Исчезли государственные заказы и финансирование. Экономика, промышленность, состоящая в основном из крупных заводов, сельское хозяйство – все медленно затрещало по швам, разрушение одной отрасли по цепочке повлекло за собой разрушение следующей, пока, вся система, создаваемая десятилетиями, в считанные месяцы не рухнула, как карточный домик.
Сначала пропали продукты. У продовольственных магазинов выстраивались длинные очереди за хлебом и молоком, почти в каждой семье можно было увидеть запасы сухарей в мешках, приготовленных «на черный день». Есть стало нечего и купить не на что. Инфляция, как смертельный вирус, уничтожала все накопления и страховки. Появились талоны на продукты первой необходимости: на сахар, соль, муку, водку, мыло, а затем – подозрительного вида и цвета гуманитарная помощь. Во всех организациях начались сокращения и увольнения; сначала незначительные, затем массовые, но, сохранившим свои рабочие места, радоваться не приходилось – зарплата, задерживаемая сначала на месяц – два, в ряде предприятий перестала выдаваться вообще. И никто не мог дать гарантии, что когда-нибудь эта выплата произойдет. Весь высококвалифицированный персонал оказался на улице. Правоохранительная система, армия – все сыпалось, разваливалось на глазах. Кто сумел, переехал в поисках лучшей жизни в Америку, Европу. Не имеющие такой возможности стали искать любую работу – уборщицами, грузчиками, продавцами на рынке… У людей из ценностей осталось только то, что находилось в квартирах и домах – мебель, техника, украшения, одежда. Участились квартирные кражи, стали массовыми грабежи на улицах– с людей снимали золото, меховые шапки, шубы, отнимали сумки. Все чаще на улицах раздавались выстрелы. Вечером отпускать детей на улицу родители боялись, в школах появилась охрана, оплачиваемая из их кармана. И все вокруг, на чем свет стоит, костили первого Президента России – Горбачева.
Никто не мог себе представить даже в самом ужасном сне, что на старости лет превратиться в один миг из уважающего себя члена общества в нищего. Страшно осознавать, что дети тоже стали нищими, почувствовали, что такое – выходить на улицу и бояться, зная, что нет защиты. От власти не осталось ничего; каждый, кто захочет и не гнушается нарушать Божьи заповеди – сам себе власть. А самое главное и проявившееся своими отвратительными отметинами лишь позднее – это полное крушение всех идеалов, надежд и светлых стремлений, которые были присущи старому времени. На смену явилась лишь темная глухая пустота. А по телевизору – заваривший всю эту кашу. Единственный, кто в отличие от своих сограждан, понимает, что он говорит.
Старая система несла в себе множество недостатков. Но это была система. Устоявшийся порядок, вносивший в жизнь стабильность и покой. Возможность пользоваться плюсами этой системы и планировать свое будущее.
Не побоявшись разрушить, Горбачев не создал ничего взамен, волевой рукой не сохранил порядок и мир в своей стране. И была ли необходимость так резко все менять? И что потом? Полная разруха, нищета и грабежи, резко выросшая смертность, разворовано все, что только можно себе представить. СССР трещит по швам, раздираемый амбициями и возможностью силовых групп ранее дружественных государств на халяву урвать. И никто не представляет, что будет завтра. Все, что угодно.
За благородную идею гласности, многопартийности, возможности выехать за границу и зарабатывать отец Вики заплатил слишком высокую цену. Поехать отдыхать, чтобы посмотреть, что ж это такое – капитализм, уже не было средств. Гласность превратилась в появление сцен насилия и порнографии на главных телевизионных каналах, а в политику попали представители тех, кто сумел вовремя награбить и украсть. Война и то, наверное, была бы меньшим бедствием.
Алексей Колесников под сокращение не попал, но проблемы с получением заработной платы начались и на том заводе, где всю жизнь проработал. Его жена попала под сокращение, но, надеясь все же на лучшее, осталась работать дворником. Пустующие площади стали предлагаться за небольшую плату в аренду, появились первые бизнесмены.
Перестройка задела внутреннюю составляющую людей не меньше, чем внешнюю. Граждан, сумевших быстро подстроиться под новые реалии, катастрофически мало. Общество было не готово к переменам. В сознание людей слишком долго вбивалась правда о том, что все, за что проливали кровь их родители, деды, все жертвы начала социалистической эпохи – ради них, ради их светлого будущего, лучшей жизни для них и их детей. И многие видели реальное воплощение благ социализма в реальности – их устраивал тот мир, в котором они жили, был понятен, привычен, приятен. И на майские демонстрации, посвященные прославлению строя и его вождей, большинство населения шло, как на праздник, искренне радуясь мирным лозунгам, бесплатному образованию и здравоохранению, достойной пенсии.
