Чтобы как-то скрасить томительно текущие минуты ожидания, он сосредоточил внимание на разбираемых одним за другим делах. С ворами, бандитами разговор был короток – их без промедления отправляли в тюрьму. Затем перед судом предстала троица в кандалах на руках и ногах. Подсудимые были в простой темной одежде и держались с поразительным достоинством. Иеремия узнал среди одного из них того самого квакера, невольным свидетелем ареста которого стал. Именно его допрашивали первым. Сэр Джон Килинг спросил его:
– Мистер Джордж Грей, вам было дано время обдумать предупреждения, высказанные вам вчера на суде в надежде, что, вняв рассудку, вы все же проявите готовность принять присягу.
Повернувшись к судебному писарю, лорд – главный судья велел ему зачитать текст присяги.
Иеремия знал ее наизусть. Присягавший клятвенно признавал Карла II единственным вседержавным властителем королевства, лишал папу права назначать дворян. Кроме того, присягавший обязывался считать себя свободным от всех папских доктрин и энциклик, объявлявшихся еретическими.
– Так вы присягнете или нет? – допытывался у квакера сэр Джон Килинг.
– Ты не имеешь права требовать от меня присягать кому бы то ни было, друг мой, – спокойно, едва ли не дружелюбно ответил Джордж Грей.
Лорд – главный судья содрогнулся от подобной фамильярности: сама манера квакеров обращаться ко всем без исключения на ты или «друг мой», претила ему.
– Вот что, я запрещаю тебе называть меня на ты! – возмущенно бросил Джон Килинг. – Ты обязан с надлежащим уважением относиться к суду!
Квакер будто не слышал фразы председательствующего.
– Прости, если я задел тебя. Но в глазах Господа мы все люди, и посему все мы равны. И в духе Господа величать всех и каждого на ты, а не на вы.
– Ты наглец! Невоспитанный дикарь! – брызжа слюной, завопил Килинг. – Присягай, а не то тебя живо отправят в тюрьму.
– Сия клятва была составлена после «Порохового заговора» и направлена против папистов, но не против нас. Тем не менее приверженцы папы спокойно отправляют обряды, нам же не разрешают и всячески нас угнетают! Совесть не позволяет мне принимать эту присягу, ни эту, ни любую другую. Еще Христос призывал: «Не клянитесь!» И апостол Иаков говорил: «Прежде всего, братья мои, не клянитесь ни небом, ни землей, и никакой другой клятвою».
– Палач! Заткни этому бунтовщику рот! – распорядился лорд – главный судья.
Палач Джек Кетч послушно поднялся со своего места и грязной тряпкой завязал рот возмущенному квакеру. После этого Килинг вновь обратился к присяжным:
– Господа присяжные заседатели, этот человек по имени Джордж Грей обвиняется в отказе от принятия присяги. Вы сами слышали, что он сказал. Сомнений в его виновности нет. Так что мы ожидаем вашего приговора.
Присяжных не потребовалось долго убеждать. Джордж Грей и все его единоверцы были объявлены виновными. Конвойные вновь отвезли их в Ньюгейтскую тюрьму, где они должны были дожидаться решения судьи – то ли пожизненного заключения, то ли ссылки в североамериканские колонии.
Между тем наступил вечер. Сэр Джон Килинг перенес рассмотрение остальных дел на следующее утро. Иеремия, пробираясь сквозь толпу спешивших покинуть здание суда, устремился к сэру Орландо. Тот, заметив иезуита, направился к нему.
– Что привело вас сюда, доктор? Уж не интерес ли к этим не знающим ни совести, ни чести квакерам?
– Вообще-то нет, – ответил Иеремия. – Не так давно я по чистой случайности своими глазами видел, как арестовывали этого самого Джорджа Грея. Неужели есть необходимость подвергать их столь жесткому наказанию? Они ведь не заговорщики.
Трелони презрительно махнул рукой.
– Вы слишком наивны, веря в то, что квакеры проповедуют отказ от всякого насилия, как утверждает их предводитель Джордж Фокс. И среди них достаточно опасных типов, которые не остановятся ни перед чем, вплоть до бунта против трона. Вот тогда вы, католики, у них попляшете! Так что, святой отец, не советую вам обременять себя избыточным сочувствием и великодушием к ним. Но вы ведь явно пришли сюда не для обсуждения темы квакеров, как я понимаю.
– Нет, милорд, мне было хотелось поговорить с вами с глазу на глаз.
Сэр Орландо медлил с ответом, понимая, какую именно тему затронет иезуит. Однако он не мог отказать Иеремии и предложил пройти на первый этаж здания в небольшую комнатку.
– Итак, в чем дело, доктор? – с покорной улыбкой спросил Трелони.
– Я помню, как вы посоветовали мне не вмешиваться в вопросы, связанные с вашим браком, – начал Иеремия. – Но душа моя протестует, когда я вижу вас и вашу супругу несчастными.
Судья помрачнел.
– Вы действительно считаете мою жену несчастной? Бог ты мой, да она имеет все, что только можно пожелать; она совершенно свободный человек.
