Но все это давно было. Тяжкие испытания, выпавшие на его долю, ожесточили характер. А потом гражданская война началась, и сэр Айзек Форбс вступил в армию парламентаристов. Сэмюел последовал его примеру и проявил на войне храбрость, но в битве у Нейзби его тяжело ранило. Отец бросил все ради него. И правильно поступил, как выяснилось. А не то Сэмюелу и не выжить.
Набрав в легкие побольше воздуха, служанка взволнованно продолжила рассказ:
– У сэра Айзека Форбса был камердинер, которому он полностью доверял. И вот однажды бедняга вывалился из окна господского дома и отдал Богу душу. Никто не видел, как это произошло.
– Это мог быть и несчастный случай, – предположил Иеремия.
– Мог, конечно, – согласилась Ханна. – Но камердинер слыл человеком трезвым, аккуратным и осмотрительным; он не стал бы высовываться из окна по самый пупок. Да и сам сэр Айзек наверняка был убежден, что ему помогли отправиться на тот свет, потому как сразу же после этого выставил всю прежнюю прислугу из имения. Не доверял он им после такого, и все тут.
– А сэр Айзек никого не держал на подозрении?
– Нет.
– Но раз он всех выставил, кто же тогда работал? Надо ведь было нанимать других, не так ли?
– Он перевез в имение кое-кого из лондонской прислуги, и меня тоже. Я хорошо помню, как он отчаянно сражался за жизнь своего сына. Никому и близко подходить к Сэмюелу не давал.
– А чего он так боялся?
– Наверное, чтобы Сэмюела не погубили.
– Кого именно он имел в виду?
– Да никого, хотя мне не раз приходилось слышать, как он проклинал всю свою родню, сражавшуюся на стороне короля. Честно вам скажу: мы все вздохнули с облегчением, когда Сэмюел пошел на поправку, и сэр Айзек перестал лютовать.
– Это я могу понять.
– Но это еще не все, доктор, – продолжала служанка. – После гражданской войны Сэмюел женился на девушке, за которую дали большое приданое. Вот только с детьми у них не ладилось. Словно проклятие какое. Стоило миссис Форбс понести, как ей день ото дня все хуже становилось, а потом ребенок рождался мертвым. Повитуха давала ей разные травы, чтобы выкидыша не было, да без толку. И на третьих родах бедная девушка умерла. Такой удар был для Сэмюела.
– А повитуха была каждый раз одна и та же?
– Насколько мне помнится, да.
– Как ее зовут?
– Изабелла Крейвен.
– И эта Изабелла Крейвен принимала все роды?
– Да, и у теперешней моей госпожи тоже. Но последнего, вот этого, она не принимала, нет. Сэмюел не захотел и настоял на том, чтобы наняли другую. И верно поступили, как можете убедиться. По-моему, он не доверял этой Изабелле Крейвен. Чему удивляться – ни один из детей не выжил. Не спасла… или не захотела спасти.
– Вы думаете, вина за мертворожденных детей целиком на повитухе? – задумчиво спросил Иеремия. – Причем у двух жен сэра Сэмюела Форбса.
– Ну, клясться я бы не стала, – призналась Ханна. – Но признаюсь, эта Изабелла Крейвен дела своего не знала. Во всяком случае, они поступили разумно, наняв другую повитуху.
С последним утверждением Ханны Иеремия был полностью согласен. Маргарет Лэкстон оказала семейству Форбс неоценимую услугу. Чем, вполне вероятно, нажила себе смертельных врагов.
Когда служанка ушла, к кроватке сына после ужина с супругом и свекром вернулась мать. Заметив, что Иеремия собрался уходить, она стала умолять его остаться до утра.
– Вы уходите, доктор? Но малыш еще в опасности.
– Мадам, он спокойно спит. Так что не тревожьтесь. Просто через равные промежутки времени давайте ему пить отвар из трав. С утра я снова буду у вас, обещаю.
