Неужели он этого не видит? Или ему все равно? Мило!
Дав команду успокоиться и взять себя в руки, она назвала стоимость последней партии. Увидев, что за соседним столом началось какое-то обсуждение, Вадим довольно откинулся на кресле и негромко дал несколько указаний водителю.
«Он просто нас мирит, – пронеслось непроизвольно в голове. – Ему наплевать на эту себестоимость, просто нужно было свести нас вместе за одним занятием. Скажи я, что все посчитано, он нам новое найдет!» Но легче от осознания этого не становилось.
Колесникова хмуро отвечала на вопросы Вячеслава, пытавшегося создать видимость того, что он что-то вычисляет. И старалась скрыть разочарование, охватившее ее всю без остатка. Ему на нее просто наплевать! Он ее использует, как тряпочку для ног, а потом в любой момент выкинет и думать забудет. Нет у него к ней никаких чувств! Разве так любящий мужчина себя ведет? «Дура она что-ли?» Сам он – дурак! Вернее, самодур! «Люблю тебя!» Чушь собачья! Только себя он и любит! Напряжение, словно шаровая молния, витало в воздухе и ощущалось всеми. Нет, еще несколько злобных выпадов Ворона и она просто не выдержит. Сама сбежит. И пошло все к черту!
Через час на пороге появился Мухин и многозначительно уставился на Вику.
– Ты мне нужна.
– Иди на х… отсюда, мудило, – раздалось с хозяйского кресла…
Михаил Федотович беззвучно скрылся.
На ум пришла мысль о том, что ей часто хотелось побыть с Вадимом наедине, побольше узнать о нем, просто посидеть вместе, понаблюдать. Погреться в ауре той силы, которая так привлекает ее, как женщину. Да-а, она получила такую возможность! Сбылась мечта идиота. Правда, не подозревала, что это может превратиться в ночной кошмар! Как больно он бьет ее словами! Какой контраст с тем, каким он был вчера! Девушка заметила, что руки трясутся не только у нее, но и у ее крепкого на вид соседа. Данное обстоятельство моментально придало смелости. Вот урод! Нагнал страху! Да пошел он! Стало немного легче. Очередная попытка взять себя в руки удалась. Возмущенная до глубины души происходящим, финансовый директор сходила к своему рабочему столу за частью данных, собранных ею и, вместе с Славой, по негласному соглашению стали рисовать цифры, приблизительно похожие на правду. Следующий час показался вечностью. Вадиму позвонили. Может, уедет? Мечта! Голубая! Нет, это его мать. Чем-то недовольна.
«Мам, ну и что, что у нее хорошей машины нет, – отвечал он. – Зачем ей такая дорогая? Я ей уже покупал совсем недавно очень хорошую. Стасика, вон, просил. Тот кучу наворотов сделал. Какую? Да она с ума сошла! Выкинут ее на первом же перекрестке из такой машины, если не прибьют. Да мне не жалко! Да, это не только мои деньги! Я знаю! И что? Мне к ней еще и охрану приставлять? Да они первые ее же и грохнут! Причем тут моя жена? Ты знаешь, на чем моя жена ездит? На каком говне? Конечно, я и жене достойную тачку куплю скоро, я не спорю. Но эта уже совсем оборзела!»