– Она желает лишь одного: видеть вас рядом, сэр! И она считает, что вы ее не любите!
Сэр Орландо помрачнел еще больше.
– Но вы ведь знаете, что это не так!
– Да, милорд, я знаю, что вы любите свою супругу – любите так, что готовы ради ее счастья и благополучия отказаться от вашего заветного желания.
Судья бессильно упал на стул.
– От вас на самом деле ничего не скроешь. Вы правы. Я боюсь, ужасно боюсь потерять Джейн. Если с ней случится то, что случилось с Бэт, я… я не знаю, что со мной будет. Я никогда себе этого не прощу!
– Послушайте, вовсе не всегда беременность непременно сводит женщину в могилу. Большинство благополучно преодолевают это испытание, давая жизнь здоровым и крепким детям, – попытался возразить Иеремия.
– Но признайтесь, святой отец, ведь есть исключения! Джейн еще так молода. Она и не жила-то по-настоящему. И я не могу подвергать ее жизнь опасности по своей прихоти иметь детей.
– Почему вы сразу не объяснили это своей супруге, а заставили ее думать бог ведает о чем?
– Ей этого не понять. Вы ведь ее знаете – она человек долга.
– Она имеет право знать правду, милорд. Вы что же, и впредь намереваетесь заставлять ее страдать от того, что чураетесь ее? Разве она заслужила подобное?
Сэр Орландо, вскочив со стула, принялся возбужденно расхаживать по комнате.
– Я все понимаю! И страдаю от этого. Но не могу я, не могу, боюсь оказаться даже близко от нее. Стоит мне взглянуть на нее, как меня охватывает непреодолимое желание обнять ее, поцеловать… И я боюсь, на самом деле боюсь, что утрачу над собой контроль и…
Он не договорил.
– Милорд, в смерти вашей первой супруги нет вашей вины!
– Нет, есть! Она умерла, потому что я требовал от нее детей… потому что в своем эгоизме постоянно подвергал ее жизнь опасности. И я никогда не смогу поступить так с Джейн. Слишком я ее люблю! И не хочу потерять!
Иеремия вздохнул. Он очень хорошо понимал опасения своего друга.
– Сэр, я не утверждаю, что вы не правы. Но и ваша жена имеет право знать, почему с ней так обращаются. Предоставьте ей самой решить, подвергать себя опасности ради потомства или нет.
– Говорю вам, Джейн молода. Она и понятия не имеет, насколько это серьезно.
– Милорд, прошу вас внять рассудку. Она, может быть, и молода, но далеко не глупа. Вы должны поговорить с ней.
– Не стану я с ней говорить.
– В таком случае придется мне, – решительно заявил Иеремия.
Сэр Орландо недоверчиво посмотрел на иезуита.
– Вы этого не сделаете!
Иеремия повернулся.
– Ваша жена имеет право знать всю правду, – бросил он, уходя.
И, не дожидаясь возражений Трелони, вышел из комнаты. Раздосадованный судья погрузился в долгое молчание.
Глава 27
Одним знойным июньским днем вдруг пропал Николас. Около полудня Ален послал подмастерье к одному из больных, и тот все не возвращался. Когда он не вернулся и к вечеру, Риджуэй собрался отправиться на его поиски, но, едва выйдя из дома, столкнулся с Уильямом.
– На вашем месте я пересидел бы эти дни дома, – предупредил Алена слуга леди Сен-Клер. – Разве вы не слышали, что голландцы высадились на побережье Франции и что наш флот готовится выйти в море?
– Слышал, но какое это все имеет отношение ко мне? – не понял Ален.
– По всему городу разосланы патрули, насильно рекрутирующие всех молодых мужчин в моряки. Сегодня дела хуже некуда. Лорд-мэру не выделили денег ни на пропитание этих бедняг, ни на выплату жалованья. Их всех согнали в Брайдуэлл и держат там под охраной, чтобы не разбежались.
Известие Уильяма встревожило Алена не на шутку.
– Я должен пойти на поиски Николаса. Может, и он среди них.
– Такое вполне возможно. Но окажись это так, как и чем вы сможете ему помочь? – резонно возразил Уильям. – Разве что на пару с ним послужить на корабле флота его величества? А это вполне осуществимо, стоит вам только на улицу нос показать.
– Но… я свободный гражданин города Лондона. Как это меня вдруг возьмут да заберут во флот?
– Я бы на вашем месте не тешил себя этим, сэр. Пока вы разыщете чиновника, который рассмотрит вашу жалобу, вас усадят на корабль, и делу конец. Поймите – вы не простой работяга. Вы врач! Хирург! А хирурги сейчас ох как потребны на флоте! Так что если уж они в вас вцепятся, ни за что не отпустят, можете мне поверить.
Ален понурил голову.
– Черт побери! Как мне быть, Уильям?
– А как остальным. Пошлите свою благоверную в военно-морское ведомство, пусть она там и передаст вашу жалобу.
Лекарь, будто осененный догадкой, взглянул на Уильяма.
– Скажите, а леди Сен-Клер смогла бы что-нибудь сделать для Ника?