Но, заметив испуг на лице Темперанции, Иеремия уйти не решился.
– Нет, – вырвалось у нее. – Умоляю вас, останьтесь! Я очень, очень боюсь, что с ним что-нибудь случится.
– Прошу вас, мадам, успокойтесь.
Женщина, казалось, не слышала его уговоров. С расширившимися в ужасе глазами она упала перед лекарем на колени, вцепившись в камзол.
– Прошу вас, не дайте ему умереть, – словно безумная умоляла она. – Вы должны, должны его спасти, иначе он и меня убьет…
Тут Темперанция осеклась, поняв, что сказала лишнее, и разрыдалась. Иеремия стоял будто громом пораженный.
– Что вы хотите этим сказать, мадам? Как это он убьет вас? И кто этот «он»?
Он попытался взять ее за руку, но женщина вырвалась. В глазах ее стоял дикий страх.
– Мадам, прошу вас, скажите, кого вы так боитесь?
Женщина затрясла головой, после чего, отвернувшись, бросилась вон из детской. Иеремия почувствовал, как по синие побежали мурашки.
Лишь утром он снова увидел Темперанцию. Минувшим вечером, поразмыслив как следует, Иеремия все же решил остаться. Ночь он провел на стоявшей в углу небольшой кровати, где спать пришлось скрючившись в три погибели. Мальчика больше не рвало, но его продолжал изнурять жидкий, слизистый понос. Иеремия время от времени поил его отваром, и это явно шло малышу на пользу.
– Вот видите, мадам, ему намного лучше, – попытался он подбодрить измученную мать ребенка. – От души надеюсь, что он выздоровеет. Так что позабудьте ваши страхи.
– Простите меня за вчерашнее, – смущенно попросила его Темперанция. – Это все нервы и боязнь за сына. Я ведь уже двоих потеряла. Думаю, вы поймете меня.
– Мне об этом известно, мадам. От души сочувствую вам. Но вчера вы говорили, что опасаетесь за свою жизнь.
Женщина отвернулась.
– Не знаю, к чему я это сказала. Наверное, и вправду была не в себе.
Подойдя к ней вплотную, Иеремия посмотрел ей прямо в глаза.
– Вы можете доверять мне, – понизив голос, произнес он. – Если кто-то вам угрожает, только скажите – постараюсь помочь.
Она выдержала его взгляд. Сейчас ничто в ней не напоминало насмерть перепуганную, близкую к панике женщину – Темперанция вполне владела собой.
– Доктор, прошу вас, забудьте о том, что слышали от меня вчера вечером. Единственное, о чем мы все должны помнить, – это ребенок. Вылечите его.
Покорившись судьбе, Иеремия со вздохом опустился на стул.
– Надеюсь, вы понимаете, что делаете, мадам.
– Кстати, вы выяснили, отчего моему сыну стало так плохо? – решила сменить тему Темперанция.
Иеремия отрицательно покачал головой.
– Увы, пока нет. А сейчас, если вы не против, мне все же хотелось бы пойти домой.
– Но вы ведь снова придете? – с надеждой спросила она.
– Разумеется, и довольно скоро.
Покинув дом на Лиденхолл-стрит, Иеремия углубился в раздумья. Повернув на Грэшиос-стрит и направляясь к Темзе, он попытался восстановить в памяти детали визита в дом Форбсов. У Лондонского моста пастор свернул на Темз-стрит и, пройдя мимо здания гильдии рыботорговцев, у «Старого лебедя» уселся в лодку, направлявшуюся к причалу Блэкфрайер. Вскоре Иеремия уже входил в лечебницу и сразу поднялся к себе в каморку умыться и сменить сорочку. Войдя в кухню за водой, он увидел там Энн. Жена Алена готовила обед.
– Ну как? Подыскали себе жилье? – осведомилась она. В голосе молодой женщины слышалось явное нетерпение.