Слушая этот своеобразный, односторонний диалог об обделенной родственнице Ворона, Колесникова почувствовала, как все ее тело разделилось на две части – на холодную голову и горячее тело ниже, становившееся все горячее. Какая же она дура! Он все правильно совсем недавно брякнул! Дура, дура и есть! Преданная собачонка, приносящая своему хозяину в зубах лучший кусочек, а ее хозяин – лев, готовый разорвать ее в мелкие клочки за малейшую провинность, – ведь у него целый прайд, который кормить нужно. Все жрать хотят. Жить красиво. Семейство с женами, матерями, тетками, детками, кучей левых нахлебников в придачу, стремящихся урвать из этого пиршества кусок. И кто на этом пиршестве она? Ей стало плохо. Но сознание неумолимо давило свое: «ты для него – лишь инструмент; будешь не спать ночами, вкалывать, решать его проблемы, стараться сэкономить, принести прибыль и ездить при этом на маршрутке. А его жена – на „достойной тачке“. Ты ведь ему не жена. Вообще никто и он не постеснялся тебе об этом сейчас сообщить. Сколько он там должен был заплатить москвичам за эту реорганизацию? Пардон, просто за схему? Сколько сотен тысяч долларов то? Правильно, зачем тратиться, когда есть ты, которая, даже не договорившись о цене, начинает копытом землю рыть и стараться сделать ему приятное. Сколько потом заплатят? Копейки? Иначе не хватит денег на новенькую машину кому-то! Родственница, которая меняет их, как перчатки ведь всю голову сломала, какую же ей купить следующей. Да ты и бесплатно все для него готова сделать!» Вика сдержала готовое вот-вот вырваться наружу всхлипывание. Насколько бы было легче, если бы не спала с ним!
Попросив себе чаю, она судорожно выпила все залпом и повернулась к Ворону:
– Мы все посчитали. Я пойду?
Вадим, довольный тем, что они просидели с ее напарником несколько часов бок о бок, махнул в рукой и начал собираться, даже не взглянув на расчеты.
«Собирается уезжать! Ни сказав ничего! Это вот это „интересное на завтра“, что он мне пообещал? Правильно, какая разница, в какое время меня иметь? Утром или вечером? Постарался, молодец!» Как сильно пульсирует кровь в висках! «Не могу оставаться здесь больше ни секунды». Виктория выползла из кабинета учредителя словно из пыточной камеры, и, набрав воздуха в грудь, отправилась к Мухину – сама не зная зачем.
Войдя в кабинет директора, с шумом грохнулась на стул и низко склонила голову. Взглянув на нее, Михаил Федотович, не говоря ни слова, достал из шкафа бутылку коньяка. Послышались булькающие звуки.
– Пятьдесят грамм. Лимона, к сожалению, нет, – произнес он и пододвинул бокал ближе. Вика мужским жестом отправила алкоголь в рот.
– Еще?
Она лишь кивнула. Ирина, наблюдавшая за мертвенно бледной, осунувшейся девушкой, получив знак от директора, вышла.
– Еще?
– Да.
Выпив третью порцию коньяка, она почувствовала, как напряжение начинает отпускать. К ней возвращался дар речи. Тиски, нещадно сжимавшие горло, ослабили свою бульдожью хватку. Слезы потекли горными ручьями. Она отвернулась и, всхлипнув, достала из кармана платок.
– Плачь, не стесняйся. Все бывает, – по-доброму сказал ей Мухин. Горе, накрывшее с головой, волнами стало выходить наружу, сопровождаясь горькими солеными слезами. Услышав, что в комнату постучали, в доли секунды Вика исчезла на балконе. Спряталась за угол. Еще не хватало, чтобы ее увидели в таком состоянии! Через некоторое время ее одиночество разбавила Ирина, появившаяся со стаканом воды и сигаретой.
– Хочешь покурить?
– Нет.
– А я закурю. На, выпей. Господи, ты всю косметику размазала! И глаза, как у кролика красные. – Ирина принялась вытирать платком ее лицо.
– Не трогай меня пока, еще не успокоилась.
– Ты чего так расстроилась? Он тебе что-нибудь обидное сказал?
Вика молча присела на корточки. Ирина продолжала:
– Так он всех ведь так – не тебя одну. Знаешь, как он сегодня Мухина выгнал? Ни за что, ни про что. Тот пришел – валерьянку попросил.
– Видела.
– Ну и чего ты тогда? Я сама у Ворона в кабинете больше часа находиться не могу – выползаю, как выжитый лимон.
– Мне от этого не легче. – Воспоминания о пережитом, о нанесенной обиде, жалость к себе – все вперемешку вызвало новый всхлип.
