Время от времени он даже доставал из бумажника фотографию отца и пояснял, что, например, твердый и решительный взгляд, который сумел поймать и удачно отобразить профессиональный фотограф, на самом деле говорит лишь о скрытой агрессивности и упрямстве. При этом Антонио иногда так увлекался описанием собственных страданий, вызванных необходимостью сосуществовать с престарелым самодуром, что Марк и Федерико, расчувствовавшись, готовы были поверить в искренность слез и вздохов своего мексиканского друга.
В день свадьбы Марк пал жертвой собственной безответственности. Он как мог старался быть любезным с гостями и пытался отвечать беззлобно, с легкой иронией на каверзные вопросы собравшихся родственников Ады. Невеста не предупредила его, какой стиль общения принят у них в семье, и Марку пришлось перестраиваться на ходу. Не то чтобы он был в восторге от такой фамильярности, но и выставлять себя на посмешище, продолжая общаться церемонно и официально, ему тоже не хотелось. Родственники самого Марка очень быстро перебазировались за угловой столик в дальнем конце террасы. Он прекрасно понимал, что чувствуют они себя здесь не в своей тарелке. Ему и самому было не по себе, и, чтобы заглушить внутреннюю неловкость, он опрокидывал рюмку за рюмкой любого спиртного, что попадалось под руку. Вскоре Ада Маргарет обратила внимание на эту, нехарактерную для Марка, жажду:
– Почему ты так много пьешь? По-моему, ты не привык к такому количеству алкоголя. Не забывай, сегодня наша свадьба и ты должен произвести благоприятное впечатление на гостей. Постарайся взять себя в руки.
Марк тотчас же прекратил пить и, устыдившись, вышел из зала. Он решил найти ванную и ополоснуть лицо холодной водой. В вестибюле толпилось много народу, и Марк не без труда обнаружил дверь, помеченную золотистой звездочкой. Полагая, что за ней находятся туалеты, он взялся за ручку и потянул дверь на себя. К своему удивлению, он обнаружил за дверью странное помещение, напоминающее артистическую гримерную. По крайней мере на каждой стене комнаты висело большое зеркало, окруженное по периметру множеством матово-белых лампочек. Прямо перед Марком, лицом к нему, сидели три старухи, такие же рыжие, как и его супруга. Они широко, во весь рот, улыбались Марку, не переставая при этом подкрашивать губы.
– Прошу прощения, дамы. Я искал мужскую комнату, – сказал Марк, стараясь скрыть свое изумление, – но, похоже, ошибся дверью.
Три старухи в один голос захихикали с несвойственным их возрасту кокетством. Лишь услышав их абсолютно одинаковые голоса, Марк осознал, что эти три пожилые женщины – сестры-близнецы.
– Нет, ты не ошибся, и Маргарет не ошиблась, что выбрала себе в мужья такого симпатичного молодого человека, – заверила Марка старуха, сидевшая посредине.
– Нет, нет, ни ты, ни она ни в коей мере не ошиблись, – с некоторой робостью в голосе поспешили согласиться ее соседки. – Кстати, нужная тебе комната вон там, за крайним зеркалом.
Марк подошел к зеркальной двери и вздрогнул, увидев свое отражение. Бледный, испуганный и бесконечно печальный – таким он себя никогда не видел. На несколько секунд он замешкался и вскоре услышал за спиной старушечье хихиканье. Более того, одна из рыжеволосых бабушек успела прийти к нему на помощь: старуха встала, подошла к зеркалу и, нажав на неприметную ручку, приоткрыла дверь, за которой глазам Марка предстала небольшая комната – что-то вроде прихожей. На двух деревянных дверях, выходивших в это помещение, он заметил традиционные знаки, обозначающие мужской и женский туалеты – схематично изображенные шляпу-котелок и туфельку на каблуке-шпильке, длинном и тонкой, как игла.
Марк прошел за дверь с котелком и закрыл за собой щеколду. Наконец-то он был один и мог немного расслабиться. Он повернул кран умывальника и несколько раз плеснул себе в лицо холодной водой. Похоже, он действительно слишком много выпил, а его организм к такому не был привычен, как совершенно справедливо заметила Ада Маргарет.