– Не тревожьтесь, мадам, – саркастическим тоном ответил Иеремия. – Еще пару дней, и меня здесь не будет. Так что извольте потерпеть самую малость. Зато добьетесь своего. Вот только не любви.
Поджав губы, Энн надменно вздернула подбородок. Но Иеремия не доставил ей удовольствия, позволив втянуть себя в перепалку.
Поскольку Алена не было – лекарь отправился к больному, – Иеремия не стал задерживаться и, переодевшись, ушел из дому. Сев в лодку, отправлявшуюся к «Старому лебедю», вернулся в кабачок – следовало поесть, о чем напоминал бурчавший живот. Только после этого он направился к Форбсам.
Едва переступив порог дома, Иеремия понял: что-то стряслось. Сэмюел встретил его чуть не на пороге.
– Наконец-то! – недовольно бросил он. – Как вы могли уйти, видя, что моему сыну стало хуже.
– Но когда я уходил, вашему сыну как раз стало лучше, а не хуже, сэр, – недоумевал Иеремия.
– А сейчас ему опять хуже. Вот уже несколько часов его рвет. И кричит так, что сердце разрывается.
Такой поворот весьма обеспокоил Иеремию. Может быть, некий злоумышленник, воспользовавшись его отсутствием, сумел каким-то образом дать яд ребенку? Но как? Ведь у дверей детской слуга!
Направляясь к мальчику, Иеремия заметил чуть выше на лестнице двух человек. Присмотревшись, он узнал в одном из них Айзека Форбса. Другой мужчина, примерно ровесник главы семейства, неброско одетый, был иезуиту незнаком. Оба о чем-то шептались, незнакомец с озабоченным видом слушал старика Форбса. Тот, положив руку на плечо гостю, вполголоса что-то втолковывал. И в этот момент Иеремии показалось, что в лице старого пуританина проступило что-то человеческое. Поспешно распростившись с гостем, старик Форбс стал спускаться вниз.
– Доктор, что с моим внуком? – взыскательным тоном спросил он.
Перед Иеремией был прежний Айзек Форбс – недоверчивый, агрессивный, высокомерный.
– Почему вы ушли, вместо того чтобы облегчить его страдания? – продолжал глава семейства.
– Как я только что объяснил вашему сыну, сэр, нынешним утром мальчику стало существенно лучше. И я счел возможным ненадолго отлучиться по своим делам.
– Отчего же в таком случае ему вновь стало хуже?
– Пока что не могу сказать ничего определенного, сэр. Ваш слуга должен был внимательно следить, чтобы никто из посторонних не входил в детскую. Так что, вероятно, следует спросить с него.
– Хорошо, спросим, – согласился Айзек Форбс и жестом пригласил Иеремию следовать за ним наверх. У дверей в детскую оба остановились, и старик расспросил слугу, но тот клялся, что никого не видел и никого к мальчику не впускал.
– Ты никуда сегодня утром не отлучался отсюда? – строго допытывался Форбс.
– Нет, сэр.
– Ни на минуту?
– Никак нет, сэр.
– Вот видите, доктор, – повернулся Форбс к Иеремии.
Но иезуит, похоже, не был удовлетворен таким ответом.
– Скажи, тебе кто-нибудь приносил еду или же ты сам ходил за ней?
– Я ничего не ел, сэр, и ничего не пил.
– Это самый надежный из всех слуг, – подтвердил хозяин дома.
– Хорошо, я готов ему поверить, – согласился Иеремия. – Кто входил в детскую, пока меня не было? – спросил он у слуги.
– Никто, сэр.
– Точно никто?
– Разве что миссис Форбс, сэр.
– Одна?
– Нет, сэр, вместе со своей служанкой.
– С Ханной?
– Да, сэр.
Иеремия беспомощно развел руками.
– Должен признать, загадка мне не по силам.
– То есть вы хотите сказать, что не понимаете, чем болен мой внук, – полуутвердительно произнес старик Форбс.