– Фу, ты, Господи! Что мне с тобой делать?
– Я успокоюсь – сама выйду. Когда все разойдутся.
– Как скажешь.
Оставшись одна, Колесникова наклонилась вниз, глядя на проезжающие внизу машины. Комок в горле, в низу живота начал понемногу рассасываться. Прошло еще полчаса. Ей уже самой надоело плакать, но слезы течь не переставали. Сколько можно?
– Еще ревет, – раздалось негромко за ее спиной. Она обернулась и увидела охрану Вадима. А этот хмырь что здесь делает?! Девушка быстро закрыла лицо платком и случайно взглянула на стену – прямо перед ней висит камера видеонаблюдения. Черт! Какой идиот ее сюда повесил? Понятно, с пульта позвонили, сказали, что какая– то ненормальная на крыше уже час воет. Господи, почему ей даже здесь покоя нет? Она присела на корточки, стараясь скрыться из поля видимости и закрыла лицо руками. Мужчина скрылся. Через минуту вместо него возник другой. Вадим.
– Ну, ты чего? – он мягко обнял ее и привлек к себе. Вика отстранилась. – Дай я на тебя посмотрю.
Она, опустив руки, жестко уперлась в него, с трудом разлепив опухшие веки, потом резко отвернулась.
– Ну, чем я тебя так обидел?
– Ничем!
– Я тебе что-то неприятное сказал?
– Нет! Все супер!
– Чего ты упрямишься? Скажи мне.
«Чтобы получить очередную порцию адреналина?» Раздавались невнятные всхлипывания.
Он присел рядом и уткнулся лбом ей в коленки:
– Ну, чего ты? Успокойся.
На балкон вышел Мухин и облокотился о косяк, попыхивая трубкой.
– Ну вот, вы уже вместе ревете? – пошутил он.
«Как бы мне хотелось увидеть его плачущим или раненым, – вдруг злая мысль пронеслась в голове со скоростью света, – сделать ему также больно, как и он мне!»
– Ну, ладно, мне ехать нужно, – заметил Вадим, взглянув на часы.
– Я с ней Ирину оставлю!
Колесникова выдохнула. Боль внутри из острой превратилась в тупую, но не исчезала. И слезы текли не переставая. Она немало удивилась – когда с ней такое было? Ни разу не было. Нужно выходить из этого состояния. И побыстрее.
– Ир, – позвала она, вытирая мокрые руки о платок.
Из-за двери выглянула ее сотрудница:
– Чего? Успокоилась?
– Налей мне, пожалуйста, чаю.
– Сейчас.
Ирина скрылась за дверью и вскоре вернулась с позвякивающей чашкой и таблетками в руках.
– Цитрамон. Чтобы голова не болела.
Сначала горечь лекарства, затем сладкий вкус чая. Стало легче.
– Спасибо. Я смогу незаметно сходить в туалет? Там кто-нибудь есть?
– Вряд ли получится. Тут Нина Константиновна, как всегда. Да и охранники кругом.
– Лена ушла?
– Да, я попросила ее выключить твой компьютер. Сказала, что ты задерживаешься у Вадима Сергеевича.
– У тебя машина внизу?
– Да.
– Зеркало есть?
– Да. Да я твою сумку уже сюда принесла.
Девушка пристально взглянула на себя, оценивая масштабы разрушений. Веки опухшие, щеки все в серых разводах от туши, нос красный, сопливый. На глаза продолжают наворачиваться слезы. Видок еще тот!
– Это истерика? – с долей сомнения в голосе уточнила она у Ирины, как у врача.
– Не знаю. Скорее всего. Ты как себя чувствуешь?
– Не скажу, что прекрасно.
– Поехали домой, пока тебя опять не развезло. Не надо было коньяка давать.
– Меня тогда бы разорвало, как гранату. Лучше так.
– Возможно, ты права. Собирайся, давай.