В том мире не было необходимости выживать, запирать квартиры, думать о завтрашнем дне. Были общественные организации, бесплатно занимающиеся развитием их детей, работали кружки, спортивные секции, поддерживался порядок на улицах и в домах. Никто не знал, что это такое – гонка за деньгами. Идеалы, которые ставила им партия и ее вожди были иные: «Труд. Мир. Май», «Слава героям», «Детям – прекрасное будущее», «Старикам – почет», «Дружба народов». Все были равны, жили одинаково – небедно и небогато, не представляя, как можно жить иначе. Любой труд уважался, вклад, направленный на пользу обществу, приветствовался.
Наблюдая за стремительно меняющимся окружающим миром, многие не верили своим глазам, не верили, что это надолго, не верили, что правительство, заботящееся о них, не поможет, позволит остаться целому народу в нищете, на улице. Викин отец не был исключением. Он, как и многие другие, оказавшиеся за бортом, даже не пытался спастись, зацепившись за обломки – слишком происходящее вокруг было не похоже на правду, вызывало больше недоумение – уж не сон ли это?
Глава 33
Неделя суеты. Делегация в полном составе или в разных вариациях появлялась на этаже, иностранной речью отвлекая от работы. Любопытная молодежь толпилась в коридоре, туда-сюда бегала налить себе чаю или делала вид, что нужно срочно достать что-то из холодильника.
Люди в деловых костюмах проходили в конец коридора, оставляя за собой шлейф дорогого одеколона и надолго задерживаясь у хозяина – тот постоянно, с восьми до восьми находился на месте, предварительно разогнав всю свою свиту по делам и объявив, что готов общаться только на тему нового производства.
Вика появлялась и исчезала во всех частях офиса: в кабинете директора с расчетами, в переговорной с обоснованиями и уточнениями. Получив новую порцию вопросов, отправлялась к себе додумывать. Согласовав, наконец, цифры, занялась переводом. Как узнать наименование оборудования и механических деталей?! Здесь, на ее счастье, помог один из чехов, хорошо знающий, как русский, так и английский. Ему повезло. С остальными гостями Вадим вел себя довольно бесцеремонно, иногда насмешливо, пользуясь их незнанием в совершенстве языка. Колесникову, не могущую это не отметить, данный факт сильно раздражал. Был с ее точки зрения непорядочен и груб. «Не нашел другого повода повеселиться! Нашел бы равного себе и шутил, сколько влезет!»
Поздно, около восьми. Потерев устало глаза, девушка огляделась; никого уже нет. Даже неизменная Нина Константиновна отбыла, не попрощавшись. «Странно! Оставила меня тут одну, без присмотра!» – язвительно подумалось ей. (Строгая почему-то считала, что в ее непосредственную обязанность входит присмотр не только за работой, но и за личной жизнью сотрудников). Решив взбодриться и налить себе чашку кофе, направилась на кухню. И там не без изумления обнаружила Асю, заведующую хозяйством.
– Вы еще здесь?!
– А Вы? – рассмеялась та в ответ.
– Мне не привыкать. Дел полно!
– А меня Вадим Сергеевич попросил задержаться. Чай, кофе налить.
– Понятно. Я думала, что он уже уехал, – вроде народ уходил какой-то.
– Остался тут с одним кудрявым.
– Симпатичный?
– Женат! Кольцо на пальце!
– Снова осталась в девках!
– У Вас еще сил шутить хватает!
– А что остается?
В коридоре раздался шум хлопнувшей двери, уверенных шагов, потом негромко кто-то произнес: «Она уже ушла!»
– Не Вас ищут? – хмыкнула женщина.
Финансовый директор неопределенно пожала плечами и выглянула наружу:
– Вы кого ищете?
– Тебя! Пойдем! И цифры захвати!
– Ну, вот, кофе захотела попить! – набралась смелости сообщить она хозяину.
– Принесут!
Спор не уместен. Это ясно. В коридоре раздался быстрый цокот каблуков туда, обратно и щелчок захлопнувшейся двери.
Час тянулся, казалось, бесконечно. От работы уже подташнивало. Когда же все разойдутся?! Тем более, что болтают уже о какой-то ерунде! Про детство и юность Вадима. Уж чего-чего, а про себя любимого он не поговорить не может!
Заметив ее отсутствующий взгляд, чех, сидящий рядом, спросил:
– Что Вы тут делаете? Вы же не хотите здесь находиться!
«Кто бы меня спрашивал!»
– Нет, что Вы! Я здесь по служебной надобности!
– О своем молодом человеке задумалась! – ревниво вставил Вадим. – Любишь?
Колесникова смутилась. Чех пришел ей на выручку и с легким акцентом произнес:
– Каждый кого-то любит! Разве нет? Спроси любого!
Вадим также смущенно отвел глаза.
– Вы устали? – произнес чех, глядя на Вику.
– Да.
«Как приятно получить хоть каплю внимания и заботы!».
– Может, вызвать такси?
– Спасибо, – девушка благодарно тронула его за плечо. Гость шарахнулся от ее прикосновения, как ужаленный и уставился в на нее во все глаза. «Может, у них так не принято? Подумал, что к нему пристаю? Мило!»