– Если позволите, мне хотелось бы еще раз осмотреть мальчика.
Мать малыша с потерянным видом сидела у кроватки, бормоча псалмы. Заметив Иеремию, она в слезах бросилась к нему.
– Прощу вас, вы должны ему помочь! Его опять рвет, что ему ни дашь. Так он с голоду погибнет у нас на глазах!
Иеремия, успокаивающе кивнув женщине, склонился, над кроваткой, где лежал ребенок. Малыш кричал и беспокойно вертелся, перебирая ручонками и суча ножками.
– У вас еще остались вчерашние травы? Если нет, пошлите за ними к аптекарю, – попросил Иеремия. Дождавшись, пока все уйдут, он обратился к Темперанции: – Вы кормили ребенка после моего ухода?
– Да, но его вырвало. И понос никак не прекращается.
– Что вы ему давали?
– Только отвар. Как вы велели.
– Кто готовил отвар? Ваша служанка?
– Да, она. Но Ханне я полностью доверяю.
В том, что Ханне можно доверять, Иеремия и сам не сомневался. Вероятно, следовало искать причину недуга в другом, но в данный момент он не был готов к этому. Иеремии ничего не оставалось, как только поить малыша отваром из трав и уповать на то, что они, как и в первый раз, благотворно подействуют на ребенка.
В тот вечер Иеремия без уговоров решил переночевать у Форбсов. И когда на следующий день ребенку стало лучше, весь дом вздохнул с облегчением. Но пастор не успокаивался – еще предстояло выяснить, отчего страдал ребенок. По его совету мать не давала мальчику есть до второй половины дня, но потом, убедившись, что состояние малыша улучшилось, Иеремия позволил ей покормить сына.
Приличия требовали оставить мать наедине с сыном, и Иеремия удалился в смежную с детской комнату, но дверь прикрыл неплотно. У него возникло подозрение, и следовало убедиться в его обоснованности, для чего потребовалось пойти на хитрость. Бесшумно приблизившись к двери, пастор через щелочку заглянул в детскую. Он увидел, как Темперанция взяла сына на руки, но, похоже, грудь ему давать не спешила, поскольку даже не думала распускать шнуровку корсета. Стоявшая тут же служанка подала ей что-то, Иеремия не разглядел, что именно. Так и есть, его догадка подтверждалась. Иеремия распахнул дверь и шагнул к женщинам, которые при виде его испуганно отпрянули. На пол со звоном упала ложечка, а в руках у служанки Иеремия заметил миску с молочной кашей.
– Мадам, почему вы скрыли от меня, что у вас пропало молоко? – стараясь говорить как можно мягче, спросил Иеремия.
Растерянная и перепуганная молодая мать была готова расплакаться. Ханна, поставив миску на стол, взяла ребенка у Темперанции.
– Я… я не могла, – всхлипывая, ответила женщина. – Вам ведь известно, как мой муж относится к кормилицам. Мол, они портят характер ребенку. Дескать, мой долг – самой выкармливать собственное дитя. Как я могла признаться ему, что у меня пропало молоко? Тогда он подумал бы, что я вообще ни на что не гожусь, – дрожащим голосом объясняла мать.
– И вы решили выкармливать малыша кашей?
– Да. Молока становилось с каждым днем меньше, ему не хватало. Он худел и постоянно кричал. Вот я и попросила Ханну приготовить кашу на молоке.
– А где вы брали молоко для каши?
– Покупали у молочницы, она приносит его из Финсбери, – ответила за свою госпожу Ханна.
– Я верю, что вы хотели как лучше, – деликатно произнес Иеремия. – Но это молоко не может быть свежим – его ведь приносили издалека. И пусть на вид оно свежее, многие грудные дети его не переносят. Например ваш сын. Единственная возможность вырастить его здоровым – прибегнуть к помощи кормилицы. Так что вам, мадам, придется рассказать мужу все как есть.
Темперанция с ужасом посмотрела на пастора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63