Они прошмыгнули сначала в лифт. Все время в дороге Ирина беспокойно поглядывала на бледную, обессиленную, но при этом жестко поглядывающую в окно на проезжающие мимо машины Вику.
– Ты в порядке? Может, тебе на завтра отгул взять?
– В порядке, спасибо.
Когда они подъехали к ее дому, Колесникова попрощалась и быстро скрылась в подъезде. Ее пошатывало. Обнаружив, что дома никого нет, включила воду и, раздевшись, погрузилась в разогретую ванную. Тепло, укутав ее, тихонько начало растапливать и тот комок, который, словно кол, торчал внутри. Она снова заплакала. Плакала, не переставая. Прошло десять минут, полчаса, час. А слезы все текли и текли, превратившись из мощных рек в маленькие слабые ручейки.
Вика не на шутку забеспокоилась, набрала мамин номер:
– Привет.
– Привет. Как дела? Что-нибудь случилось?
– Нет, просто устала очень. Да и неприятности по работе.
– Тебе нужно больше отдыхать. Хватит так вкалывать на дядю Васю. Ты прошлый раз ко мне приходила – вся серая, худая, аж сердце разрывается. Я тебе говорить ничего не стала – ты вся вечно в своих планах, каких-то проектах. Не слушаешь ничего!
– Я отдохну. Скоро выходные.
– Отоспись. Не езди никуда. Ну, их, эти командировки. Возьми отпуск, в конце концов.
– Ты же знаешь, что я не так давно ездила отдыхать.
– Чего ты там отдыхала – неделю, и то в самолетах, да поездах моталась. Займись собой, ладно?
Вика повесила трубку. Разговор приободрил ее, слезы наконец-то высохли. Она умылась в очередной раз, посмотрела телевизор и не заметила, как заснула.
Третий час ночи. Девушка очнулась, открыла глаза, словно кто-то толкнул ее в бок. Приподнявшись на подушке, огляделась и вдруг начала реветь не переставая. Что с ней? С ума сойти! Она здесь одна, уже очень поздно, будить кого-то неудобно. Может, скорую вызвать? Смешно. Приезжайте, я плачу! У них и на серьезные случаи времени не хватает! Проплакав еще около часа, она так и уснула, перестав вытирать непрекращающийся фонтан слез.
Как хочется пить! Утолив жажду, Вика посмотрела на окно – «цветы нужно срочно полить, а то засохнут! Вчера не полила, хотя собиралась. Вчера!» Неприятные воспоминания, словно тошнота, подкатили к горлу, портя впечатление от утра, которое она так любила. Ну, ничего, это можно пережить! Теперь она будет думать только о себе, за исключением близких, конечно. И не позволит больше никому ее использовать! Никто и ничто не стоит ее слез. Но злиться сил не было. Была одна пустота, словно ее выпотрошили, как курицу на базаре. Одеваясь, заметила, что ведет себя не так, как обычно – заторможенные движения больше напоминали замедленные кадры из кинофильма. Колесникова, пошатываясь, подошла к холодильнику, достала оттуда настойку боярышника на спирту и добавила его в чай. Самодельное успокоительное средство. Авось, поможет!
– Ну, ты как? – спросила ее заместитель директора, подъехав, и взглянула все тем же тревожным взглядом.
– Более или менее. А ты? Выглядишь не лучше.
– Ну, блин! Напугала! Я тебя никогда такой не видела.
– Я сама себя никогда такой не видела. Кстати, это был еще не конец.
– Дома тоже ревела?
– Ага.
– Вот, балда! Надо было слинять от Ворона под тем или иным предлогом. Было бы легче.
– Не говори мне про него ничего. Я тебя умоляю!
Они молча доехали до места и поднялись к себе. Упав на стул, Вика привычным жестом включила компьютер, надела наушники и услышала тихие звуки музыки. Подняла глаза – Вадим как раз проходил мимо, к себе, за ним по пятам – группа людей. Он смотрел прямо перед собой, но, дойдя до того места, где сидела она, нервно обернулся – на месте ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89