– Я сам всех развезу, – поднялся со стула хозяин. – Раз по деньгам так и не договорились!
– Все хотят денег, – парировал гость, – все! Каждый хочет быть обеспеченным. Иметь дом, квартиру, разве нет? Знаешь, сколько мне платят за то, что бы я переезжал с места на место каждый год? И сколько получает мое руководство, которое выезжает куда-нибудь раз в сто лет, чтобы оценить ту же организацию производства? И я сюда не ради туристического интереса езжу! А если бы я сказал, что это не так, ты бы мне поверил?
– Не поверил бы! – с нотами уважения в голосе согласился Ворон.
– Тогда чего злишься? Я был бы дураци, если бы думал по-другому!
– Нужно уметь делиться, просто. Здесь идиотов нет! Ладно, пошлите!
Вадим залез в ящик стола сердито шаря в поисках ключей от машины. Затем, заперев дверь, спустился вместе с ожидающими вниз, на парковку.
На заднем сиденье укачивало. Ворон, лихо сорвавшись с места, не глядя на красные сигналы светофора, мчался по дороге. Чех вжался всем телом в обивку сиденья. Раздался жалобный с иностранным акцентом писк:
– Так же нельзя! Вы же нарушаете закон!
– Бог не выдаст, свинья не съест, – грубо ответил хозяин и еще сильнее нажал на педаль газа.
Обалдевший от его жесткости гость повернулся в поисках поддержки и понимания к Вике, но та лишь улыбнулась, зная, что Вадим старается специально для него, в знак протеста. Она не помнила раньше, чтобы «император» не соблюдал правила.
– А ты хорошо говоришь по-английски?
– Да, – выдохнул испуганный пассажир.
– А я учил-учил, толку – ноль! – поделился Вадим, подрезав мчавшуюся мимо пустую маршрутку.
Чех куда-то провалился. Ворон невозмутимо продолжал:
– Знаю лишь – ай эм э бой, ай лив ин Казань сити. Ну, вот и приехали!
«А ты боялся! Пора вытряхивать», – про себя закончила она фразу. Мужчина неуверенными движениями выбрался из салона и заковылял к гостинице.
– Пересаживайся вперед, – предложил, обернувшись, Вадим.
Очутившись на улице, Вика посмотрела вслед удаляющемуся чеху. Открыла переднюю дверцу. Иностранец остановился, заметив, что за ним вышли. Неожиданно его лицо осклабилось, показав ряд ровных искусственных зубов. Она непонимающе уставилась на него, но, заметив мощный увесистый кулак, демонстрируемый гостю из машины, рассмеялась. Села вперед, громко хлопнув дверцей. Чех двинулся дальше, а машина, взвизгнув, развернулась и помчалась обратно.
– Не гони! – попросила она спутника. – Тот ослабил хватку.
«Вот, ведь! Всегда моментально соображает!» – улыбнулась Вика про себя и вслух произнесла:
– Колыбельная отменяется!
– Ага! Урод! Решил, что ты за ним побежала… Чуть не кастрировал!
– Видимо, решил, что русские девушки – всегда готовы, как пионерки!
Наступила долгая пауза. Вадим замешкался, несколько раз поворачивался к Вике, желая что-то спросить. Наконец, решился:
– А у тебя долго не было мужчины, ну пока мы… Короче, ты долго своего Сашку ждала?
Вика задумалась, высчитывая количество месяцев, потом выдала:
– Полтора года. Почти как из армии.
Вадим присвистнул, внимательно на нее посмотрел:
– А мне совсем не то про тебя рассказывали.
Она застыла. Похолодела. Потом возмущение и негодование накрыло мощной волной.
– Откуда такая ценная информация? Случайно, не от соседа по подъезду? Он всех с кем я поздно возвращалась сосчитал и в мои любовники записал? Свечку, случайно, не он же держал?
– А что? Неправда?
– Нет. Какой смысл мне врать? И среди частников у меня любовников не было. Сашку ждала.
«По кой черт оправдываюсь? Пошли вы все!»
– А почему перестала?
– Да нашелся тут один, настойчивый…
– А если серьезно?
– Он должен был приехать – не приехал. Сказал, что слишком занят. Мне это не понравилось – я тоже тут не в пинг-понг играю.
– Понятно. Мне повезло.
Вика промолчала, задетая за живое распускаемой сплетней. Мужики – хуже базарных баб! Вадим продолжил, чуть помедлив:
– Хочешь поехать со мной во Францию?
«Приехали! Он что, издевается?»
– Ты знаешь, не люблю Францию.
– Париж?!
– Париж – грязный город, каменный, без цветов и деревьев. Одни синегальцы кругом. Вот если бы на Сейшеллы…
– Может, подумаешь?
«Чтобы меня Мухин в подъезде грохнул? Ты же не дурак, неужели не видишь?»
Вика вновь мотнула головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89