последуйте за мной и отправьтесь на свой наблюдательный пост
Кастильян с точностью исполнил совет Лонгэпэ и, улучив минуту, когда никто не мог его заметить, быстро пробежал церковную площадь, завернул за дом кюре, потом, найдя позади него маленькую калиточку, ведущую во двор, поспешно вошел в него, а оттуда забрался и сарай и на сеновал.
Минут пять спустя после его водворения на сеновал явился кюре, неся с собой вино, хлеб и немного холодной дичи.
— Мой гость еще спит, и я воспользовался свободной минуткой, чтобы принести вам позавтракать, господин... Но как же мне звать вас?
— Это мне нравится! Конечно, Кастильяном, раз так меня назвал мой крестный!
— Ну а того, другого?
— Другого? А хотя бы Скотиной, это самое подходящее для него имя!
— Не будем спешить со слишком смелым решением. Надеюсь, что скоро все разъяснится,— проговорил кюре. И, оставив Кастильяна самого справляться с обильным завтраком, Жак вышел во двор, переполненный утками, курами, индюшками и другой домашней птицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38