Он оперся на край раковины и внимательно посмотрел на себя в висевшее над умывальником зеркало. В какой-то момент ему показалось, что стеклянная поверхность движется. Более того, эти переливы явно искажали пропорции и форму отражавшегося лица. Он даже прикоснулся к щекам и подбородку, чтобы убедиться, что в зеркале отражается именно он, а не кто-то другой. Зеркальный двойник повторил его жест с ювелирной точностью. Значит, сомневаться в том, что в зеркале именно он, не приходилось. Неожиданно Марк заметил в своем отражении нечто такое, от чего немедленно покрылся холодным потом и протрезвел. Ему вдруг показалось, что его нос прямо на глазах удлиняется и вытягивается, становясь тонким, как палочка, которую обстругивает моряк, сидя на палубе и не зная, чем заняться в безветренный день. Марк повернулся в профиль, чтобы проверить, действительно ли происходит столь странная трансформация его лица, или ему все это только кажется. Скосив глаза к зеркалу, он вздрогнул: его нос больше всего походил на костяной отросток черепа, купленного на Гаити. Более того, в глубине зеркала, за его спиной, виднелся силуэт парусника, безвольно дрейфовавшего по волнам в полный штиль. По размерам и форме судно напоминало один из галеонов Вест-Индской торговой компании. В нос Марку ударил резкий запах корабельной смолы, смешанный с вонью судового гальюна. От этих ароматов его вывернуло наизнанку. «Ну конечно, это все она, старуха Лурдель, она отравила нас своим дьявольским зельем», – подумал Марк. Отражение в зеркале зашевелилось, по поверхности моря пробежала легкая рябь, и Марк, не в силах оторвать взгляд от этой картины, вдруг закричал во весь голос: «Будь ты проклята, будь ты проклята!» В тот миг он был полностью уверен, что галлюцинации вызваны странным напитком, поданным троим друзьям старой мулаткой, а вовсе не алкоголем, которым он успел накачаться с начала свадебного банкета. Ноги у него подкосились, и он безвольно рухнул на пол, как связка хвороста, которую сильным движением бросают в пылающую топку камина.
Перед тем как Федерико должен был произнести слова торжественной клятвы, которая навеки связывала его с братством карбонариев, его отвели в дворцовую библиотеку. Стены этого священного алтаря от пола до потолка были покрыты книжными стеллажами. Сами книги выстроились на них стройными рядами, одна к одной. Над упорядочением этого собрания явно поработал некий параноидальный архивист-библиотекарь, обладающий особым тайным знанием – способностью ориентироваться в бесчисленных кипах бумаги, сброшюрованной и переплетенной в тысячи и тысячи томов. Оказавшись после шумного зала в тихом помещении библиотеки, Федерико некоторое время приходил в себя. Он даже не сразу заметил, что за письменным столом в дальнем углу комнаты сидит какой-то человек. Незнакомцу пришлось покашлять, чтобы обратить на себя внимание нового кандидата в члены братства. Оторвав взгляд от бесчисленных рядов книжных корешков, Федерико увидел маленького сухонького человечка, чье лицо, естественно, было скрыто маской. Взмахом руки тот предложил ему подойти к столу.
– Добро пожаловать в наше братство, профессор Капали. Лично я очень рад, что вы присоединились к нам.
Без сомнения, такие люди, как вы, питают наше общество новыми идеями и в то же время не дают нам сбиться с истинного пути.
Федерико был поражен столь любезным и лестным тля его самолюбия приветствием и не задумываясь пожал протянутую руку. Тактильные ощущения в пальцах и ладони подсказали, что перед ним человек пожилой, худощавый и никогда не занимавшийся физическим трудом.
– Большое спасибо, не знаю, как и ответить на столь любезный комплимент в мой адрес. С непривычки мне трудно поддерживать непринужденный разговор, когда я не вижу лица собеседника.
– Не волнуйтесь, молодой человек, – участливо ответил старик. – Всему свое время. Когда настанет час, вы увидите лица всех братьев. Пока что постарайтесь поверить в необходимость этих мер безопасности, которые со стороны могут показаться несколько театральными.
Старик вновь махнул рукой, и Федерико послушно присел на неудобный деревянный стул с высокой спинкой. Тем временем библиотекарь стал подробно рассказывать об истории ордена карбонариев. Эта лекция затянулась больше чем на час. За это время Федерико был ознакомлен с огромным количеством подробностей из жизни старинного могущественного братства и прослушал немало исторических анекдотов на эту же тему.