– Ну уж наверняка раздумывать не стала бы, это я вам точно говорю, – ответил Уильям. – Но сейчас ее в Лондоне нет. Двор выехал в Виндзор. Боюсь, к ее возвращению будет поздно.
– А вы? Для вас ведь тоже непросто в таких условиях приглядывать за мной?
– Мы с Джимом – тертые калачи. Стоит нам заметить патруль, так мы сразу ноги в руки. Но вы правы, сэр, это и для нас небезопасно. Может, вы все-таки пару дней и без нас обойдетесь, пока флот уберется отсюда в открытое море? Все равно ведь этот Лэкстон не скоро опомнится.
– Конечно, конечно, – заверил его Ален. – Как-нибудь обойдусь.
Алену несколько раз пришлось упрашивать Энн сходить в военно-морское ведомство, пока она в конце концов согласилась. Но сходила туда, как и следовало ожидать, впустую. После этого Ален, невзирая на предостережения Уильяма, решил сам нанести визит на Ситинг-лейн. Здание ведомства неподалеку от Тауэра было буквально оккупировано возмущенно галдевшими женами, настаивавшими на том, чтобы их мужей отпустили домой или хотя бы уж выплатили им положенное жалованье. Доктор Сэмюел Пипс, ответственный за отправку резерва на флот, не решаясь показываться им на глаза, передал через третьих лиц, что, дескать, отбыл по важным делам.
Ален побывал и в Брайдуэлле, пытаясь там навести справки о Николасе, но и это ничего не дало. Три дня спустя он беспомощно созерцал, как насильно рекрутированных под причитания жен и невест посадили в лодки и развезли по кораблям.
Едва экипаж леди Сен-Клер въехал в Лондон, как на город обрушился страшный ливень. Аморе под шум дождевых капель, барабанивших по стеклу дверцы экипажа, смотрела на знакомые улицы. Итак, королевский двор покинул Виндзор и вернулся на Уайтхолл. Большинство придворных без долгих раздумий отправились во дворец, но Аморе решила перво-наперво заглянуть домой справиться, как идут дела, и повернула экипаж в другую сторону.
Из-за проливного дождя лошади вынуждены были тащиться шагом. Но когда экипаж достиг Хартфорд-Хауса, тучи разогнало, кое-где стали показываться кусочки синего неба.
Аморе, выглянув в окно кареты, к своему удивлению, заметила сидевшего на ступеньках у входа человека. И, узнав его, не дожидаясь, пока лакей откроет дверцу, выбралась наружу.
– Мастер Риджуэй! Да вы промокли до нитки! Почему вы не зашли в дом переждать этот ужасный ливень?
Ален поднялся навстречу леди Сен-Клер.
– Разве я мог знать, когда вы приедете. Да и потом, я вовсе не собирался к вам. Просто в последнюю минуту решил зайти. Очень захотелось повидать вас.
Женщина с улыбкой подала ему руку.
– Входите же, входите. А то, не дай Бог, простудитесь в мокрой одежде.
Ален, приняв ее руку, последовал за ней через холл на второй этаж, в будуар. Там Аморе велела служанке приготовить для гостя шлафрок, растопить камин. Когда та отправилась выполнять распоряжения, госпожа предупредила ее, что никого не принимает, – леди Сен-Клер не хотелось, чтобы кто-нибудь им мешал.
Когда они остались наедине, Ален печально посмотрел наледи Сен-Клер.
– Почему только вас не оказалось, когда вы были так нужны мне?
– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросила Аморе.
Риджуэй поведал ей о принудительном рекрутировании Николаса и о бесплодных попытках освободить подмастерье от службы на Королевском флоте.
– Я во всем виноват, – горестно заключил он. – Нельзя было отпускать его одного. Надо было самому отправиться тогда к больному!
– Прошу вас, не говорите так! Тогда вас и самого отправили бы на корабль.
– Может, и отправили бы. Но тогда мне не пришлось бы винить себя.
Аморе, взяв руки Алена в свои, утешительно произнесла:
– Я не сомневаюсь, что он благополучно вернется.
– Но ведь предстоят такие сражения! – возразил Ален.
– Вы должны твердо в это верить, мой друг, – убежденно сказала леди Сен-Клер. – Ваш подмастерье – парень опытный и осмотрительный. И сумеет найти выход из любого положения, если понадобится.
Утешительные слова Аморе подействовали. Они хоть и не умерили беспокойства о Николасе, но по крайней мере Ален уже не наедине с грызущим его чувством вины.
– Давайте снимайте мокрое платье, и просушим его у камина. Вина не хотите?
Риджуэй механически подчинился, стянув с себя сырую сорочку, после чего снял туфли, чулки и бриджи. Разложив одежду и обувь у камина, он набросил на себя шлафрок и подошел к Аморе, предложившей ему наполненный вином бокал.
Кивнув, он отпил глоток. Их взгляды встретились, и Аморе прочла в его глазах невысказанный вопрос. Ласково улыбнувшись, она отставила бокал и тихо произнесла:
– Я наказала служанке не тревожить нас, так что теперь вам, Ален, придется побыть за нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63