– История возникновения нашего братства уходит корнями в германские леса. Отличительной чертой наших первых братьев была верность – великая вера и верность истинных карбонариев. Франциск Первый вступил в орден, когда его ложи укоренились на землях, принадлежащих французской короне. Монарх сумел добиться того, что тост за его здоровье поднимался на всех праздниках и торжественных собраниях добрых братьев. Сам Франциск, имевший огромную популярность в народе, очень способствовал становлению ордена и укреплению его могущества. Наши братья создали целую систему знаков и символов, по которым они могли узнавать друг друга, даже не будучи знакомы лично. Согласно легенде, король принял решение вступить в братство после того, как, проведя целый день на охоте, чуть было не заблудился в лесу. Устав и сбившись с пути, он наткнулся на хижину дровосека. Там его принял один из наших добрых братьев. Не зная, что за человек появился на пороге его скромного жилища, он немедленно предложил ему кров и еду. Король назвал себя и заявил, что с этого дня в его стране больше не будут преследовать членов ордена, в который он решил вступить и сам. Больше того, с тех пор по указу короля были отменены все карательные санкции против бедняков, рубивших дрова и собиравших хворост в королевских лесах. Впрочем, для этого пойманному с поличным лесорубу нужно было доказать свою принадлежность к братству. В Италию, – дрожащим от волнения голосом продолжал библиотекарь, – движение карбонариев пришло через Неаполь. В тысяча восемьсот седьмом году один из наполеоновских министров раскрыл заговор против французского владычества: это был заговор итальянских карбонариев. Первая настоящая ложа в нашей стране была основана с началом войны против Австрии. Первые законы были написаны по-английски – по причине огромного вклада этой страны в борьбу против империи великого корсиканца.
Библиотекарь продолжал говорить, посвящая неофита во всё новые истории из жизни ордена, свидетельствующие о его огромном могуществе. Сам Федерико слушал его вполуха и при этом плотоядно поглядывал на бесконечные ряды книг, составлявших эту, по всей видимости, роскошную библиотеку. Он очень рассчитывал, что, став членом братства, сможет припасть к бездонному источнику тайных знаний. Бесконечные исторические анекдоты, сыпавшиеся из уст старого библиотекаря как из рога изобилия, скоро наскучили Федерико, но он всячески старался изображать живой интерес, справедливо полагая, что именно такого поведения ждут от новичка.
– Ну что ж, теперь, когда я вкратце ввел вас в историю нашей организации, – продолжал его собеседник, – нам предстоит пройти в церемониальный зал и принести присягу на верность ордену. Вас уже ждут великие иерархи и посвященные высших степеней. Как отвечать на их ритуальные вопросы, вы знаете. Надеюсь, вам известно, что эти вопросы, внешне простые, исполнены глубокого смысла, а ответы на них имеют силу клятвы. Хорошенько подумайте о своем решении и постарайтесь не обманывать себя. У вас еще есть время повернуть все вспять. Ответьте самому себе честно: не основывается ли ваше желание вступить в орден на каком-то корыстном желании? Если это так, то все обеты будут даны напрасно и все ваши усилия не приведут к цели. В душах наших братьев должен гореть огонь верности и великодушия. Не забывайте и о том, что предательство – это страшный грех, который карается по всей строгости наших законов. Помните, что вердикт Великого магистра является окончательным и обжалованию не подлежит.
Федерико расценил эти слова как неприкрытую угрозу. Сам он понимал, что истинные причины, побудившие его вступить в орден, можно было расценить как чисто корыстные: его интересовало лишь одно – связь между карбонариями и Карло Лоренцини, Коллоди, автором истории Пиноккио. Но даже сейчас, получив столь серьезное предупреждение, он был готов идти дальше и разыгрывать свой спектакль так долго, как этого потребуют обстоятельства. Ничто не могло заставить его свернуть с избранного пути, по которому он должен был пройти к величайшему достижению в своей жизни: если все сложится так, как он задумал, то рано или поздно ему удастся найти подтверждение существования литературного персонажа в реальной жизни. Все эти мысли крутились в его голове, и, чтобы отвлечься от них, он поинтересовался у библиотекаря:
– Прошу прощения, а принимают ли в орден иностранцев?
Старческий смех, больше похожий на кашель, предварил ответ библиотекаря, немало озадачивший Федерико:
– Иностранцев? Какие же среди нас могут быть иностранцы? Пока что вы единственный, кто принадлежит к другому миру.
Из этих слов Федерико сделал вывод, что женщина, назвавшаяся женой Марка Харпера, была, как и Коломбина, так называемой «садовницей», то есть членом ордена, а тот факт, что она родом из другой страны, не имел никакого значения. «Что ж, нужно будет еще подумать, кто она такая, но скорее всего Марк прислал ее, чтобы она помогла мне, – подумал Федерико. – Жаль, сейчас не удастся расспросить ни ее, ни старика библиотекаря о том, что меня больше всего интересует». Федерико оглянулся и увидел, что в дверях библиотеки его уже ждут двое не то конвоиров, не то стражников весьма сурового вида и более чем солидных габаритов.
Охранники проводили его через несколько дворцовых помещений, и вскоре перед ним открылись двери в зал торжественных церемоний. Отделанное досками помещение напоминало по убранству деревенский амбар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64